Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме - Пирмин Майер

То, что Гогенгейм видел в женщине особый, таинственный микрокосм, представляет немалый интерес для отрасли современной науки, занимающейся изучением лекарственных средств. Так, в высшей степени любопытным можно считать указание на уникальную пищеварительную систему и особый тип жажды, испытываемой женщиной. Выводы Парацельса близки положениям современной научной диетологии, которая предусматривает специфические виды диет для мужчин и женщин. Различаются допустимая норма калорий, соотношение продуктов питания и другие составляющие полноценной диеты.

Рекомендации Гогенгейма в области женской медицины также не теряют своей остроты и актуальности. Своевременным остается принцип, согласно которому понятие «женского лекарства» не следует возводить в догму, равно как нельзя по отдельности догматизировать гомеопатический или аллопатический виды лечения. Существуют практические сферы медицины, в которых строгая дифференциация мужчин и женщин не имеет принципиального значения. Примером этому может служить любое инфекционное заболевание, которым женщина способна заразиться от мужчины (IX, 214).

В «Парамируме» косвенно затрагивается проблема существования и деятельности ведьм. Знаток творчества Парацельса Зепп Домандл выдвинул в 1990 году тезис, согласно которому Парацельс одобрял ведовские преследования. Однако мнение Домандла основывается всего лишь на одной фразе из книги «Оккультная философия» (XIV, 539), которая, с точки зрения Карла Зюдхоффа, ложно приписывается Гогенгейму. [213] Именно к этому «оккультному хламу» (Зюдхофф, XIV, S. XXIX), опубликованному в 1570 году Михаилом Шутцем, можно отнести слова Бартоломе Шовингера о том, что имя доктора Теофраста присваивалось множеству сомнительных опусов, о которых тот даже не слышал.

Сомнительность источника, выставляющего Гогенгейма сторонником ведовских гонений, не подрывает достоверность того факта, что автор твердо верил в реальность ведовства. Об этом недвусмысленно говорится на страницах многих его работ, особенно в «Великой астрономии» и сочинении «О метеорах», где эта проблема рассматривается в связи с предполагаемым участием ведьм в порче погоды. В подлинных текстах Парацельса костры не упоминаются в числе возможных средств защиты от колдовства. По мнению автора, самыми эффективными оберегами являются магниты и кораллы (II, 45). Восприятие колдовства как неотъемлемой части повседневной жизни и веру в существование ведьм, свойственные Гогенгейму, нужно рассматривать в общем контексте его творчества. В этой связи нельзя не вспомнить его одобрительные отзывы о нимфах, сопоставимые с оценками этих мифических существ Лютером и прочими реформаторами, которые опасались назвать нимф дьявольским отродьем. [214] В целом положительные высказывания Гогенгейма о женщинах перевешивают его негативные отзывы о них.

Заключение к книге «Парамирум» представляет собой одно из немногих полемических мест в творчестве Гогенгейма. Автор говорит о том, что Бог создал врачей и лекарства из земли. Однако, по его мнению, это положение не распространяется на треклятых представителей схоластической медицины. «Вас, – пишет Гогенгейм, – создали Лейпциг, Тюбинген, Вена, Ингольштадт… так что на вкус вы не холодны и не горячи» (IX, 229). Осознавал ли автор, что его слова могли быть восприняты как пощечина бывшему ректору Венского университета, к которому он обращался в посвящении к книге? Можно предположить, что четвертая книга о матрице не предназначалась для Вадиана. Возможно, она была написана по прошествии какого-то времени после того, как первые три части сочинения остались незамеченными городским врачом. В последних строчках книги автор проводит любопытное сравнение научных текстов с музыкальными инструментами и геометрическими фигурами: «Если бы сочинения были подобны флейтам, то лишь высокопрофессиональный органист смог бы сыграть мне на них чарующую мелодию! Их можно сравнить с работой геометров. Последние придумывают различные круги и инструменты, которые после этого начинают жить собственной жизнью. Вместе со своими инструментами геометры мысленно отрываются от земли и пускаются в полет! Деревянные лошади красивы на вид и мало чем отличаются от настоящих. Однако, когда дело доходит до скачек, обман обнаруживается» (IX, 229/230).

Путешественник, задержавшийся на время в Санкт-Галлене, подарил городу и вместе с тем всему миру уникальную книгу о женщинах. Она написана в напоминание «мужчинам о том, сколь высоко их происхождение» (IX, 183), и показывает ученым всего света величие сократического, парацельсовского и кантовского смирения. В основе последнего лежит элементарное незнание: «никто не знает того, что представляет собой человек на самом деле» (IX, 184). Поэтому и мы не можем похвастаться знанием сущности женщины.

Глава XI Парапсихиатрия, или О невидимых папах

Яви нам свою помощь, Боже, принявший горькую смерть ради человеческого рода, чтобы тень смущения скрылась с поверхности моей души.

Из «Книги Святой Троицы»

Для каждого столетия характерен особый, свойственный только ему вид безумия, который несет в себе сильный отпечаток эпохи. Регулярно появляются проблемы, которые ставят человека на грань помешательства. Положение усугубляется тем, что отнюдь не каждое поколение людей дает психиатра, которому под силу справиться с безумием своих современников. К примеру, таким психиатром был Зигмунд Фрейд, теория которого отвечала психологическим потребностям закомплексованных бюргеров предвоенной эпохи. Более чем за 100 лет до Фрейда в Германии жил другой психотерапевт, Франц Антон Месмер (1734–1815). Будучи последователем Парацельса, он стяжал сомнительную славу шарлатана, хотя точность его диагнозов и назначаемое лечение свидетельствуют о нем как о прогрессивном специалисте эпохи рококо. Гипнотизер и виртуоз стеклянной гармоники, он справедливо может считаться Моцартом среди психиатров. Не зря великий композитор посвятил ему прелестную вещицу «Бастьен и Бастьенна». Наиболее подходящим врачевателем психических ран общества реформационной эпохи был Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм.

Если основными причинами сумасшествия современных людей чаще всего являются идеологические химеры или склонность к самоутверждению в форме патологического нарциссизма, то в Средние века и даже в раннее Новое время люди сходили с ума по религиозным мотивам, или, говоря словами Гогенгейма, «вследствие злоупотребления силами, заключенными в нашей вере» (IX, 265). Так, сумасшествие той эпохи выражалось, в частности, в неистовой жажде крови ближнего. «Убей, повесь, зарежь, утопи» (II, 3, 174) – выкрикивая эти и другие слова, католики и протестанты ополчались друг на друга и ставили противоположную партию вне закона. На этом фоне не менее патологичным выглядели тенденции к мазохизму и самоуничижению. Для людей, страдавших этой формой помешательства, жизненной формулой был девиз святого Лаврентия: «Переверни меня, чтобы другая сторона так же хорошо обжарилась!» (IX, 283).