Девушка Лаки - Тэми Хоуг

Если она будет бежать, будет искать спасение, то непременно увидит его. Нужно обязательно в это верить. Если она будет бежать, то все будет хорошо. Она спасется. Берка поймают, и она снова увидит Лаки. Если будет бежать. Если уйдет от погони.

Она жадно хватала ртом ночной воздух, и ей казалось, что легкие обжигает огнем. Она больше ничего не слышала, кроме буханья крови в ушах и собственного надрывного дыхания. Вскоре у нее закружилась голова. Тяжелые, пряные запахи сырого леса забивали ей ноздри. Казалось, будто влажная почва, словно губка, сжимается и распрямляется под ее ногами. Серена полностью утратила ощущение пространства. Ей казалось, она находится где-то между бредом и истерикой и вот-вот потеряет сознание.

Девушка подумала, что если каким-то чудом доберется до дома Лаки, то сможет воспользоваться его радиопередатчиком и позвать на помощь. Или найдет там оружие. Однако до его дома она так и не добралась. Зацепившись за торчащий из земли корень, Серена полетела лицом вниз на грязную землю. А когда подняла голову, то увидела перед собой ботинки Джина Уиллиса.

Глава 17

– Давай, красавчик, сходим с тобой куда-нибудь, где нам с тобой никто не будет мешать.

Лаки раздраженным взглядом окинул блондинку, буквально прилипшую к его левому боку. Боже, у этой женщины никакого самоуважения и еще меньше – чувства самосохранения. Она подошла к нему тотчас же, стоило ему устроиться в углу «Мутона». Не иначе как эта особа или слишком упряма, или слишком глупа. В противном случае она наверняка обратила бы внимание на то, как посетители бара как по команде поспешили отодвинуться от него как можно дальше. И хотя – что греха таить – природа щедро наградила ее женскими прелестями, зато, словно в отместку, почти полностью обделила умом. Намеков эта красотка не понимала. И хотя Лаки всем своим видом пытался показать ей, что не нуждается в ее ласках, его демонстративное равнодушие, словно горох от стенки, отскакивало от ее глупости. Ей не хватало ума даже на то, чтобы обидеться.

Боже, и откуда на него свалилась эта дура? Он пришел сюда вовсе не для того, чтобы снять шлюху. Он пришел сюда, потому что у него чесались кулаки. Он пришел сюда напиться до бесчувствия, пришел в надежде, что какому-нибудь идиоту хватит ума зацепить его, и тогда он выплеснет на него свою злость. Ему хотелось одного: бить и крушить все вокруг себя, чем он занимался накануне и чем собирался заниматься и дальше, каждый вечер, пока накопившаяся в нем злость наконец не выйдет наружу.

А вот у блондинки, судя по всему, имелись на него свои виды.

Она прильнула к нему и откинула голову назад, демонстрируя во всей красе свой пышный бюст, который так и просился наружу из черного топика. Судя по его размерам, этот тесный топик предназначался для какой-нибудь двенадцатилетней худышки, потому что едва доходил ей до талии и постоянно съезжал вверх над заниженным поясом джинсов, сидевших на ней, как вторая кожа. Даже невооруженным глазом было видно, что под ним ничего нет. Похоже, эта особа считала, что бюстгальтер под тесным топиком – явное излишество. Веки ее были томно опущены – впрочем, причиной тому скорее был толстый слой ярко-голубых теней и густые накладные ресницы, давившие своим весом. Серебристые кукольные волосы – каштановые у самых корней – являли собой нечто невообразимое: взбитые в пугающую прическу и залитые сверху лаком, которого хватило бы, чтобы проделать в озоновом слое дыру размером с полштата. И в довершение ко всему в ушах красотки болтались серьги размером с приличную люстру каждая.

Лаки брезгливо поморщился и вздохнул. Эта женщина была воплощением вульгарности. От нее за милю несло дешевыми духами и табачным дымом, а судя по дыханию, ее излюбленным напитком был виски. Нет, по-своему она была даже хорошенькая – по крайней мере, для тех, кто любит дешевых раскрашенных женщин. Фигура у нее – чего уж говорить – тоже была классная и наверняка привлекала к себе похотливые мужские взгляды. Но Лаки ее сомнительные прелести оставили равнодушным. Если она что-то и разбудила в нем, то лишь раздражение. Честное слово, она произвела бы на него куда лучшее впечатление, будь у нее хотя бы капелька вкуса, будь она хотя бы отдаленно похожа на… Серену Шеридан. В общем, будь она не потаскухой, а приличной женщиной.

Лаки выругался по-французски и одним глотком допил остатки спиртного в рюмке. Впрочем, зачем ему понадобилась приличная женщина? Зачем ему она, тем более если ей нравилось трогать его старые болячки? От нее одни неприятности. Она никогда не оставит его в покое. Никогда не позволит ему сохранять эмоциональную дистанцию, без которой ему никак. Он ведь сказал ей, причем еще в самом начале, чего ей от него ждать, но она, наоборот, принялась копать еще глубже. Ей хотелось любви. Ему же хотелось держаться от нее как можно дальше. Конец истории.

Тогда почему он не может выбросить ее из головы? Почему ему не дает покоя вопрос, как ей удалось справиться с Берком и как у нее обстоят отношения с Шелби? Ну почему ему так хочется знать, исчерпала она свой запас мужества или нет? Вдруг ей требуется плечо, на которое она могла бы опереться?

Он снова выругался и, стряхнув с себя прилипчивую блондинку, потянулся за бутылкой виски, что стояла перед ним. Блондинка – ее имя влетело в одно ухо и вылетело в другое – откинулась со слегка обиженным видом и закурила.

– А ты упертый, – сказала она, выпуская к потолку струю сизого дыма. Она нарочно развернулась к нему в профиль, дабы ему в глаза бросался ее пышный бюст. – Одиночка.

Девица тряхнула плечами, и ее грудь колыхнулась в такт мелодии в каджунском стиле зайдеко, что рвалась наружу из музыкального автомата.

Лаки смерил ее насмешливым взглядом:

– А ты кто такая? Уж не дочка ли Эйнштейна?

Но она пропустила его колкость мимо ушей и лишь сменила одну соблазнительную позу на другую.

– Я люблю упертых. И не против небольшого приключения. Если ты понимаешь, о чем я.

– Понял с первого раза.

– Зна-а-а-чит… – протянула она и, слегка поерзав на своем табурете, одарила его ослепительной улыбкой. Ее тщательно выщипанные и подрисованные карандашом брови изобразили вопрос.

Лаки не успел ответить ей, потому что в следующую секунду к нему подкатил Скитер Мутон. Пододвинув к посетителю стул, он расположил на нем свои внушительные телеса и принялся тряпкой, которой только что вытирал барную стойку, промокать пот на лбу. Затем, словно полумесяц из-за туч, в гуще его бороды появилась улыбка. Впрочем, она так и осталась в его бороде, и ее свет не добрался дальше, до темных глаз бармена.

– Эй, Лаки, как дела?

Лаки проигнорировал приветствие, зато подлил себе виски.

– Скитер, ты снова за свое. Зачем ты разводишь виски?

Бармен театральным жестом прижал ладонь к груди. Его пухлая физиономия приняла оскорбленное выражение.

– Я? Mais non! Мадам Мутон, она ведет всю бухгалтерскую отчетность. Эта она разводит виски. И как у тебя язык повернулся обвинить меня в таком тяжком грехе, когда я сделал все для того, чтобы снабдить тебя информацией?

– Это какой такой информацией?

– О двух твоих приятелях.

У Лаки едва не сорвалось с языка сказать Мутону, что ему глубоко наплевать на эту сладкую парочку, Уиллиса и Перре, и что они там замышляют. Ему надоело махать кулаками в чужих драках. Отныне он строго придерживается принципа «моя хата с краю». Никаких принцесс в лапах у дракона. Никаких плантаций, которые требуется спасать. И пусть весь остальной мир катится к чертовой матери, он живет для самого себя.

Впрочем, Скитер даже не заметил, что он впал в задумчивость, и добавил:

– У них сегодня назначена встреча.

– С кем? – Впрочем, какая разница; а если он и поинтересовался, то лишь из любопытства, не более того. Лаки бросил взгляд через накуренное помещение – туда, где в углу Лен Берк о чем-то ожесточенно спорил с Перри Дагуа. – С ним?

Мутон покачал головой:

– Нет. С одним большим начальником с буровой, он тут ошивался уже какое-то время. А с ним еще двое. Но потом им позвонили, и они вышли, а когда вернулись, то улыбались, как аллигаторы, и принялись разбрасываться деньгами. Незадолго до того, как ты сюда пришел. А как увидели тебя, так тотчас выскользнули через боковую дверь.

– И что?

В ответ толстяк пожал плечами и закатил глаза. Затем, порывшись, вытащил из кармана фартука сложенную купюру и сунул ее Лаки под нос, как будто предлагал понюхать.

– Эту бумажку они даже оставили в качестве чаевых официантке. Туанетта показала ее мне, потому что ей ни разу не давали таких больших денег. Она едва в обморок не грохнулась. – Скитер презрительно фыркнул. – Двадцать долларов. Это надо же!

Лаки раздраженно посмотрел на двадцатидолларовую купюру. Та была новенькой и хрустящей. Такие обычно носит в бумажниках солидная публика. Насколько ему было известно, такое отребье, как Уиллис, таскало в карманах лишь замусоленные бумажки – под стать грязным делишкам, которые они проворачивали. И если Уиллис оставил официантке хрустящую двадцатидолларовую банкноту, то можно было только догадываться, откуда она взялась, и наверняка не одна. Судя по всему, ему в лапы приплыла изрядная сумма денег, иначе откуда такая не свойственная ему щедрость? Ведь ни для кого не секрет, что Джин Уиллис редкостный скупердяй.