Tear You Apart (СИ) - "Kupidon"

Она просыпалась между жестокими и тривиальными пытками, не в силах пошевелиться. Простые потребности в пище или воде отходили куда-то на задний план, уступая желанию прекратить боль. «Якорь» в ее груди бился в приступе ярости и бешенства, желая расправы над теми, кто посмел тронуть его хозяйку, а та проклинала и боготворила судьбу за то, что он у нее есть, ведь если не этот алый сгусток в ее груди, то смерть настигла бы ее еще после первого дня безжалостного избиения и пыток током, а с другой стороны до заплывшего и измученного сознания доходила мысль, чтобы прервать мучения своей смертью.

В голове ее было пусто и лишь легкий гул «Якоря», давал Лене понять, что она пришла в себя и это не сон. Вдалеке послышался звук легких шагов и англичанку вмиг окутало алым вихрем «Якоря», что вновь и вновь готовился защитить и дать отпор очередным истязателям. Но волна гнева и затравленной дикости спал, стоило Окстон признать в неожиданном госте Сомбру, чье лицо по мере приближения становилось все более сочувствующим и мрачным.

- Dios mio… - В искреннем ужасе прошептала мексиканка, подходя к камере, пока Лена по ту сторону решеток не могла даже встать на ноги. -…я до последнего отказывалась верить, что это правда.

- Сом… бра… - Лене даже было больно говорить, но она сделала над собой титаническое усилие и приблизилась к ужаснувшейся мексиканке.

- Этот ублюдок на тебе живого места не оставил. – Рука хакерши сочувственно коснулась украшенного синяками и гематомами лица. – После того, как Вдова отправилась к Менгеле, а тебя забрали, меня тут же отправили на задание. Я и подумать не могла, что они сделают с тобой такое. Я попробую тебя отсюда вытащить…

- Нет. – Тут же заявила Лена, сжавшись и невольно ощутив комок в горле. – Если ты это сделаешь, то они… они все равно меня посадят обратно и…

- Неужели он сломал тебя? - Вопрос Сомбры прозвучал для Лены словно издевка, отчего она сиплым голосом немедленно ответила:

- Легко говорить по ту сторону решеток, без кандалов на руках и с целыми конечностями. - Возмущенная речь прервалась кровавым кашлем. - Я теперь цепной пес, Сомбра. О чем тут еще говорить? Послушная дворняга, которую дрессируют на приказы и за непослушание я получаю наказание. Меня никто не ломал. Меня просто растоптали…

Лену прервал очередной разряд тока, заставивший ее истошно завопить и рухнуть на пол камеры. Увидевшая это воочию Сомбра замерла на месте, приложив ко рту ладонь. Трейсер тряслась на полу камеры около минуты, пока не замерла и мучительно не выдохнула. Боль с каждым разом притуплялась, но не становилась более терпимой или ожидаемой. Это всегда очередное мучение, агония, пытка…

- Лена… - сочувственно позвала Сомбра и тут же обернулась в сторону доносящихся из выхода шагов, одним движением руки вводя себя в состояние маскировки и растворяясь из виду.

К камере пришел сам Менгеле, собственной персоной. Увидевший скрюченную от боли на полу Лену, на его старческом равнодушном лице отобразилась усмешка, а он сам с довольным видом убрал небольшой пульт к себе в карман.

- У тебя сегодня праздник, Окстон. Если проскулишь мне, что готова слушаться и выполнять приказы, то тебя больше никто не тронет, включая и дивное украшение на твоей шейке. – Менгеле стоял перед Леной, словно победитель и, скрюченная на полу англичанка, истязаемая целую неделю жестоким избиением и пытками током, не могла не поддаться очевидному желанию прекратить все это.

- Пожалуйста… хватит… - еле слышно прошептала Лена, содрогаясь кровавым кашлем и ощущая иглоподобную боль в груди.

- Кто твой хозяин? – спросил Менгеле строго, скрестив руки на груди.

- «Коготь». – Сдавленно прошептала Лена, сжимаясь от страха оказаться снова под ударом тока.

- Будешь хорошей девочкой и выполнять все приказы? – Хмыкнул собеседник в торжестве.

- Буду… - практически прохрипела Лена, не смея поднять глаз на Менгеле или хотя бы лишний раз шевельнуться.

- Вот видишь, - В удовлетворении протянул он и достал из кармана небольшую бутыль с водой. – За послушание полагается награда. Если все будет хорошо, и ты также будешь себя прилежно вести, то, может, я и срок сокращу.

Лена приподняла взгляд на удаляющегося прочь Менгеле, после чего, завидев такую соблазнительную бутылку воды, она готова была сорваться на отчаянный крик – чертов садист оставил ее за решеткой, что за ней придется тянуться изо всех сил и вряд ли даже руками. Окстон даже не сразу приходит в себя вода оказывается у нее в руках, пододвинутая снаружи Сомброй. Она уже успела забыть о том, что она здесь и что та видела ее падение. Но в глазах мексиканки лишь было глубокое сочувствие…

- Ты не должна была отдуваться за все это в одиночку. – Прозвучало от нее, когда она помогла Лене открыть бутылку, поскольку руки той дрожали и ослабели настолько, что были неспособны даже на такое простое действие.

- Менгеле нужна была я, потому что именно с моей помощью Вдова отказалась принимать его препараты и стала той, кем стала… - она прервалась кашлем и согнулась пополам от вспыхнувшей внутри боли. -…все наши старания ушли впустую, Сомбра… я даже с ней не попрощалась. Она теперь снова…

Лена прервалась очередным кровавым кашлем. Мучительно откинувшись спиной на стену пустой камеры, она с жадностью стала пить. Лишь «Якорь» помогал ей держаться столь долго под пытками и без еды и воды. Такая же награда, как вода – была для Трейсер сейчас несравнима и лишь за него она уже готова была пасть так низко, как только возможно. Вот оно, отчаяние в самом его красочном виде.

- Ты не заслуживаешь всего этого. – Прошептала Сомбра, но Лена мало ее слушала, отдаваясь впервые за все это время приятной дремоте без удушающей ее сознание боли.

***

Лена сломалась и покорилась. Молчащий ошейник на ее шее был тому ярким доказательством, как и отсутствие пыток и прочего наказания. Она томилась за решеткой, в полном одиночестве, изредка получая от довольного Менгеле немного воды. «Якорь», что не получал достаточно энергии и нагрузок, медленно, но ощутимо начал забирать часть сил у англичанки и спустя месяц заключения, под постоянным голодным измором, Лена стала напоминать собой худощавого и бледного призрака. Лицо ее осунулось, кожа побледнела, а в области ребер и таза кости выступали так явственно, словно там никогда не было крепких мышц. Это было страшное зрелище, увидев которое, многие не признавали в медленно бредущей девушке ту самую Лену.

Единственным собеседником Лены, что пробирался к ней в карцер, была Сомбра. Но и та могла оставаться ненадолго, поскольку за Окстон внимательно следили. И даже несмотря на то, что мексиканка навещала Лену практически каждый день, даже она не могла скрыть своего удивления и сочувствия, увидев, что с ней сделало заключение и истязания Менгеле.

По возвращению, Лена около трех дней просидела в своей комнате, никого не впуская внутрь. Все шептались и переговаривались, а Сомбра старалась как-то достучаться до Окстон, чтобы та не впала в окончательную депрессию. Хотя, иногда казалось, что Лена уже давно находится в ней. Что удивительным, после всего пережитого, не было.

Она в один миг потеряла все, ради чего так отчаянно сражалась, а самое главное было даже не то, что на ее шее висел позорный ошейник, как символ ее беспрекословного послушания, а то, что она… потеряла Вдову. Весь их труд пошел прахом, а стоило Лене хотя бы коснуться француженки, как ее вмиг одарят порцией электрического разряда. Найдя в своей жизни ту, рядом с которой ей было хорошо и ради которой она готова была драться до последнего – Лена не видела какого-либо смысла в жизни, потеряв все это. Ее накрыла засасывающая апатия, конца которой, казалось, просто не было.

Теперь, вместо лучистой и дерзкой заводилы всея базы, что славилась своими выдумками и поведением, оказалась мрачная и подавленная личность, которая даже лишний раз боялась пересечься с кем-то взглядом. Да и любой, кому это удавалось хотя бы просто случайно, навсегда запоминали эти пустые и потерянные алые глаза, иной раз напоминающие глаза живого мертвеца.