Записки военного советника в Китае - Черепанов Александр Иванович

В начале 1924 г., как уЖе говорилось, в Гуанчжоу были специально созданы курсы по подготовке кадров крестьянского движения. ляо Чжун-кай, возглавлявший крестьянский отдел 1ДИК Гоминьдана, полностью доверил руководство курсами коммунистам.

Ляо Чжун-кан придавал огромное значение рабочему движению, большое внимание уделял созданию школ для повышения грамотности рабочих. Он считал, что в тех условиях повышение Общеобразовательного уровня трудящихся имеет больше^ значение, чем официальная система образования. Он любил рабочих и постоянно проявлял заботу о них.

Честный и неподкупный человек, Ляо Чжун-кай, будучи министром финансов, начальником департамента финансов, жил просто и скромно. Он считал, что хозяин страны — народ и государственные средства должны расходоваться на ну*ды „ар0да. Ляо Чжун-кай внушал служащим министерства, что «чиновник не должен любить деньги, так как иначе народ обнищает и государство придет в упадок». В то время финансовое дело в Гуандуне еще не было централизовано, существовало множество налогов ц поборов, произвольно взимавшихся различными милитаристами. Поскольку все эти вояки погрязли в корруПцни> народные деньги беззастенчиво присваивались, а на нужды Национально-революционной армии средств не хватало.

По настоянию Ляо Чжун-кая в свое время была разослана циркулярная телеграмма, в которой ставился вопрос об унификации финансовой системы. В этом документе Ляо Чжун-кай требовал «ввести точный учет численности войск, считать число солдат по количеству оружия: одна винтовка — один солдат, и выдавать довольствие в соответствии с этим; все виды налогов и все военные расходы передать в единое ведение финансового ведомства; всем должностным лицам проявлять бескорыстие, не удерживать в свою пользу ни гроша».

Унификация финансов отняла бы у милитаристов жирный кусок, поэтому Ляо Чжун-кай навлек на себя их особую ненависть.

«В начале июля 1925 г. правые гоминьдановцы,— рассказывала мне вдова Ляо Чжун-кая Хэ Сян-нин,— провели в доме Ху Хань-мння совещание, в котором приняли участие больше 20 человек, включая Цзоу Лу, Дэн Цзы-жу, У Те-чэна, Линь Чжи-мяня, Ху И-шэна, Линь Чэн-миня. На этом совещании специально обсуждался вопрос о деятельности Ляо Чжун-кая».

Заговор правых был направлен в первую очередь против коммунистов и Ляо Чжун-кая. Для осуществления своих замыслов они выступали за сохранение старой системы единоличного руководства Гоминьданом, против укрепления коллегиального органа — Центрального исполнительного комитета. Правые гоминьдановцы возражали не только против реорганизации Гоминьдана, но и против реорганизации правительства. В то время тяжесть партийного и государственного руководства в значительной степени легла на плечи Ляо Чжун-кая и вполне естественно, что правые яростно ненавидели именно его.

В том же составе заговорщики провели 11 тайных совещаний.

Создавая всяческие помехи делу революции, правые гоминьдановцы организовали нечто вроде своего клуба— общество «Вэньхуа» («Культура»). Они выступали с разнузданными речами, поносили Ляо Чжун-кая и его политический курс. Особенно неистовствовали Ху И-шэн и Чжао Гун-би.

В условиях бешеного наступления правых Ляо Чжун-кай без малейших колебаний продолжал бороться за то дело, которое считал справедливым.

Это особенно ярко проявилось после того, как

21 нюня 1025 г. началась Сянган-Гуанчжоуская забастовка. Ее Участники под руководством Коммунистической партии Китая и при поддержке Отдела по работе среди крестьян и рабочих ЦИК Гоминьдана создали стачечный комитет и выставили пикеты. Отдел ЦИК наряду с созданием фонда помощи бастующим большое внимание Уделял проведению агитационно-воспитательной работы дЛя продолжения забастовки.

p3T,i дни Ляо Чжун-кай буквально забыл о еде и сне. Ьж^дневно он рано утром уходил из дому и только поздно Вечером возвращался. В то время правые го-миньдановцы, прежде всего Гу Жан-цинь, также занимались «профсоюзной работой», но несколько иного характера: онн предпринимали шаги для того, чтобы дезорганизовать рабочее движение изнутри. Созданная I у ЖаН'цинем и его помощниками правая профсоюзная организацня не принимала участия во всеобщей стач-ке» с неи самой пришлось вести борьбу.

14 авГуСта Ляо Чжун-кай выступил в стачечном ко-митеи® встрече с представителями общественности.

«Мы знаем, — говорил он, — что забастовка носит не экономический, а политический характер. Ее главная цель состоит в том, чтобы аннулировать неравноправные договоры с империалистами, добиться политической и экономцческой независимости Китая. Разве это не святое дело дЛЯ всей китайской нации? Поскольку забастовка имеет целью освобождение страны, ее поражение, бУДет поражением всей нации, ее победа будет нашей общей победой».

Это бь]Л0 последнее выступление Ляо Чжун-кая.

Правые гоминьдановцы выражали интересы компрадорской буржуазии и пользовались открытой поддержкой империалистов. Онн не одобряли выдвинутого еще Сунь Ят-сеном требования взять под контроль Китая тамо>ценные доходы и открыто выступали против всеобщей забастовки. На их пути стоял Ляо Чжун-кай. Правые Гоминьдановцы провели еще одно совещание, на котором было принято решение разгромить левые силы, сорьать сотрудничество Гоминьдана с компартией, начать переговоры с англичанами и тем самым задушить всеобщую забастовку.

ЗаговорщИКИ стремились во что бы то ни стало убрать со своего пути Ляо Чжун-кая. 20 августа 1925 г.

перед входом в помещение Хуэйчжоуского общества в Гуанчжоу Ляо Чжун-кай был предательски убит.

Знаменателен факт — одна из шанхайских газет накануне убийства, 19 августа, опубликовала телеграмму о смерти Ляо Чжун-кая...

«Примерно за неделю до рокового события, — рассказывала мне Хэ Сян-нин, — стало известно о готовящемся покушении. В столе у одного студента университета Сунь Ят-сена, члена фашистской организации, было обнаружено письмо с такими словами: „Нужно во что бы то ни стало осуществить это, руководители чернорубашечников вас вознаградят”. Нам тогда было невдомек, — говорила вдова революционера, — кто это такие руководители чернорубашечников. Только впоследствии мы узнали, что имелись в виду главари фашистов в империалистических странах. Тогда же я посоветовала Ляо Чжун-каю из предосторожности взять себе еще двух охранников.

Ляо Чжун-кай ответил: „Увеличив число охранников, в лучшем случае можно схватить убийцу, но нельзя остановить их замысел. Я посвятил свою жизнь народу и, говоря откровенно, не чувствую угрызений совести перед партией, страной и народом. Если же они решили уничтожить меня, меры предосторожности не помогут. Меня они не запугают — я ни на шаг не отступлю от дела революции”. Конечно, то, что он говорил, было правильно, однако я все же считала необходимым принять дополнительные меры. Охранник в штатском платье стал сопровождать Ляо Чжун-кая. Об этом было известно начальнику Управления общественной безопасности У Те-чэну. Но кто мог знать, что У Те-чэн сам входил в группу, готовившую покушение на Ляо Чжун-кая.

20 августа после завтрака мы с Ляо Чжун-каем отправились на очередное заседание ЦИК Гоминьдана. Выехав на машине к зданию Хуэйчжоуского общества (где тогда находился ЦИК Гоминьдана), мы встретили товарища Чэнь Цю-ляня и вместе поехали на заседание ЦИК. У входа в помещение я увидела жену нашего товарища и уговорилась с ней о встрече: „Через полчаса я зайду в женский отдел, мне нужно посоветоваться с вами по важному делу, прошу вас подождать меня”. Не успела я это произнести, как раздался звук выстрела. Я подумала, что кто-то развлекается хлопушками,

ho, обернувшись, увидела леЖайщх на земле Ляо ЧжуН-кая и Чэнь Цю-ляня. Охранник был ранен и тоже упал. Я стала звать на помощь и наклонилась к Ляо Чжуи-каю. Обычно у входа в помещение Хуэйчжоуского общества дежурит полицейский, однако на этот раз пост оказался пустым. Ляо Чжун-кай уже не мог ничего сказать. Склонившись над ним, я пыталась обнаружить рану. Над моей головой снова раздались выстрелы. После того как Ляо Чжун-кая подняли, на том месте, где он упал, осталась большая лужа крови. Кровь капля за каплей продолжала стекать с его одежды. Когда Ляо Чжун-кая привезли в больницу, было уже поздно. Видимо, еще по дороге он скончался».