Мое обретение полюса - Фредерик Кук

Более того, всевозможные идиосинкразии отдельных личностей, скажем прямо, капризы неминуемо сокращают дневной переход. Но самое страшное — в многочисленной экспедиции люди быстро делятся на группировки, враждующие между собой. У них возникают разногласия с начальником экспедиции, что вредит общему делу. Однако с двумя спутниками, для которых наше путешествие было лишь привычным эпизодом в жизни, я не знал трудностей личностного характера, тех самых, которые немало способствовали провалу многих арктических экспедиций. По моему мнению, когда численность полярной экспедиции удваивается, ее шансы на успех сокращаются наполовину, когда же вы сокращаете число людей — ваши возможности и безопасность увеличиваются.

Мы продвигались со скоростью две с половиной мили в час. С учетом обходов и задержек у гребней сжатия количество часов на ходу давало нам довольно точную оценку пройденного расстояния по прямой за день. В этом мне помогали и шагомер, и компас, так что я мог прокладывать курс на карте-сетке.

Итак, по счислению наши координаты на 20 марта — 82°23 с.ш., 95° 14 з. д. Наше местоположение, казалось, указывало на то, что мы прошли прибрежную зону сжатия льда. Огромные торосы и мелкие ледяные поля остались позади; впереди расстилались радующие сердца просторы крупных ровных полей, обещающих служить нам хорошей дорогой.

Место нашего назначения находилось теперь в 416 милях от нас. Наша жизнь на паковом льду изменилась. До сих пор мы позволяли себе некоторую роскошь: ежедневно сжигали фунт бензина и порядочное количество сала овцебыка для того, чтобы согреть иглу и приготовить обильную пищу. Иной раз мы приготовляли дополнительное питание, и каждый получал все, что желал. Если промокали чулки и рукавицы, мы не жалели топлива, чтобы высушить их. Теперь все должно быть по-другому. Мы будем расходовать запасы строго по норме: фунт пеммикана в день для собак, примерно столько же — для людей и лишь немного всего прочего. К счастью, благодаря удачной охоте мы обеспечили себя свежим мясом в начале путешествия. Экономя топливо, мы стали разрубать пеммикан топором. Позднее топор сломался об пеммикан. Сначала мы не испытывали особых трудностей. Мы были сыты каждый день, видимо, и за счет накоплений организма. Однако мы уже не могли позволить себе такую роскошь, как отдых на нартах, чтобы хоть немного перевести дыхание.

Теперь наше путешествие стало длительным, тяжким, изнурительным испытанием. Каждый день давали себя знать ледовая обстановка и погода. Немало усилий мы прилагали к тому, чтобы защититься от сильного холода, но это придавало нашему предприятию дополнительный спортивный интерес.

Так мы преодолевали трудности одну за другой, всегда предвидя борьбу с ними и в последующем. Это волнует, и такого рода волнение словно пришпоривает исследователя во имя свершения великих подвигов, которые в сущности являются истинной победой над силами природы. Теперь каюры должны были толкать или тянуть нарты, чтобы помочь собакам. Мне было поручено искать удобные проходы в тяжелом льду и время от времени прорубать дорогу.

Отдавая походу все силы, человек и собака должны были идти бок о бок сквозь штормы и мороз к достижению цели. Успех и неудача теперь зависели главным образом от нашей способности в течение долгого времени транспортировать продовольствие и поддерживать в себе физические силы.

Когда утром 21 марта мы проснулись и выглянули из окошечка иглу, солнце на северо-востоке касалось своим краем горизонта. Теплое оранжевое сияние румянило льды и согревало наши сердца. Температура была 63° ниже нуля. Стрелка барометра устойчиво держалась на высоких отметках. Ветра почти не было. Ни единое облако не обрамляло бледного пурпурно-синего купола небес. Однако полоска, похожая на дым, закрывала горизонт на западе, предвещая открытую воду.

Наш завтрак состоял из двух чашек чая, галет размером с ручные часы, полоски мороженого мяса и куска пеммикана. Выползая из спальных мешков, мы просовывали наши дрожащие ноги в цилиндры из медвежьей шкуры, которые служили нам брюками, впихивали ступни в промерзшую обувь и, облачась в меховую одежду, начинали колотить в стену нашего снежного дома и плясать вокруг него, чтобы стимулировать сердечную деятельность. Затем мы быстро швыряли на нарты лагерное снаряжение и надежно закрепляли его. Энергичное щелканье длинных бичей — и послушные создания — собаки нажимали на плечевые ремни. Нарты стонали. Неподатливый снег издавал металлический звон. Весь поезд трогался скорым шагом.

«Am-my noona tertonga dozangwah» (Наверное, земля скроется из виду сегодня), — сказали мы друг другу.[106] Однако за этими словами не крылось ничего серьезного. По правде сказать, каждый по-своему чувствовал, что мы покидали мир, полный жизни и связанных с ней привычек, и вступали в мир страданий. Земля Аксель-Хейберга к югу была теперь всего лишь мутной голубой дымкой, а Земля Гранта, к востоку, обозначалась какими-то фантастическими фигурами, формами, составленными из пиков и ледяных стен. Лед расстилался перед нами голубыми волнами,[107] залитыми потоками золотого света. Позади нас последние видимые зубцы земли падали и вздымались как в прощальном танце марионеток. Сердцем мы тянулись назад, к земле, воля подталкивала нас вперед.

Странный белый мир стал для нас мрачной действительностью. Но вот некий невидимый маг взмахнул своей волшебной палочкой — и этот мир внезапно преобразился в страну чудес. Явившись из какого-то сказочного королевства, спрятанного за горизонтом, огромные миражи соткали паутину чудесных иллюзорных картин по всему горизонту. Снежные пики преобразились и стали вулканами, исторгавшими дым. Из жемчужной дымки родились волшебные города со сказочными замками. Среди красочных облаков затрепетали золотые, розовые и малиновые стяги, которые развевались на великолепных мозаичных шпилях и куполах. Огромные, бесформенные, гротескные существа то корчились в муках по всему горизонту, то гримасничали с забавными ужимками. Эти призраки, населяющие Север, сопровождали нас в течение всего путешествия, а много позже, когда я, утомленный умственно и истощенный физически, чувствовал, что куда-то плыву по морю беспамятства, миражи приводили меня в ужас, производя впечатление монстров из кошмарных снов.

Теперь при каждой передышке (краткой, на миг, чтобы только перевести дыхание) в этой сумасшедшей гонке мы то и дело оборачивались и смотрели назад, в сторону земли. И каждый раз вознаграждались новым зрелищем. Извергающиеся вулканы, города, окутанные клубами дыма, бурлящие современными суматошными толпами, — все эти миражи наполняли меня благоговением и восторгом.