Из дневников Босоногого мага - DOBROmood

не запомнил. А За’Ар прожила чью-то жизнь, очень долгую жизнь по человеческим меркам и когда проснулась, говорила исключительно на эльфийском.

Поведал Ма’Ай и добавил:

— Большего я объяснить не могу и не способен. Только не напоминай ей об этом, она не любит это вспоминать.

— Как бы я хотела более точно понять, что там в этих пещерах творится, — вздохнула Ашран. — Что с вами произошло на самом деле.

— Я думал, тебя попросить, когда научусь магии, вернуться со мной в эти пещеры.

Она поражённо уставилась на него.

— На другой конец мира?

— Да, — подтвердил он. — Я для этого магии и учусь, не хочу быть бесполезным.

Ашран погрузилась в размышления. Ма’Ай не знал, о чём она думает и не мог даже предположить, но ему очень хотелось, чтобы она была с ним. Они медленно брели по мощеной тропинке окруженной ветвистыми деревьями. Сверху на них разливалось стрекотание ночных цикад. Приближалась летняя ночь шумная, звучная и таинственная. Темнота окружала их только вокруг, а поодаль было будто светло.

— Хочу тоже кое в чем признаться, Ма’Ай, но обещай мне, что это останется между нами? — Тихо спросила Ашран.

— Обещаю, — тут же отозвался Ма’Ай.

— Я все время думаю о словах Мори, что заклинание, которым он чуть не убил тебя, он читал на мне. Я пыталась, но так ничего и не увидела, — сказала она тихим голосом. Ма’Айю даже почудилось, что темнота в парке стала гуще от ее слов. — Я думаю, что единственным, кто мог, наложить это заклинание была моя мать.

Она помолчала, прежде чем продолжить:

— Но пугает меня не это. Суть заклинания не в вечной жизни, как считал, Мори. Моя мать заплатила жизнью за контракт с демоном. Вечная жизнь за вечное служение. Я знаю, что эльфы избавили мир от демонов, уничтожив их. Но если это действует с теми же техническими условиями, как запись в книге незапечатанных заклинаний и мы, уничтожив книгу, разрушили его. Может ли быть так, что я не могу умереть потому, что демоны существуют?

Ма’Ай раздумывал над ответом, когда заметил один из незажжённых магических фонарей, что объясняло окутывающую их темноту.

— Смотри! — выкрикнул он, положив руку на столб изрезанный рунами. Руны задвигались, превращаясь в желто-теплый апельсиновый поток, видимый лишь ему и наполняющий фонарь светом. Он широко улыбался, все ждал подходящего момента, чтобы показать чему смог научиться, как ему, казалось, этот момент настал. — Поверь мне, ты можешь не бояться. К тому времени, когда какой-либо демон заставит тебя служить ему, моя магия будет настолько сильна, что я его уничтожу. Ты же мне веришь?

Ма’Ай почувствовал, как у него загорели уши, от столь самоуверенных слов. Она смотрела на него и глаза ее блестели, отражая свет фонаря.

— Верю, — сказала она, взяв его за руку продолжая их путь.

Несмотря на всё страшное, произошедшее с ним этим летом, на то, что лето заканчивалось, он был счастлив. За его спиной словно выросли крылья. Это так важно, когда в тебя кто-то верит. И не просто кто-то, а Ашран Квинламин.

«У каждого должно быть такое лето, когда идешь по земле, будто летишь по небу» — подумал он.

Магический фонарь — дивное изобретение эльвиров, мигнув пузотелом, проводил взглядом странную парочку уходившую прочь.

Высокий стройный мужчина средних лет в одеждах службы решения дел, уверенной походкой шагал по каменной мостовой. От всего его внешнего вида веяло утонченным благородством. Волосы редкого оттенка медового золота, собранные в высокий хвост подрагивали в такт его шагам. В ореховых глазах мерцали отблески фонарей. С легкой улыбкой на тонких губах он вел за собой, держа за руку молодого парня. Парень был ниже ростом, коренаст и плечист. Его смуглая кожа, загоревшая почти до цвета бронзы, выдавала в нем уроженца Белого королевства. Чёрные волнистые волосы ниспадали на опущенное вниз лицо. Несмотря на крупные черты лица, в них присутствовала милая округлость. Широкая улыбка непонятным образом придавала парню полупридурковатый вид. Он шлепал босыми ногами, послушно следуя за мужчиной.

Им было не суждено, когда-либо пройти по этой дороге ещё раз. Не дано было узнать, что зажженному в тот вечер Ма’Аем фонарю, даровано некое необъяснимое свойство — смотреть в мир. Смотреть и светить более пяти десятков лет, но это уже совсем другая история.