Уцелевшие - Майк Гелприн

«Самое страшное наказание для йолна, – подумала она, – это одиночество».

Следующую ночь они провели, разведя костер в лесу неподалеку от берега. Йиргем подвесил над огнем небольшой котелок с набранной в Арно водой и дал ей закипеть.

– Ты действительно думаешь, что это поможет? – спросила Гйол.

– Не повредит, – пожал плечами Йиргем. – Ведь и люди стараются, когда могут, не пить воду из городских рек – пьют пиво или разбавленное вино, каким бы отвратительным оно ни было. Они просто не знают, что воду можно вскипятить, чтобы уменьшить опасность.

– А почему так, найи́?

– Я не знаю. Некоторые из наших алхимиков считают, что при кипячении вода меняет свойства. Другие говорят, что в воде живут невидимые глазу существа, которые вредны человеческому телу, и что при кипячении они погибают. Но алхимиков среди нас остается все меньше, открыто заниматься алхимией сейчас очень опасно, да и вообще нас становится мало, слишком мало. А те, кто занимались науками, всегда достигали большего вместе, нежели поодиночке.

– Йиргем, – вдруг спросила Гйол, – как ты думаешь, люди все умрут от чумы? Никого не останется?

Йиргем вскинул голову и с удивлением посмотрел на сидящую рядом йолну.

– Ну что ты, тайи́, – сказал он мягко. – Несомненно, множество людей умрет… но оставшимся это будет лишь на пользу. Так бывало всегда. Лет восемьсот назад, если мне не изменяет память, – Йиргем сделал небольшую паузу, вспоминая, – да, как раз восемьсот лет, в середине шестого века по счету христиан, подобная болезнь уже побывала в Европе и в Азии. В тот раз она особенно свирепствовала в Византии. Кто знает, быть может, природа заботится о том, чтобы людей не плодилось слишком много. Возможно, ты обратила внимание… впрочем, извини, я забыл, как ты еще молода. Я хотел лишь сказать, что за последние сто лет стало холоднее, из-за этого страдают урожаи, не так быстро, чтобы люди сразу заметили, но все же ощутимо для наблюдательного глаза. Земле становится тяжелее прокормить такое количество людей.

– Природа заботится о них, – с горечью прошептала Гйол, – а о нас?

– Не жалуйся, – возразил Йиргем, – разве не дано тебе природой гораздо больше, чем любому из людей?

– О да! Но почему же природа позволяет им убивать нас? Почему с каждым годом их становится все больше, а нас – все меньше?

– На это, – печально произнес Йиргем, – у меня нет ответа. Все стало происходить слишком быстро… Мои найи́, помнится, говорили, что когда-то йолны могли прожить сотни, если не тысячи, лет, не потеряв ни одного сородича. Даже когда я родился и уже сменил несколько тел, смерть йолна была редким событием, казалось – небывалым. В первые две тысячи лет своей жизни я потерял лишь троих рельо́. Затем… – Йиргем запнулся, и Гйол увидела слезы на его глазах. – Затем я потерял свою о́лни, – продолжил он, совладав с голосом. – И тех, кому она и я дали жизнь вместе. С тех пор я стал замечать, что йолны погибают все чаще и чаще. А в последние триста лет события и вовсе понеслись вскачь. Будь это во времена моей молодости, я обратился бы к своим найи́ с просьбой собрать совет старших, как бывало, когда надвигалась беда. Но сейчас, боюсь, было бы слишком опасно, соберись много йолнов вместе. Быть может, дело в том, что люди стали чересчур хитры. Они выучились читать и писать и стали передавать знания из поколения в поколение. Один человек по сравнению с йолном – не более чем бабочка-однодневка, но если за его спиной стоит опыт предков… Нет, он, конечно, все равно останется лишь человеком, но этот опыт делает его и сильнее, и хитрее, и изворотливее. Нам еще повезло, что большинство из них либо слишком глупы, чтобы научиться читать, либо слишком заняты, стараясь выжить. Ведь и их жизнь нелегка. Хотя должен предупредить тебя, Гйол: среди людей бывают исключения. Изредка попадаются люди не просто хитрые, но и умные, способные мыслить и делать выводы. Именно от них следует ждать беды.

– Иногда я не понимаю, – тихо сказала Гйол, глядя на пламя костра, – зачем природа дала людям разум. Ведь было бы гораздо легче, останься они неразумными. Тогда мы могли бы брать их тела, как они сами берут для еды тела животных. Они никогда бы не изменились, никогда бы не научились писать, не стали бы преследовать нас… Хранитель Гойтре говорил, что природа ничего не делает понапрасну. Но тогда зачем она наградила людей разумом?

Йиргем улыбнулся.

– Ты говоришь так, словно точно знаешь, что природа создала людей только для наших нужд. Так же, как люди уверены, что их бог создал животных лишь для того, чтобы люди ими питались.

Покраснев, Гйол опустила голову.

– Кроме того, – продолжил Йиргем, – не имей люди разума, мы, возможно, не смогли бы пользоваться их телами. Мне приходилось бывать далеко на востоке, а также на юге, где живут люди с темной кожей. Там в густых лесах водятся странные звери, очень похожие на людей. У них тоже две руки и две ноги, хотя пальцы на ногах больше приспособлены для лазанья по деревьям, чем для ходьбы по земле. Таких зверей называют обезьянами. Как я сказал, они очень похожи на людей, но не обладают их разумом. Однако взять тело обезьяны, как мы берем тела людей, невозможно. В старину хранители, изучавшие тайны жизни, пришли к выводу, что главное в человеческом теле – это мозг. Именно он позволяет нам захватить тело и управлять им. Должно быть, мозг разумного существа слишком отличается от мозга животного.

Йиргем замолчал, но заговорил вновь, прежде чем Гйол собралась задать новый вопрос.

– Пора спать, – сказал он, – уже поздно, а завтра нам предстоит неблизкий путь. Я хотел бы отойти как можно дальше от человеческих дорог.

Следующим вечером Йиргем смастерил лук и стрелы.

– Этот лук, конечно, мало на что годится, – усмехнулся йолн, – но все же лучше, чем ничего.

– Мало на что годится? Но почему?

– Хороший лук смастерить не так просто, да и дерево нужно подходящее. К тому же мне давненько не приходилось делать луков.

– Давненько? Значит, когда-то все-таки приходилось?

– Конечно, – улыбнулся Йиргем, – чем мне только не приходилось заниматься. И луки делать, и горшки лепить, и даже, представь себе, лечить людей… Кое-какие ремесла, впрочем, пришлись мне по вкусу, например, мне когда-то нравилось изготавливать стеклянную посуду. Это, надо сказать, тяжелое и вредное ремесло, и приходилось менять тела чаще, чем мне того хотелось бы.

– А были такие занятия, которые тебе не понравились? – спросила Гйол.

– А как же. Например, травить крыс. Отвратительная работа!

– Так зачем ты за нее взялся? Неужели нельзя было найти что-то более приятное? – удивилась Гйол.