Весёлый лес - Светлана Багдерина

Ошеломленная, изумленная тишина на несколько секунд повисла в «Будуаре», а после вельмож словно прорвало:

– Гавара?!..

– Он?!..

– Чур меня, чур!..

– Вы были у Гавара?!..

– И как он вас отпустил?!..

– Как вы туда попали?!..

– Да, вы совершенно правы, я бы сейчас с удовольствием умылась, переоделась и чего-нибудь съела, – наслаждаясь вниманием, произнесла Изабелла.

– Да что это мы! Немедленно едем во дворец! Кареты ждут! – вскочил король, и придворные заторопились к выходу.

– Погодите, ваше величество, ваше высочество! Это вам на дорожку! – в обнимку с наполненной угощениями корзиной, с поклоном приблизился Толстый Хансен.

– А это тебе – за беспокойство, – казначей в обмен вручил туго набитый кошелек.[70]

Во дворце, откружив и откаруселив, потихоньку улеглась суета, вызванная возвращением пропавшей принцессы. Теплые сумерки мягко опустились на землю, огни погасли в окнах и зажглись вдоль дорожек, ночной патруль задержался с выходом, выспрашивая у дневного все известные и неизвестные им подробности о невероятных событиях прошлых дней, случившихся в веселом лесу… Сонная ночная тишина, убаюкивающе звеня цикадами и соловьями, окутала дворец и его сады, парки, дорожки и беседки.

Но где-то невдалеке от дворца… совсем рядом… чу!.. звякнула струна… другая… третья… точно кто-то робкий или неумелый касался лютни.

Под балконом твоим,Ожиданьем томим,Я стою полуночной порой.Стих мой робок и нем,Не герой я совсем —Но тебе и не нужен герой…

Так и есть!

Преклонив колено, неловко поддерживая гриф инструмента перевязанной рукой с локтем, положенным на край скамейки, под миниатюрным балкончиком, больше похожим на широкий карниз, стоит юноша – темноволосый и статный и тщательно, но ох как неловко перебирает правой рукой струны.

Для чего я пою?Время юность моюЗаряжает, как камень в пращу.Лишь порою в ночиВ час мерцанья свечиВновь и вновь твою тень я ищу.

Ты сильна и горда.Но меня, как тогда,За любовь и за память прости:Ведь не в силах и тыСквозь чужие мечтыСловно призрак, беззвучно уйти.

Занавеси балконной двери дрогнули неуверенно – то ли тронутые боязливой рукой, то ли ночным ветерком – и снова замерли.

Ты светла, как луна,И вольна, как волна,И нежна, как июльская ночь.Как тебя не любить?!Если только забытьТо, что ты королевская дочь.Для тебя для однойСам я буду волной,И звездою, и ветром в ночи.Больше лжи и оковЯ боюсь твоих слов,Но прошу: не молчи, не молчи!..[71]

Но вот с последним словом-мольбой, слетевшем с обветренных губ юноши, портьера распахнулась, дверь открылась нараспашку, на балкон выступила Изабелла с чем-то длинным и белым в руках, замешкалась на несколько секунд…

И вдруг перед самым носом влюбленного рыцаря, разматываясь, как пожарный рукав, возникла веревка из разорванных и связанных вместе простыней. Но не успел Люсьен даже подумать, сможет ли он взобраться на второй этаж с одной рукой, как его невеста перекинула ногу через перила, уцепилась за привязанную простыню и принялась спускаться.

Веревка оборвалась метрах в двух от земли, но Изабелла, не успев и вскрикнуть, оказалась в неуклюжих, но надежных объятьях шевалье.

– А десять лет назад она меня выдержала… – задыхаясь от пережитого испуга, но больше – от смеха, шепотом проговорила принцесса, обхватывая его за шею.

– Наверное, ты немного выросла с тех пор, – уткнулся рыцарь носом ей в ухо.

– Ничего подобного! – горячо возразила она.

– Хотя ты права, – улыбнулся де Шене. – Ты точно такая же маленькая разбойница, какой была тогда.

– И чтобы доказать тебе это, держи! – Изабелла вывернулась из рук Люсьена и, к изумлению того, вытащил из-за пояса охотничий нож в серебряных ножнах.

– У тебя в комнате – коллекция ножей? – удивился рыцарь.

– Нет, – потупила взгляд Изабелла. – Не коллекция. Только один. Был. Вот этот. Тот самый, который тогда…

Договаривать было не нужно. Дыхание юноши перехватило, и он нежно взял в свою руку ее маленькую ручку, сжимавшую украшенные рельефами ножны.

– И ты?… – только выдохнул он.

– Да, – почти беззвучно кивнула она, и глаза их встретились. – Я берегла его с того самого дня, как… как не смогла к тебе прийти…

Теплая ночь, вздыхая цикадами, незаметно превратилась в раннее утро, огни фонарей устало мерцали за узорчатыми ламповыми стеклами, ночной патруль неспешно обходил дорожки, без устали обсуждая, померещилось им или нет, когда увидели, как два розовых валенка пролезли в подворотню и торопливо зашагали куда-то по дороге… А Изабелла и Люсьен все сидели у балкона на скамеечке и говорили, говорили, говорили…

Ведь им так много надо было друг другу сказать за потерянные десять лет.

Возвращения Агафона ждали.

Как ни уговаривал он возницу королевской кареты ехать помедленнее, как ни гипнотизировал небесное светило, чтобы то уходило на покой побыстрее, растянуть дорогу от Монплезира до Мильпардона до бесконечности было невозможно. И в шесть часов вечера, когда светло было еще как днем, а народу во дворе ВыШиМыШи гораздо больше, чем днем, выделенная Луи Вторым карета, роскошнее и богаче, чем что-либо, созданное им за семестр обучения на фею, подкатила с шиком и блеском к воротам Школы.

Любезный кучер помог донести саквояж до крыльца, раскланялся и поспешил к своему экипажу, уже окруженному любопытными студентами и преподавательницами факультета крестных фей – с карандашами и альбомами для набросков.

«Теперь задразнят – к бабке не ходи…» – тоскливо оглянулся студент на шкодно улыбающиеся физиономии товарищей, состроил в ответ зверскую рожу и потянул ручку входной двери.

В холле его премудрие встретил дежурный и молча, с сочувственной миной, препроводил в кабинет ректора.

Первым, что войдя, увидел Агафон, был его дорожный мешок на середине ковра.

Вторым – сам ректор Уллокрафт, мадам Фейримом, его премудрие Инкассандр и сеньора Вапороне.

И улыбки их были на порядок шире и веселее, чем у соучеников на улице.

– Студент Мельников, – не дожидаясь, пока застигнутый врасплох школяр выдавит приветствие, торжественно и радостно произнес Уллокрафт. – Как наша многоуважаемая декан факультета крестных фей тебя предупреждала, если твой крестник не женится на принцессе, с практики можно не возвращаться. Поэтому…

– Но ваше премудрие!.. – брови Агафона взлетели удивленно и обиженно, – Лесли из Лиственки на принцессе женился!

– Вот только не надо врать, молодой человек! – осуждающе поджала губы декан. – Мы смотрели всю церемонию в волшебный кристалл уважаемого Инкассандра, и прекрасно видели, за кого вышла замуж Изабелла!

– А в задании на практику вы мне не говорили, что он должен жениться непременно на Изабелле! – возмущенно прищурился школяр, сунул руку во внутренний карман куртки, и вытащил сложенный вшестеро лист пергамента.

– Ну, и на какой же принцессе женился твой крестник, Мельников? – ехидная улыбочка скользнула по губам мадам Фейримом.

– Вот, пожалуйста! – игнорируя усмешку, Агафон подошел к ректору и протянул пергамент ему. – Читайте!

– Изволь… – пожал недоуменно плечами Уллокрафт, надел очки, и начал: – «Копия свидетельства о браке… Лесли из Лиственки, дровосека, сына…»

– Дальше, дальше, ваше премудрие, – нетерпеливо вытянула шею сеньора Вапороне.

– «…и Греты Анны Николь Жюли Принцессы Шарман, дочери бон…да…ря…»

– Дочери бондаря! – не признавая – или не желая признавать очевидное, ликующе воскликнула главная фея.

– Извините, декан… – развела руками ее заместитель, кинула искоса смеющийся взгляд на скромно притихшего Агафона и продолжила: – …но формально ваше задание студент Мельников выполнил.

– Да что вы такое говорите, милочка?! – раздраженно, но больше испуганно, точно пол начал разверзаться под его ногами, выпалил ректор.

– Да, ваше премудрие. Весь факультет слышал, как мадам Фейримом сказала, что Агафон может не возвращаться, если его подопечный не женится…

– На дочери короля!!! – воскликнул Уллокрафт.

– Нет. На принцессе, – покачала головой сеньора Вапороне.

– Но я имела в виду… – покрылось красными пятнами конфуза и гнева личико старушки.

– Что если он женится на принцессе, то Мельников сможет продолжить обучение на мужской половине Школы вплоть до выпуска, – вкрадчиво проговорила молодая фея и подмигнула.

Буря непонимания, изумления, и затем восторга, окрашенного, к смущению мадам Фейримом, более чем легким злорадством, пролетела по ее физиономии, оставив после себя лучистую улыбку неподдельного счастья.

– Да, конечно, дорогая Жюли, – с достоинством кивнула она и перевела невинный взгляд голубых глазок на побагровевшего Уллокрафта. – Благодарю, что напомнила. Именно это я и имела в виду. Ведь выполнив с честью наше поручение, он волен возвращаться к привычным преподавателям и программе.