Родео для прекрасных дам - Татьяна Степанова

Однако на все звонки, лесть, просьбы и ожидание у Кати ушел целый день. В архив она приехала на следующее утро, прямо к открытию. Сотрудники архива, предупрежденные звонком, забрали у нее исходные данные и…

— А в производстве УВД какого административного округа Москвы находилось дело? — это был их первый чисто профессиональный и вполне законный вопрос.

— Не знаю, — ответила Катя,

— А в каком году это было?

— Предположительно в девяносто шестом году, — Катя с трудом, но все же вспомнила, какой год гибели мужа называла в разговоре с ней Зинаида Александровна.

— А этот потерпевший, он какого года рождения?

— Ему сейчас должно было быть за пятьдесят.

— А на какой улице произошло ДТП?

— Понятия не имею, — Катя под осуждающими взглядами сотрудников архива чувствовала себя этаким нехорошим вредным незнайкой. Ничего-то она толком не знает, ничего-то не ведает в серьезных делах. Только имеет наглость отрывать занятых людей от их ужасно важной архивной работы.

— Боюсь, что при таких скудных данных мы не найдем вам это дело.

— Попробуйте все же поискать по вашей базе данных хотя бы по имени и фамилии потерпевшего, — не сдавалась Катя. — Поверьте, это очень важно.

При всей важности и срочности, Кате пришлось изрядно подождать. Сначала, пока освободится сотрудник, потом, пока он будет занят поисками в хранилище. Потом наступил обеденный перерыв. И архив по мановению волшебной палочки вымер — все ушли питаться.

Наконец в третьем часу Катя получила из рук в руки тонюсенькую картонную папочку с традиционным заголовком «Уголовное дело № 658901». Точно хищный коршун, она потащила долгожданную добычу к самому светлому месту в архивном зале — под настольную лампу.

Оказалось, что муж Зинаиды Александровны Михаил Анатольевич Вирта нашел свою смерть на Ленинском проспекте 30 декабря 1996 года. Из протокола, составленного дорожной инспекцией, Катя узнала, что ДТП случилось в 22.45. Из погодных условий в протоколе были отмечены «снег, гололед». Транспортное средство, которым управлял потерпевший, проходило по материалам дела как «автомашина „Ауди“ 93-го года выпуска». Машина была на момент ДТП почти новой, водительский стаж потерпевшего, судя по приобщенному к делу водительскому удостоверению, составлял «свыше двадцати лет». И тем не менее авария была налицо.

Читая рапорт некоего старшего инспектора 3-го батальона ДПС капитана милиции Добродеева, Катя узнала, что, по сути, вся авария произошла фактически на его собственных глазах, в пятидесяти метрах от поста ДПС на пересечении Ленинского проспекта и улицы Удальцова. Автомашина «Ауди», шедшая по второй полосе в направлении области со скоростью не менее восьмидесяти километров в час, неожиданно сделала резкий рывок вправо и врезалась в припаркованный возле дома под номером 86 туристический автобус марки «Икарус».

К моменту столкновения, как значилось в рапорте старшего инспектора ДПС, «пассажиры в салоне автобуса отсутствовали, и пострадавшим оказался только водитель автомашины „Ауди“ — гражданин М.А. Вирта, 1948 года рождения, уроженец г. Одессы».

Далее Катя узнала, что «от полученных в ДТП травм, несовместимых с жизнью, гражданин М.А. Вирта скончался до прибытия „Скорой помощи“. Тело было направлено в морг Первой градской больницы до распоряжения следователя о назначении судебно-медицинской экспертизы.

Экспертиза была обычной проформой. В общем-то, дело с самого начала велось как «отказняк» — виновник ДТП умер, кроме него, слава богу, никто не пострадал. Катя бегло пробежала глазами заключение — да, такие травмы с жизнью точно несовместимы — разрыв легкого, разрыв селезенки в ходе столкновения на полной скорости. В заключении приводились данные и анализа крови — делалось исследование на алкоголь. Эксперт находил у погибшего «среднюю степень опьянения». Кроме этого, анализ установил наличие в крови погибшего лекарственных препаратов димедрол и радедорм.

Кроме заключения, в тонюсенькой папке находилась справка о состоянии разбитой машины, чья тормозная система была признана исправной. Экспертом-автотехником делался вывод о «человеческом факторе», как о причине ДТП. Судя по выводам, эксперт склонялся к мысли, что, «будучи в нетрезвом состоянии, потерпевший М.А. Вирта заснул за рулем». Последним шло постановление о прекращении уголовного дела, вынесенное следователем по фамилии Сукоцкий.

Катя позвонила в экспертно-криминалистическое управление главка. Спросила, что представляет собой препарат радедорм — никогда она о таком не слышала. Ей сказали, что это обычное снотворное. Она на всякий случай спросила и про димедрол, принимают ли его вместе с этим самым «радедормом»? Ей ответили — отчего же нет, принимают, то есть принимали раньше, когда димедрол еще был в ходу. Для значительного усиления успокаивающего, расслабляющего и снотворного эффекта.

Катя достала из конверта, приклеенного к картонной «корке» дела, водительское удостоверение потерпевшего. С фотографии на нее смотрел смуглый улыбчивый, очень симпатичный мужчина лет сорока с ямочкой на подбородке. Муж Зинаиды Александровны чем-то напомнил Кате Остапа Бендера в его зрелые годы. Катя попыталась представить его рядом с Зинаидой Александровной — помнится, домработница Авдюковых говорила, что они были видной парой. Пожалуй, да, если, конечно, этот Вирта был высокого роста, а не метр с кепкой, как все настоящие одесситы.

Таким мужчиной вполне могла увлечься богатая американская леди и позвать его с собой в Майами или в Сан-Франциско. И он бы, конечно, уехал, но случилось это вот ДТП.

Что ж, это был предновогодний, суетный заполошный день, такой день в преддверии праздников все шумно и дружно отмечают на работе шампанским — отсюда и средняя степень опьянения. Потом был уже вечер, было темно, ненастно, шел снег, была гололедица. Он просто не справился с управлением и…

Катя вернулась к протоколу осмотра места ДТП. Набегался, наверное, бедный капитан Добродеев, измеряя все там рулеткой до миллиметра. Катя начала читать данные по осмотру трупа — «одет: дубленка, пиджак, брюки, рубашка, галстук, носки, ботинки. Во внутреннем кармане пиджака — портмоне и ключи, в правом боковом кармане пиджака — белый пластмассовый тюбик для хранения лекарств без опознавательной этикетки, судя по всему, от препарата нитроглицерин с восемью таблетками белого цвета».

Как и все сердечники и вообще люди, перешагнувшие за сорок, муж Зинаиды Александровны, видимо, всегда носил с собой столбик нитроглицерина в кармане — мало ли что, годы, знаете ли.

Катя хотела было уже закрыть дело, как вдруг оттуда выпала пожелтевшая от времени, плохо подшитая справка. Это было так называемое «предварительное исследование», которое обычно проводят для ясности перед экспертизой. Исследование проводилось по запросу того самого следователя Сукоцкого, прекратившего дело. Он не поленился отдать на анализ в экспертный отдел таблетки, обнаруженные у погибшего. Выводы исследования Катя прочла раз, потом еще раз, потом еще. В справке значилось, что «из восьми находящихся в емкости таблеток одна является таблеткой нитроглицерина, три — таблетками димедрола и четыре таблетками препарата радедорм.

Катя протянула руку и погасила настольную лампу.

— Что же вы? Вам там не темно? — тут же окликнули ее сотрудники архива.

— Нет, это с лампочкой что-то, — слукавила Катя. — Большое спасибо, я все уже закончила.

Глава 33

«ЖУЧОК» ПОД ПЛЮМАЖЕМ

У Марьяны проходила очная ставка. Катя, приехавшая в Щеголевский ОВД, к началу рабочего дня с ходу окунулась в кипяток страстей. Дело перешло к Марьяне «по наследству» от ушедшего в отпуск собрата по следственному ремеслу. Шли какие-то давние и запущенные разборки в семействе двух алкашей — мужа и жены Гавриловых. И непонятно было, кто кого бил смертным боем в тот раз, когда ошалевшие соседи вызвали милицию. Катя смотрела на Марьяну, кутавшуюся, как в шаль, в наброшенный на плечи милицейский китель, на щуплого и чрезвычайно задиристого подозреваемого Гаврилова, крутившегося на стуле, точно уж на сковородке, на его жену, на их помятые, исцарапанные испитые физиономии. Очередь давать показания в очной ставке была за Гавриловой.

— Значит, подскочил он ко мне на кухне, схватил за волосы и потащил в уборную, к толчку…

— Ой, бля! — Гаврилов так и подпрыгнул на стуле. — Что мелет, что мелет-то? Когда это, бля, я тебя к толчку-то тащщщыл!

— А ты не бляхай, не бляхай. Ишь забляхал, — рассвирепела его половина. — А то как щас дам, устанешь кувыркаться, сморчок немытый!

Марьяна постучала ручкой по столу — тише, граждане, не забывайте, в каких вы стенах, в каком учреждении. Следующий ее вопрос к супругам был о том, сколько лет они состоят в браке.

— Да уж двадцать годов это точно, — вздохнул муж Гаврилов.