Мое обретение полюса - Фредерик Кук

Пристегнув собак, мы стартовали. В течение нескольких часов нам казалось, что мы парим в каком-то белесом пространстве. Затем лед изменился. Обширные поля мощного, похожего на глетчерный, льда уступили место полям, меньшим по площади и с менее мощными льдами. Они были отделены друг от друга полосами битого льда, который имел вид гребней сжатия. Это были трудно проходимые барьеры, причинявшие нам много хлопот. Нам удалось значительно продвинуться вперед, прорубая дорогу ледорубом. Во время нашего второго пробега по полярному морю мы покрыли 21 милю. Сначала я намеревался как можно скорее отослать назад эскимосов Кулутингва и Инугито, которые остались помочь нам преодолеть тяжелый паковый лед, однако продвигались мы не так успешно, как я рассчитывал. Итак, хотя мы едва могли поделиться с ними кормом для их собак, эти двое вызвались идти с нами еще сутки.

Воспользовавшись преимуществом многочисленных сильных упряжек и взрывом энтузиазма, мы приготовились преодолеть большое расстояние по крайне тяжелому льду, который скопился здесь, уперевшись в далекую землю. Запасы, предназначенные для финального броска, были распределены по четырем нартам. С ледорубом и компасом в руке я шел впереди и с невероятными усилиями прорубал проходы в одном барьере за другим. Пока мои спутники проводили нарты через препятствия, я сам прокладывал дорогу. Так мы одолели всего 16 миль и, встретив еще более труднопроходимый лед, разбили лагерь. Несмотря на усталость, мы построили небольшое иглу. Я приготовил на печурке котелок дымящегося мяса овцебыка, бульон и чай двойной крепости. Разделив с нами трапезу, двое наших помощников приготовились к возвращению. Их дальнейшее пребывание с нами означало бы серьезное сокращение наших запасов и сильно затруднило их возвращение к земле.

С этими людьми я отослал инструкции Рудольфу Франке. В них я просил его остаться присмотреть за моими запасами в Анноатоке до 5 июня 1908 г., затем, если мы не вернемся к этой дате, оставить вместо себя Кулутингва и возвращаться домой на китобойце или на любом датском судне. Я знал, что, если мы попадем в беду, он не сможет ни помочь нам, ни хотя бы облегчить нашу участь, поэтому его ожидание в течение неопределенного времени в одиночестве станет для него неоправданно тяжелым испытанием.

Путь, предстоящий Кулутингва и Инугито, которые с такой радостью оставались помочь нам, был далеко не из легких. К тому времени их друзья, торопясь в Анноаток, ушли далеко вперед, и им приходилось стартовать с пустыми нартами, без провизии и с голодными собаками.

Они надеялись преодолеть льды полярного моря и вернуться на сушу одним длинным суточным переходом. Даже если это удастся, их собаки будут оставаться без пищи еще четверо суток. В случае шторма или подвижки льда на их долю вполне может выпасть и более продолжительный голод. Однако они скорее предпочитали смотреть в лицо опасности, чем просить у меня что-нибудь из наших запасов, предназначенных для дальнейшего пути к полюсу и обратно. Меня глубоко тронула такая сознательная преданность. Они уверили меня (и были правы), что имеют достаточно продовольствия — 18 собак и в случае необходимости в любое время могут пожертвовать несколькими ради благополучия остальных, как это часто делается в Арктике.

Расставаясь на пустынном льду, мы обошлись без формальностей. И все же, когда мы, трое оставшихся, смотрели вслед уходящим товарищам, мы ощутили боль в сердце. Вокруг нас была безрадостная пустыня изломанного сжатого льда. Колючий ветер кусал нам лица. Солнце было завешено облаками, которые тяжело громоздились по всему горизонту. Краски холодного, словно покрытого драгоценными камнями моря поблекли, затерявшись в отвратительной белесой пелене. Свартенвог, куда держали теперь путь наши товарищи, обозначался лишь черным пятнышком на горизонте. В той стороне, где лежала цель нашего путешествия, нас ждала неизвестность. Может случиться так, что мы никогда не увидим своих ушедших товарищей. Эта мысль и воспоминание о любимых мной существах, которых я покинул на родине, больно сдавили мне сердце. До сих пор мы продвигались успешно и преодолели половину расстояния до полюса, но что нас ждало впереди — предсказать было невозможно. Мои эскимосы начали выказывать признаки беспокойства, которое невольно испытывает каждый абориген в Арктике, когда земля скрывается за горизонтом. Эскимосы, как правило, не отваживаются заходить далеко во льды полярного моря. Когда они теряют из виду землю, паника охватывает их. Прежде чем покинуть нас, один из уходивших эскимосов указал на низкое облако, которое было на севере. «Нууна» (Земля), — сказал он, кивнув другим. Я подумал, что во время путешествия мне придется использовать миражи и низкие облака у самого горизонта, выдавая их за землю, чтобы подбодрить моих спутников, вселить в них спокойствие и радость.[105]

Однако страхи и раскаяние недолго одолевали меня, потому что путешествие поглощало все мое внимание. С неимоверными усилиями мы продвигались по льду более 16 миль, и невозможно себе представить что-либо труднее этого перехода. Из девяти градусов широты, которые отделяли нас от полюса, мы преодолели один. Мы сделали это, не израсходовав ни фунта продовольствия из запаса, предназначенного для 80-дневного пути.

14 Через полярное море к Большой полынье

Гонка к полюсу продолжается. С двумя спутниками-эскимосами по труднопроходимому льду. Земля исчезает из виду. Очарование миражей. Головокружительные эффекты подвижек льда. Черная извилистая полоса далеко впереди. Большая полынья. Ночь, полная волнений. Пройдено 500 миль. До полюса 400 миль

Наша партия из трех человек продвигалась вперед. Хотя чувство одиночества стало более гнетущим, мы получили и некоторые преимущества: наше продвижение стало более безопасным, быстрым и оперативным — это результат сокращения численности участников перехода. В многочисленной экспедиции всегда больше трудностей и проблем. В начале полярного предприятия эти трудности исключаются необходимостью пополнять запасы попутной охотой и вступлением в силу закона «выживает сильнейший». Однако позже, когда возвращается домой последняя партия поддержки, оставшиеся люди должны сплотиться для того, чтобы выжить. Они больше не имеют права существовать обособленно. Раненую либо ослабевшую собаку можно скормить ее собратьям, однако нельзя съесть или бросить раненого или слабого человека. Возможности любой экспедиции прямо зависят от состояния слабейшего участника, и поэтому увеличение ее численности, подобно увеличению звеньев в цепи, уменьшает, если можно так сказать, ее прочность.