Не гламур. Страсти по Маргарите - Константинов Андрей Дмитриевич

– Слушаю вас.

Я очень медленно подбиралась к его глазам. Строгий, упрямый подбородок. Гладко выбритые щеки…

– В смысле?..

– Ну, вы же пришли брать у меня интервью? Слушаю вас.

Мне послышалась легкая ирония в его голосе. Я собрала в кулак остатки сил, включила диктофон и стала задавать вопросы. Часть из них мне подсказала Рита, часть с трудом придумала утром сама. Александр Владимирович отвечал точно, не задумываясь. Речь его не была сухой, но на образы он не скатывался – все-таки бизнесмен, генеральный директор.

– А можно еще – про личную жизнь? – попросила я. – «Интервью без галстука»?

– Разведен. Сыну – шестнадцать лет. Люблю джаз. Все?

– Нет, – я приступила к самому трудному моменту в разговоре. – Мне еще нужно вас сфотографировать…

– Мария… – поднял брови Шершнев («А вчера Машенькой называл», – отметила я про себя с горечью), – вы же вчера провели, можно сказать, эксклюзивную съемку. Вы же – папарацци…

– Да, провела, – сглотнула я комок в горле. – Только ничего не получилось.

– Как?

– Не знаю. Все – чисто…

Шершнев взял из моих рук фотоаппарат, профессионально пощелкал кнопками и улыбнулся снисходительно:

– А батарейки менять не пробовали?

Я залилась краской по самое некуда. Вальку убить мало! Мог бы и напомнить…

Шершнев вынул из ящика стола дорогую «мыльницу»:

– Ну, что? Надо выручать молодого фотокорреспондента. Мне за столом остаться или к окну подойти?

Я отчаянно затрясла головой.

– Ну, не в метро же мне с вами спускаться, к своим киоскам… Киоски в крайнем случае ваш бильдредактор подставит рядом – коллаж сделает.

– У нас нет бильдредактора, – прошептала я.

– Ну, Маша, так не годится. У меня нет больше времени…

– Александр Владимирович… – чуть не задохнулась я. – Мне нужно… чтобы вы были… с Голощекиным…

Шершнев округлил глаза и внимательно смотрел на меня. Это длилось почти целую минуту.

– «Лапушки» при вас?

Я вытащила из сумки оба номера. Он долго и внимательно листал страницы.

– Губернатор на подобную съемку давала разрешение? – вдруг спросил он.

– Нет, – покачала я головой.

– И она вас не лишила лицензии? – ахнул Шершнев.

– Мы ей понравились, – вдруг с вызовом сказала я. – Она сказала, что в городе мало хороших женских журналов. И вообще – мало гендерных проблем…

– Ну, вообще-то получается, что – сплошные гендерные проблемы, – расхохотался, наконец, Шершнев. – Слишком их много, Машенька… Нина, – нажал он какую-то кнопку, – созвонись, пожалуйста, с Давидом Семеновичем, уточни, есть ли у него сегодня выступление в Джаз-филармоник. И если есть – забронируй для меня на вечер два места. – Потом повернулся ко мне: – Три тысячи экземпляров продажи в метро, для начала, вашу полковницу Риту устроит?..

На следующий день в редакции все было как всегда. Оля шушукалась с Никой в углу на диване: «А ты во сколько лет женщиной стала?.. А он? А ты? А правда, что от того, кто первым был, зависят все дальнейшие сексуальные отношения с мужчинами…»

Я с независимо поднятой головой прошла мимо. Ну вот скажу я им, что – в шестнадцать, и что это даст? Лучше я им скажу, что со следующего номера у нас тираж вырастет, вот это – да!

Но по дороге к Лаппе меня перехватила Роза.

– Машка, представляешь, Лилька нам новый вариант дизайна обложки придумала. Вот девка дает!

– Кто это – Лилька? – не сообразила я.

– Ну ты даешь! Ну, автор наш первый, помнишь?

«Здравствуй, подруга! Пишет тебе грустная и одинокая лапушка…»

– А-а, – вспомнила я. – Жена нового русского.

– Да какая разница, чья жена. Главное – помогает нам. Такую обложку в цвете разработала! Ритка до сих пор в себя прийти не может от счастья. Говорит, что с такой обложкой журнал пойдет влет, сразу тираж увеличится.

Я не успела сказать, что тираж у нас и так вырастет, без обложки, что у меня на диктофоне – интервью с Шершневым, а в кассете на пленке – пятнадцать отличных кадров Шершнева с самим Голощекиным, потому что в приемную вылетела Лаппа:

– Маш, ты здесь? Хорошо. А чего тебя давно не было? Роман новый закрутила? – хохотнула она над своей же дурацкой шуткой. – Закрутила, закрутила, по глазам вижу. Ладно, потом расскажешь… Девочки, через час к нам приедет Лиля (Роза при этих словах гордо приосанилась). Надо встретить гостью. Маш, возьми у Люси деньги, сгоняй в «24 часа» за коньячком. Катя, Оля, соберите со столов бумаги покучнее. Девчонки, у нас теперь такая обложка! Такой будет тираж! Маша, Лиля придет уже через пятьдесят минут…

Ну, конечно, Маша у вас всегда на посылках… Я нехотя взяла у Пчелы кошелек и поплелась в магазин.

На обратном пути, уже затарившись коньяком, лимонами и маслинами, я столкнулась в подъезде с миловидной девушкой. Она была высокой, стройной, в роскошном летнем костюме (мне никогда на такой не заработать), с аккуратной свежей стрижкой – волосок к волоску.

– Вы не подскажете, редакция «Лапушек»… – она внимательно посмотрела на мое лицо и осеклась.

– Пойдемте за мной, я покажу…

– Простите, девушка, я вас могла где-то видеть до этого?

– Вряд ли… – звякнула я пакетами. – Вряд ли вы посещали отроги Валдайской возвышенности в районе Псковщины.

В приемную мы вошли вместе.

– Лилия! – бросилась к незнакомке Роза (а это, как оказалось, была именно наш новый автор Лиля). – Я вас так себе и представляла. Здорово, что вы пришли.

– Рита Лаппа, – Ритка вышла вперед с протянутой рукой.

Боже, какие церемонии! Я не узнавала наших девчонок. Как будто сама Николаенко пожаловала к нам с официальным визитом. Надо еще посмотреть, что там она за обложку сварганила от скуки на своем компе.

Но с Лилей происходило что-то странное. Она, как от змеи, отдернула протянутую было руку Лаппе. Почти со страхом посмотрела на Розу. Оглянулась на меня. Задержалась взглядом на Люсинде.

– Что-то не так? – озаботилась вопросом из латиноамериканских сериалов Ритка.

– На самом деле… я могла давно догадаться, – приглушенным голосом сказала Лиля и вяло опустилась на удачно стоявший рядом стул.

Потом она еще раз вздохнула, открыла сумку и положила на стол толстый журнал. Даже беглого взгляда на цветной глянец лично мне было достаточно. Это был номер «Дамского поклонника» с Риткой на обложке и с нашими голыми задницами на постерах.

В это невозможно было поверить, но Лиля была женой… Ворошилова.

Минут пять мы посидели молча, не двигаясь. Только одна Роза, не спросясь, открыла бутылку принесенного мною коньяка и опрокинула в себя рюмку. Ритка даже бровью не повела.

Потом Лиля еще раз вздохнула и сказала:

– Девочки, если вы считаете, что я имею к этому отношение…

И тут плотину прорвало. Какая плотина – настоящий Ниагарский водопад.

…Сначала она даже любила своего мужа. Или ей так казалось. Взрослый человек, слегка лысеющий, но интересный, спортивный, легкий в общении. Он покупал ей красивые вещи, свозил на Кипр. Но, главное, давал деньги на лекарства для мамы. Лилина родительница имела редкое заболевание (таких – чуть ли не десять случаев на весь Петербург), а лекарства стоили сумасшедшие деньги. Лиля упивалась своим деловым, обеспеченным супругом, гордо вышагивая с ним на разных презентациях.

Первый «звоночек» прозвучал, когда он велел забрать ей документы из института дизайна. Лиля сопротивлялась, но муж был неумолим: «Ни к чему. Ты мне и без диплома нравишься».

Потом молодая жена забеременела – муж был в шоке. Ни за что! Вопли, пеленки, диатез!.. Ни за что! Лиля до сих пор вспоминает тот кошмарный день у врача… Муж встречал из клиники с букетом цветов.

И покатилась грустная одинокая жизнь – без подруг, без друзей, без любимого дела.

В какой-то из весенних дней, увидев высыпавших на Фонтанку художников, она тоже решила начать писать. Но муж, обнаружив в доме мольберт и кисти, устроил настоящий погром. «Не хватало, чтобы моя жена, как нищая оборванка, стояла в соломенной шляпе на солнцепеке и марала холсты». Он сломал кисти, вылил краски… В знак примирения шкатулка Лили пополнилась еще одним колечком…