Убийство Берии, или Фальшивые допросы Лаврентия Павловича - Борис Соколов

У меня не осталось в памяти заслуживающих внимания воспоминаний о рассказах Берия о своем прошлом, о работе его в Баку. Помню, что эти рассказы были краткими и случайными. Кроме того, что написано в его биографии в Большой Советской Энциклопедии, у меня сохранилась в памяти одна деталь, что Берия работал в комиссии по экспроприации буржуазии в Баку.

Вот примерно, что я ныне припомнил и что я счел нужным в первую очередь (подчеркнуто В.М. Молотовым. – Б. С.) сказать о Берия.

Более подробные данные о Берия и моей работе с ним изложены в другом, более обширном письме, которое мною подготовлено, перепечатывается и будет представлено дополнительно» (РГАСПИ, фонд 82 (В.М. Молотова), оп. 2, д. 898, лл. 145–156.).

Тут необходимо отметить, что уже первое письмо Меркулова должно было разочаровать Хрущева и его коллег по Президиуму ЦК КПСС. Нельзя же, в самом деле, всерьез инкриминировать человеку то, что он пытается делать карьеру и стремится стать секретарем Закавказского крайкома партии. Или что он старается использовать других людей в своих интересах, или что он говорит о своей любви к Сталину только для того, чтобы приблизиться к власти. Также вряд ли произвели на читателей письма большое впечатление данные о том, что Лаврентий Павлович плохо владел русским письменным, и поэтому речи и статьи за него писали спичрайтеры. Такова была обычная практика среди высших партийных и советских работников. Вот насчет книги об истории большевистских организаций в Закавказье обвинение в плагиате решили все-таки предъявить. Ведь это всетаки был серьезный исследовательский труд, с привлечением архивных источников, хотя его выводы, конечно же, были заданы заранее. Только для того, чтобы было похоже на настоящий плагиат, книгу из плода коллективного труда (как было на самом деле) превратили в труд одного заведующего отделом агитации и пропаганды Закавказского краевого комитета партии Ермолая (Эрика) Алексеевича Бедия, который вскоре действительно был репрессирован. Только сделал это Берия не потому, что хотел избавиться от свидетеля плагиата. В прошлом Бедия был связан с внутрипартийной оппозицией и в этом качестве подлежал непременному репрессированию в рамках террора 1937–1938 годов. Тем более что его расстрельный приговор был вынесен Сталиным и другими членами Политбюро (имя Бедия есть в так называемых «Сталинских списках» – списках арестованных, приговор которым выносило Политбюро). Другой же соавтор книги, Петр Шария, благополучно уцелел.

Перспективным казалось только досье о службе Берии в мусаватистской контрразведке. Но и здесь получалось, что документы этого досье вроде бы оправдывают Берию. Иначе бы он вряд ли стал бы их показывать Сталину и вряд ли бы стал ими дорожить. Тем не менее, досье это стоило найти. Там могли обнаружиться хоть какие-то документы, которые, вырвав из контекста других документов досье, можно было попытаться представить как свидетельство того, что Берия служил у мусаватистов.

Однако второе письмо Меркулова, датированное 23 июля, оказалось столь же разочаровывающим, как и первое. Всеволод Николаевич писал: «Я знал Берия почти 30 лет. И не только знал, но в отдельные годы этого периода был близок к нему, не раз бывал у него дома в Тбилиси.

Разумеется, за все эти годы я никогда ни на минуту не подвергал сомнению его политическую честность. Он никогда не давал мне повода усомниться в его преданности и любви к товарищу Сталину.

Но теперь в свете того, что я узнал о преступных действиях Берия, перебирая в памяти прошедшие годы, я уже другими глазами смотрю на факты и события, связанные с Берия.

Исходя из предложения, сделанного мне Вами, я попытаюсь далее проанализировать то, что я видел и слышал, бывая с Берия, и что сохранилось у меня в памяти. При этом мне, к сожалению, придется также говорить о себе, так как иначе не будет понятен характер отношений Берия ко мне и моих – к нему.

С сентября 1921 года я начал работать в ЧК Грузии в должности пом. уполномоченного. Осенью 1922 года заместителем председателя и начальником секретно-оперативной части (СОЧ) ЧК Грузии был назначен Берия, приехавший из Баку.

Перед майскими праздниками 1923 г. группа чекистов задумала выпустить печатный сборник под названием «Чекисты – Первому Мая». Типография в ЧК Грузии была своя, и поэтому технически выпуск такого сборника не представлял трудностей. Всего в этом сборнике вместе с обложкой насчитывалось 12 или 16 страниц обычного журнального формата. Заполнен он был статьями и заметками сотрудников ЧК Грузии. Была в сборнике статья за подписью Берия, но, как говорили, эту статью писал не Берия, а некий Логинов, прибывший в ЧК Грузии незадолго до этого из ОГПУ.

Я также принял участие в этом сборнике, написав нечто вроде статьи или фельетона под заголовком «Я и Мы».

Статья была достаточно наивной, не блистала особыми достоинствами, но все же своим стилем и содержанием она резко отличалась от всего другого помещенного в сборнике материала, в общем, довольно бледного и шаблонного, так как сборник этот был подготовлен и издан буквально в течение нескольких дней.

Моя статья обратила внимание Берия. Хотя она была подписана псевдонимом, Берия, конечно, узнал, кто автор, и вызвал меня к себе познакомиться.

Очевидно, именно тогда Берия увидел во мне человека, владеющего пером, умеющего литературно излагать свои мысли, т. е. он увидел во мне то, чего он был сам лишен и чего ему никогда недоставало, – грамотность.

Должен сказать (сейчас, спустя 30 лет, я, полагаю, могу это сделать без риска быть обвиненным в самовосхвалении), что в тот период, несмотря на свои 27 лет, я был наивным, очень скромным и очень застенчивым человеком, несколько замкнутым и молчаливым. Речей я не произносил и так и не научился произносить их до сих пор. Язык у меня был словно чем-то скован, и я ничего с ним не мог поделать. Другое дело перо. С ним я умел обращаться.

Не был я также никогда ни подлизой, ни подхалимом или выскочкой, но держал себя всегда скромно и, думаю, с чувством собственного достоинства.

Таким я и предстал перед Берия, когда он меня тогда вызвал. Не надо было быть особо проницательным, чтобы понять все это, и мне думается, что Берия с первого взгляда разгадал мой характер. Он увидел возможность использования моих способностей в своих целях без риска иметь соперника или что-либо в этом роде.

Короче говоря, в конце того же мая месяца 1923 г. я был назначен Берия начальником Экономического отдела ЧК Грузии (в это время я работал в ЭКО уполномоченным или старшим уполномоченным, не помню, была ли тогда такая должность).

Вскоре в ЧК Грузии прибыл некий Станский (Иосифа Фомича Станского (Парухова) его племянник Марк Перельман характеризует как «члена партии, подпольщика с дореволюционных времен, юриста, кончавшего Петербургский университет и некогда стажировавшегося у самого О. Грузенберга, известного адвоката, защитника Бейлиса и публициста. Человеком Станский был серьезным и еще при Временном правительстве занимал пост председателя Военного трибунала Закавказского фронта». – Б. С.). Его надо было устроить на ответственную работу. Берия вызвал меня и спросил, не буду ли я возражать, если он назначит Станского начальником ЭКО, а меня его заместителем.