Непорочная грешница - Рексанна Бекнел

Так или иначе, надо было закончить мытье. Линни, зайдя Экстону за спину, скомандовала:

— Ну-ка нагнись!

Тот молча подчинился, и она в мгновение ока намылила ему голову и принялась мыть черные, с синеватым отливом волосы.

Из спальни шумной гурьбой вывалились работники. Судя по всему, шумели они нарочно, предупреждая, таким образом, милорда и миледи о своем появлении. Мимо ванны, в которой с намыленной головой сидел Экстон, они, во всяком случае, прошли едва ли не на цыпочках и один за другим растаяли в темном лестничном проеме. Замыкала шествие Норма. Оказавшись на лестнице, она на мгновение задержалась и посмотрела на Линни, но та успокаивающе ей кивнула, и служанка вслед за плотниками стала спускаться вниз.

Теперь в коридоре никого, кроме Линни и ее мужа, не оставалось.

— Теперь окунись, — попросила она мужа, когда слуги удалились.

Экстон на мгновение скрылся под водой, а потом снова появился на поверхности, протирая глаза руками и отплевываясь. Чтобы не попасть под каскады брызг, Линни отошла от бадьи на пару шагов.

Экстон откинул со лба мокрые волосы и поискал глазами жену.

— Иди-ка сюда, женушка.

— Я уже снимаю туфли, милорд. Он наблюдал за тем, как она, приподняв подол платья, сняла сначала одну туфлю, потом другую.

— Ага, стало быть, ты окончательно признаешь меня своим лордом и господином и готова ублажать меня всеми доступными тебе способами?

Золотая цепь Экстона жгла ей промежность, и она, ступив с ноги на ногу, смогла выговорить только одно короткое слово — «да». — Тогда иди сюда — и побыстрее!

Линни подошла поближе.

— Следует ли мне, господин мой… я хочу сказать, можно ли мне сначала снять платье? — В этот момент она отчаянно боролась с завязками, стягивавшими рукава в запястьях.

— К черту! — гаркнул Экстон. Он уселся в ванне прямо и схватив Линии за руку, с силой подтянул ее к самому бадьи.

— Но как же… в платье — и в воду?

— Платье не имеет никакого значения. Плевать на платье! — Экстон взял ее за обе руки и дернул на себя. Мелькнув в воздухе босыми ногами, она упала ему на грудь.

Пытаясь хоть как-то устроиться в тесном пространстве бадьи, Линни отчаянно забарахталась в мокром, облепившем тело платье. Экстон подхватил ее за талию, и она и глазом не успела моргнуть, как оказалась в воде. Юбки теперь походили на яркий мокрый цветок, сорванный и брошенный в пруд неведомо откуда взявшимся ураганом.

— Вот так-то оно лучше, — произнес Экстон, подтянув ее поближе к себе. — Теперь же, моя непослушная женушка, настала пора приступать к основной части дела, ради которого ты полезла в воду.

Хотя любовная игра, которую затеял Экстон, представлялась забавой постыдной и даже невероятной, Линни откликнулась на нее всем своим женским естеством. И пусть мокрое платье сделалось тяжелым и ужасно мешало, а деревянная бадья оказалась все-таки слишком тесной для двоих они, ослепленные страстью, не обращали внимания на эти мелочи. Экстон усадил ее на себя, и они в едином порыве принялись совершать размеренные движения, которые позволяли каждому из них делиться друг с другом своей радостью. В этом процессе не было эгоизма — каждый брал ровно столько, сколько отдавал другому.

— Как хорошо, женушка, — простонал Экстон, впиваясь пальцами в ее поясницу, от чего пристегнутые к ее талии и бедрам золотые цепочки еще глубже врезались в тело. Он вздымал ее над собой и снова тянул вниз усилием одних только мускулистых рук до тех пор, пока Линни не ощутила приближения мига конечного блаженства и не содрогнулась от сладостного предчувствия. Она вскрикнула и опыталась освободиться из его объятий, но Экстон удержал ее и обрек на продолжение сладостной муки. Через мгновение он вскричал сам, и в его хриплом голосе разом раздавались и триумф одержанной над ней победы, и признание ее власти над его плотью.

гда все закончилось, они прижались друг к другу и замерли, заново переживая только что свершившееся. Линни приникла щекой к его мокрому плечу и вся отдалась чувству, тем более что его мужское естество продолжало находтся в ней и властно напоминало о своем присутствии. Только сейчас Линни не испытывала ни смущения, ни скованности. Экстон снова доказал ей, что в положении замужней женщины есть свои преимущества. Раньше Линни, представляя свое будущее замужество, мечтала о любви и да не думала о физической близости, которая сопровождает это чувство. Своего будущего мужа она представляла человеком мягким и добрым и скорее другом, нежели любовником.

Но судьба распорядилась так, что она вышла замуж за мужчину, которого обязана была бояться и ненавидеть. При этом этот мужчина одарил ее физическим блаженством, источник которого оставался для нее тайной за семью печатями. То обстоятельство, что в замке все до последнего человека знали, чем она занимается с Экстоном и как отвечает на его ласки, лишь усугубляло царившую у нее в душе сумятение.

Однако что бы там ни думала в этот момент Линни, она продолжала изнывать от блаженства в объятиях Экстона. Мокрое платье холодило ей кожу, и она понимала, что по замку скоро начнут ходить легенды и об этом платье, и о том, как она одетая, отдавалась своему мужу в деревянной бадье, наполненной водой. До тех пор, разумеется, пока Экстон не выдумает какую-нибудь новую забаву, которая, в свою очередь тоже сделается предметом толков и пересудов, затмив старую.

Один только создатель знает, что это может быть, Линни не отрицала, что и ей самой было бы любопытно выяснить.

Экстон смотрел на жену и удивлялся. Он не ожидал найти ни красоты, ни подлинной страсти в своей будущей супруге. Не ожидал он и того, что его будущая спутница жизни станет его волновать, как никто и и то на свете. А между тем подобное волнение он испытывал постоянно — стоило ему только на нее посмотреть или о ней подумать.

Его притягивало к ней не одно только ее физическое совершенство — всякий мужчина на его месте при виде привлекательной женщины испытал бы сильнейшее желание. Его страсть к жене была куда глубже обыкновенного вожделения и временами даже затрудняла ему привычную жизнь. Суть заключалась в том, что он никак не мог ею насытиться.

Он спускался следом за ней по лестнице, наблюдая совершенно завороженный, как плавно и грациозно в такт шагам покачивались ее бедра. Он был без ума от этих нежных округлостей, обтянутых летящей тканью платья, в которое переоделась после купания. Эта женщина искушала и соблазняла, не прилагая к этому ни малейших усилий. Но при этом обладала способностью выводить его из себя, до такой степени, что ему временами хотелось ее задушить.

При мысли о том, что вчера ночью он едва ее неубил Экстон нахмурился. А ведь ссора разгорелась только из-за того, что она вступилась за своих родственников. Казалось бы, что в этом особенного? Привязанность к близким — дело естественное. Правда же заключалась в том, что, по мнению Экстона, такого рода привязанность она должна была испытывать только к нему одному. Ему хотелось, чтобы он, а не близкие, стал центром ее мироздания. Только он теперь ее семья — новая и единственная!