Холоднее льда - Чарлз Шеффилд

Джон даже закрыл глаза, чтобы доказать полное отсутствие заботы и интереса, совершенно определенно зная, что Вильса в этот момент смотрит на него, недовольно поджав губы и недоуменно подняв брови.

Пожалуй, именно в этом и состояло отличие Вильсы от всех остальных мужчин и женщин, каких Джон когда-либо встречал. Он знал ее, она знала его — на каком-то глубинном уровне, без единого сказанного слова.

И все же там определенно отсутствовала соответствующая физическая связь…

Тут мысли Джона внезапно и с немалой неловкостью переключились на Нелл. Она наверняка зла на него как сто чертей за то, что он не взял ее с собой. И ничего хорошего не будет, если он скажет, что все это время по ней скучал. Она не потратит ни единой лишней секунды, чтобы при следующей же встрече его отшить. «Действия, — скажет Нелл, — а не слова — вот из чего складывается видеошоу. Так что все объяснения можешь себе в задницу засунуть».

А потом она в буквальном смысле прожует его и выплюнет.

Они с Нелл словно бы составляли пару рассинхронизированных поршней, что работали друг против друга без всякой координации, тратя энергию, аннулируя силы, обоюдно пропуская чужие циклы.

Но здесь таилась загадка, образуя еще одно место, куда логика никак не вписывалась: за душевным несоответствием с Нелл Коттер лежал некий скрытый источник энергии, физический огонь, который они с Вильсой Шир, в этот самый момент сидевшей у Джона под боком, никогда не разделят.

13. ВНЕЗАПНОЕ НАПАДЕНИЕ

— Мне думается, что впервые за все время нашего знакомства я поймал Свами Савачарью на ошибке.

Ярроу Гобель стоял у стойки по пояс высотой, что отделяла кухню от остальной Совиной Пещеры. Затем генеральный инспектор повернулся и побрел по всей длине помещения. В конце концов он помедлил, чтобы подобрать метровой ширины шлем комбинированного спасательно-штурмового скафандра и подивиться одной из наиболее красочных неудач Великой войны — устройству, которое не выполняло ни одной из своих предполагаемых функций и убило почти всех своих пользователей.

Сова, занятый сложными операциями с полдюжиной накрытых крышками горшков и сковородок, ограничил свой отклик уклончивым покряхтыванием.

— Вы несколько раз говорили мне, — продолжил Гобель, чей гулкий голос эхом разносился по огромному замусоренному каземату, — что нет ничего на старушке-Земле, что вам бы хотелось иметь здесь, на Ганимеде. Леса, горы, озера, травянистые степи, голубое небо, зеленые просторы океанов, птицы, бабочки, цветы, туман, дождь, снег — ни по чему из перечисленного вы абсолютно не тоскуете.

— Совершенно верно, — Сова снял герметичную крышку с кастрюли, хмуро оглядел ее содержимое, керамической ложкой снял пробу и восстановил закупорку. — У меня есть трюфели, у меня есть грибы. У меня есть чеснок, шафран, имбирь и тмин — все это природным образом выращенное. Земле попросту нечего мне предложить.

Гобель прошагал назад, чтобы снова облокотиться о прилавок и понаблюдать за кулинарными ритуалами Совы.

— Уверен, вы искренне это говорите. Но тем не менее существует одно природное свойство Земли, которое вам бы определенно понравилось. Одна вещь, которой жители Земли располагают и которую принимают как должное. Мало того, они, может статься, даже о ней не сознают, но вы безусловно ее желаете. — Он сделал паузу, ожидая скептической усмешки Совы. — Вам бы хотелось иметь здесь, на Ганимеде, земное атмосферное давление.

Сова бросил тревожный взгляд на плиту с ее обширным набором накрытых крышками сковородок. Затем он кивнул.

— Все, больше ни слова. Я признаю свою неправоту. Просто загадка природы, почему люди, которые определенно не эволюционируют в отношении блюд из приготовленной пищи, непременно должны считать точку кипения воды в одну сотню градусов по Цельсию идеальной для нужд кулинарии, — он указал керамической ложкой на свои кухонные сосуды. — Я рад видеть, что хотя бы вы понимаете мое затруднение. Если я готовлю с открытыми сковородками, то вода при местном ганимедском давлении имеет точку кипения на тридцать градусов ниже. Если я закрываю их герметичными крышками и готовлю под давлением, я не могу снимать пробы и помешивать так часто, как это необходимо. А ведь постоянное снятие проб существенно важно в кулинарном искусстве. Снятие проб и помешивание лежат в самом сердце процесса получения тонких привкусов и ароматов. Земные повара в этом смысле уникально счастливы… Однако мы делаем, что можем. — Сова принялся снимать крышки и торопливо перемещать содержимое сковородок в тарелки для подачи на стол. — Еще пять минут сосредоточенных молчаливых усилий — и тогда я предоставлю вам сказать мне, насколько я преуспел.

— Неудачи пока еще не бывало, — Ярроу Гобель понял намек насчет «молчаливых усилий» и побрел в другой конец Совиной Пещеры.

Сова вернулся к своим нелегким трудам. Ярроу Гобель этого еще не знал, но сегодняшний обед, безотносительно к качеству блюд, должен был стать не слишком приятной оказией.

Ибо Сова наконец готов был признать свое поражение. Через генерального инспектора он получил достаточное финансирование для идентификации всех, кто работал с банками данных Паллады и вообще был на Палладе в конце войны. Многие погибли в последнем сражении, а большинство остальных уже умерло — ничего удивительного, ибо это случилось четверть столетия тому назад, — но Сова лично связался со всеми уцелевшими и подробно их расспросил. Никто не смог рассказать ему ровным счетом ничего о стирании данных, касающихся астероида Мандрагора. Никто даже не помнил названия переоборудованного рудовоза «Океан».

Другая блестящая идея Совы также закончилась полной неудачей. Вычисления потребовали целую вечность, но в итоге он все-таки получил траектории спасательных капсул, баллистически запущенных с «Океана» перед тем, как «искатель» его уничтожил. Все капсулы были направлены в сторону Внутренней системы, имея в качестве ближайшей планеты и логического места для приема сигнала бедствия Марс.

Там определенно не было недостатка в сигналах бедствия. Война только что закончилась, и суда, пострадавшие в последних катастрофических баталиях, были разбросаны по всему космосу от Земли до Пояса.

Причем записи о тех сигналах бедствия и спасательных операциях не были утеряны. Они хранились в архивах Цереры. Сова исследовал все записи до единой, проверяя идентификации кораблей, положения капсул и характеристики спасенных. И не нашел ничего необычного — ничего, что заставило бы его предположить, что хотя бы один из тех спасенных находился в капсуле, выпущенной с «Океана». Тогда он продвинул вычисления и поиск на целых два месяца после окончания войны — на то время, за которое ограниченные запасы кислорода, воды и пищи в любой капсуле гарантированно должны были закончиться. И опять ничего не обнаружил. Отсюда вытекало, что спасательные капсулы с «Океана», куда бы они ни ушли, уцелевших в себе уже не содержали.