Профессиональный оборотень - Андрей Олегович Белянин

не могли усидеть на одном месте или, наоборот, находились в постоянном ступоре. Я начинала понимать хоббитов, которые тоже в свое время проходили здесь лечение от «мордорского синдрома». Конечно, это напрочь убило у них всяческие воспоминания, но зато они и возвращались сюда сейчас охотно и добровольно. Неужели и меня ждет нечто подобное…

Вечером нас усадили перед телевизором в фойе. Больным разрешали смотреть только уже приевшуюся «Белоснежку». Все наши делано впялились в экран…

– Нас хотят начать лечить электрошоком, мокрыми обертываниями и строгой диетой! Кончилась халява, – прошептал вернувшийся с разведки Боббер, он как никто умел подслушивать под дверями.

– Пора отсюда сматываться, – решительно кивнул Профессор. – Свяжусь-ка я с Алексом.

И он полез за телефоном, который тайно пронес с собой в тряпочном медвежонке. Но позвонить не успел, к нам подошла медсестра с двумя санитарами:

– Пациент Сафина? У вас сеанс электрошока.

– Э-э… мм… я не хочу. Я еще «Белоснежку» в десятый раз не досмотрела.

– Санитары, берите ее.

– Стойте, нет! Отпустите меня! Я притворялась, я нормальная!

– У нас все так говорят.

Я умоляюще посмотрела на кота. И кажется, он мне подмигнул. Если это не был тик от лекарств, которые ему теперь подкладывали в еду, когда врач прознал про тайну его горшка с фиалкой. Еще бы не прознать, когда фиалка на третий день разрослась как плющ и пахла бананами!

Меня притащили в какую-то комнату со страшным агрегатом и кроватью-каталкой. Ко мне обернулся главврач со шприцем в руках и сияющей улыбкой на лице:

– Так, включить электроконвульсатор.

– Чего? Нет! Мне уже страшно! Отпустите, садисты, я хочу домой! – кричала я, пока меня укладывали, привязывали, делали укол и подключали какие-то электроды.

После первого же легкого разряда мне так тряхануло мозги, что я полностью уверилась, что я псих. А психам уже ничего не страшно…

– Мм… это даже приятно, я сумасшедшая! Это здорово! Я могу летать!

– Так, эффект уже виден. Увеличьте-ка напряжение, сестра. А после мы попробуем еще инсулиновую кому. Думаю, двадцать – тридцать коматозных состояний будет достаточно.

Но медсестра не успела пропустить через меня второй разряд тока. Потому что в этот момент дверь с грохотом слетела с петель. В дверях стояли смутно знакомый мужчина, которого я бы назвала красивым, карапузы с гранатометами наперевес, а впереди всех толстый кот, который, похоже, и руководил всей операцией.

Медсестра с визгом бросилась под кушетку, врач получил в челюсть от красивого парня и упал на железную коробку у стены, добрый котик отсоединил от меня электроды, а маленькие человечки впряглись в кровать-каталку и куда-то быстро меня покатили.

– Кто вы? Зачем вы меня тащите? Я же могу просто полететь с вами на юг!

– У нее ретроградная амнезия, типичное последствие электросудорожной терапии.

– Я вас всех люблю! Только никого не знаю…

– Да, милочка, зато мы тебя знаем.

– А вы не хотите пригласить меня на свидание? – Я обратилась к мужчине с грустным и озабоченным лицом. Его серые глаза наполнились еще большим страданием, он быстро посмотрел на меня, но не сказал ни слова. Неужели я так плохо выгляжу? Обидно. И полетать не дали. Я поджала губы, отвернулась и уснула.

…Очнулась уже только на следующее утро в своей постели, в родной комнатке на Базе, память постепенно возвращалась ко мне. Оказывается, агент 013 успел вызвать Алекса и пообещал заплатить хоббитам, чтобы они помогли меня выкрасть. После Бильбо за ними установилась слава профессиональных взломщиков, ребятки знали все ходы-выходы в этой больнице, поскольку уже проходили там лечение. Брандакрыс продемонстрировал мне перевязанную ногу, намекая, что пострадал вчера, вызволяя меня из психушки. Судя по стойко кислому запаху от бинтов, он пользовался ими уже лет десять, обманывая всех, кто находился на расстоянии шага. Сейчас его намеки сформировались в отчетливую таксу: три коржика – и он слиняет навеки…

– Почему ты не пришел за мной раньше? – Я обняла вошедшего с горячим чаем Алекса. – Я же оставила тебе письмо в стиральной машине.

– Туда я догадался бы заглянуть в самую последнюю очередь, – сочувственно покачал головой мой муж.

– Да, ты у меня всегда был недогадливым…

– Увы, в следующий раз оставляй записки на столе или крепи магнитом к холодильнику. Кстати, главврач прислал запрос шефу с требованием вернуть тебя в лечебницу, ведь у тебя шизофрения и аффективно-бредовые расстройства.

– Какая наглость! – возмутилась я. – Больше он ничего не хочет?

– Хочет. Заодно он выставил нам счет за разрушение больницы, травму челюсти и моральный ущерб.

Вэк… Мне стало неудобно.

– А что теперь скажет шеф?

– Шеф с самым мощным переходником отправился за остальными. Ему достаточно было произнести одну фразу: «Зарплату вы не получите и больничные тоже!» – чтобы у симулянтов разом вправились мозги. Все вздохнули и согласились вернуться на Базу.

– Вот он, самый эффективный метод лечения, – признала я. – А как агент 013?

– Доволен жизнью и отдыхом! Похоже, он единственный, кто максимально выгадал на всей этой авантюре. Обещал проведать тебя после обеда и принести книжку о передовых методах лечения шизофрении. Уверял, что тебе поставили правильный диагноз, он давно об этом предупреждал…

– Убью.

– Договорились. Пошли пить чай, милая…

Так что в целом все опять закончилось хорошо. Разве что санитары приехали еще раз и забрали хоббита Федора. Он один действительно оказался подвержен приступам глубокой депрессии и единственным, кто и вправду нуждался в лечении.

Завистливые хоббиты провожали его с мрачными лицами, показывали кулаки и опускали большой палец вниз, недвусмысленно демонстрируя, что его ждет по возвращении. Он не попал в лечебницу вместе со всеми только потому, что был слишком ленив и апатичен, чтобы симулировать «глобальную усталость». Вот так обычно и получается, что по-настоящему больные живут среди нормальных, а здоровые – в психушке…

Я еще подумала напоследок, что База и есть чистой воды психушка, поскольку все мы здесь немножко сумасшедшие. А потом поняла, что была неправа. Мы просто очень разные и непохожи на других, но ведь это же не преступление и не отклонение от нормы? Зато, если где-то беда,