Сделка - Эль Кеннеди

– А. Так вы профессиональный устроитель праздников?

Синди втыкает термометр в грудь индейки, потом в ноги, и ее плечи заметно расслабляются.

– Готова, – тихо говорит она. – Отвечаю на твой вопрос: я была устроителем, но продала свою компанию несколько месяцев назад. Фил сказал, что очень сильно скучает по мне, когда я на работе.

Гм. Что?

Мне трудно представить, чтобы я отказалась от своей работы только потому, что мой мужчина «очень сильно скучает по мне, когда я на работе». Для меня это было бы красной тряпкой.

– Понятно. Это… замечательно. – Я указываю на блюда. – Может, нужно что-то подогреть? Или мы еще не садимся за стол?

– Фил ждет момента, когда индейка будет готова. – Женщина смеется, но смех вымученный. – Когда он составляет расписание, то рассчитывает, что все будут ему следовать. – Синди кивает в сторону огромной миски рядом с микроволновкой. – Можно подогреть картошку. А мне надо сделать соус. – Она берет пакетик с заготовкой для соуса. – Обычно я готовлю его из сока от индейки, но у нас мало времени, так что будем делать из пакета.

Она выключает духовку, ставит противень на столешницу и приступает к соусу. Стена над плитой завешена кастрюльками и сковородками, и когда женщина тянет руку, чтобы взять одну из них, ее кружевные рукава падают, и или мне кажется, или я действительно вижу иссиня-черные синяки на обоих запястьях. Они выглядят так, будто кто-то сжал ей руку. Сильно.

Синди опускает руки, и запястья скрываются под рукавами, и я решаю, что синяки мне привиделись, что это кружево сыграло шутку с моим зрением.

– Вы живете с мистером Грэхемом или в своем доме? – спрашиваю я, ожидая, когда подогреется картофельное пюре.

– Я переехала к Филу примерно через две недели после знакомства, – отвечает она.

Наверное, мне опять что-то привиделось, потому что на этот раз в ее голосе слышится горечь, но так же не может быть?

– Это такой импульсивный поступок. Вы же почти не знали друг друга, не так ли?

– Да, не знали.

Явно не привиделось.

Это точно горечь.

Синди оглядывается, и я ясно вижу в ее глазах печаль.

– Не знаю, говорил тебе кто-нибудь или нет, но импульсивность имеет обыкновение тебе же аукаться.

Я не представляю, как на это реагировать.

Поэтому говорю:

– А.

У меня появляется чувство, что за сегодняшний вечер я произнесу это слово еще много раз.

Глава 36

Он ее бьет.

Этот сукин сын ее бьет.

Полчаса в обществе Синди для меня достаточно, чтобы прийти к этому выводу, чтобы узнать все признаки. Я вижу это по тому, как она вздрагивает, когда отец дотрагивается до нее. Вздрагивает слегка, практически не заметно для остальных, но точно так же вздрагивала моя мама, когда он приближался к ней. Как будто она ожидала от него удара кулаком, или ладонью, или его чертовой ногой.

Однако это не единственное свидетельство. Еще одно – кружевная штуковина с длинными рукавами поверх красного платья. Я перетрахал достаточно своих однокурсниц, чтобы уяснить: белые «шпильки» к черному жакету не надевают. Еще есть искры страха в ее глазах, они появляются каждый раз, когда отец, сидящий в кресле, просто шевельнется. Печально опустившиеся плечи, когда отец выговаривает ей, что соус слишком жидкий. Множество комплиментов, которыми она явно пытается порадовать его. Нет, умилостивить, чтобы успокоить его.

Мы ужинаем, галстук душит меня, и я сомневаюсь, что смогу и дальше контролировать свою ярость. Вряд ли я дотяну до десерта, не вспылив и не потребовав у старика ответа, кто дал ему право так поступать с еще одной женщиной.

Синди и Ханна о чем-то болтают. Я даже не догадываюсь о чем. Я так крепко сжимаю вилку, что мне странно, почему она не сломалась пополам.

Чуть раньше, когда Ханна и Синди были на кухне, отец пытался завести со мной разговор о хоккее. Я пытался отвечать. Я точно формулировал правильные предложения, с подлежащим и сказуемым и прочей чепухой. Но едва мы с Ханной переступили порог этого богом забытого дома, я мысленно унесся прочь. Каждое помещение хранит воспоминания, от которых у меня в горле появляется комок.

Кухня, где он впервые сломал мне нос.

Второй этаж, где он в основном избивал меня, обычно в моей спальне. Правда, сегодня я не решаюсь туда зайти, потому что боюсь быть раздавленным этими стенами.

Гостиная, где он шарахнул меня об стену после того, как моя команда, игравшая в лиге для восьмиклассников, не попала в плей-офф. Я заметил, что он прикрыл картиной дыру в гипсокартоне.

– Вот так, – слышу я голос Ханны. – Теперь я пою соло, что, по идее, надо было бы сделать с самого начала.

Синди сочувственно цокает языком.

– Судя по рассказу, этот парень законченная эгоистическая задница.

– Синтия, – резко произносит мой отец. – Следи за языком.

Вот опять – она вздрагивает. Дальше должно бы последовать тихое «прости», но, к моему удивлению, она не извиняется.

– Фил, ты не согласен? Представь, что ты продолжал бы играть за «Рейнджеров», и ваш вратарь оставил бы вас в неполном составе перед серией игр на Кубок Стэнли.

У отца на скулах играют желваки.

– Эти две ситуации нельзя сравнивать.

Синди быстро сдает назад.

– Да, думаю, нельзя.

Я вилкой загребаю пюре и кладу его в рот.

Ледяной взгляд отца перемещается на Ханну.

– Как долго вы встречаетесь с моим сыном?

Краем глаза я замечаю, что она испытывает неловкость.

– Месяц.

Он кивает, как будто его радует ответ. Когда отец снова заговаривает, я понимаю, что конкретно его обрадовало.

– Значит, все не серьезно.

Ханна хмурится.

Я тоже, потому что знаю, о чем он думает. Нет, на что надеется. На то, что вся эта история с Ханной просто интрижка. Что все это кончится скорее раньше, чем позже, и я опять сосредоточусь исключительно на хоккее.

Но он ошибается. Черт, я тоже ошибался. Я предполагал, что наличие девушки уведет меня от моей цели и отвлечет от хоккея, однако этого не произошло. Мне нравится быть с Ханной, но это ничуть не умаляет роли хоккея в моей жизни. Я продолжаю выкладываться на тренировках, я продолжаю вырубать своих соперников на льду. Последний месяц показал мне, что в жизни я могу уделять должное внимание и Ханне, и хоккею.

– Гаррет рассказывал вам, что после окончания колледжа он планирует участвовать в отборе в высшую лигу?

Ханна кивает в ответ.

– Когда начнутся отборочные игры, его расписание станет еще более плотным. Как я понимаю, и ваше тоже. – Отец вытягивает и поджимает губы. – Где вы себя видите после окончания? На Бродвее? В звукозаписывающей студии?

– Я еще не решила, – говорит Ханна и тянется к стакану с водой.

Я замечаю, что ее тарелка пуста. Она все доела, но добавки не попросила. Я тоже не попросил, хотя не могу отрицать, что Синди готовит просто фантастически. Такой сочной индейки я давно не ел.

– Ну, войти в музыкальный бизнес очень трудно. Для этого нужно много и упорно работать. – Отец делает паузу. – Это требует огромной концентрации внимания.

– Я хорошо знаю это. – Ханна плотно сжимает губы. Она знает еще миллион вещей, но сдерживает себя и ничего не говорит.

– Профессиональный спорт требует того же. – Многозначительно вещает отец. – Требуется тот же уровень внимания. Наличие отвлекающих факторов может обойтись очень дорого. – Он поворачивается ко мне. – Не так ли, сын?

Я накрываю руку Ханну ладонью.

– Некоторые отвлекающие факторы стоят того.

Теперь у него раздуваются ноздри.

– Похоже, все сыты, – нарушает тишину Синди. – Как насчет десерта?

Я холодею при мысли, что придется еще хоть на секунду задержаться в этом доме.

– Между прочим, нам с Ханной пора, – довольно грубо говорю я. – По прогнозу, сегодня к вечеру пойдет снег, и мы хотели бы добраться до дома до того, как занесет дороги.

Синди поворачивается к большому, от пола до потолка, окну на противоположном конце столовой. Снаружи нет ни намека на снег ни в воздухе, ни на земле.

Однако она, слава богу, не стала комментировать состояние погоды. Синди, кажется, даже рада, что этот неприятный вечер подходит к концу.

– Я помогу убрать со стола, – предлагает Ханна.

Синди кивает.

– Спасибо, Ханна, я ценю твою помощь.

– Гаррет. – Отец с грохотом отодвигает стул. – На пару слов.

Он выходит.

К черту его и к черту эти «пары слов». Ублюдок даже не поблагодарил свою женщину за приготовленную ею вкусную еду. Я сыт по горло этим уродом, но проглатываю свой гнев и выхожу вслед за ним из столовой.

– Что тебе надо? – спрашиваю я, когда мы заходим в его кабинет. – И не требуй, чтобы я остался на десерт, не утруждай себя. Я приехал на праздничный ужин, мы поели индейки, и теперь я уезжаю.

– Да мне плевать на десерт. Нам нужно поговорить об этой девчонке.

– Об этой девчонке? – хрипло смеюсь я. – Ты имеешь в виду Ханну? Она не какая-то там девчонка. Она моя девушка.