Рокоссовский - Борис Соколов

Но командующий группой армий «Центр» прекрасно понимал, что никаких резервов в распоряжении Браухича нет и взять их неоткуда, иначе бы они наверняка были бы даны ему ранее для развития наступления. Теперь же речь могла идти только о том, чтобы удержать достигнутые рубежи, а отнюдь не о взятии советской столицы. Однако положение в других группах армий Восточного фронта было таким, что никаких резервов для группы армий фон Бока они выделить не могли. Войска группы армий «Юг» только что оставили Ростов и с трудом сдерживали советское контрнаступление. Взять оттуда какие-либо резервы не было никаких возможностей. Войска группы армий «Север» также были связаны боями за Тихвин. Подготовка же и переброска резервов с Запада заняла бы слишком много времени, учитывая состояние путей сообщения в России. К тому же среди дивизий на Западе не было моторизованных и танковых дивизий (в тот момент там только 1-я кавалерийская дивизия находилась на переформировании в 24-ю танковую), а подавляющее большинство пехотных дивизий имели лишь ограниченную боеспособность. Все что могли немцы к декабрю 1941 года на Восточный фронт с Запада уже перебросили.

Таким образом, в сложившихся обстоятельствах реальным был только отход от Москвы на более-менее подготовленные оборонительные позиции. К такому решению и хотел подтолкнуть фон Браухича и Гитлера фон Бок. Однако даже ясного приказа о переходе к обороне, не говоря уж об отходе, равно как и обещания прислать просимые подкрепления, командующий группой армий «Центр» в тот день не получил.

Тем временем в события вмешалась погода. Немецкий военный историк Вернер Хаупт пишет:

«Еще 30 ноября погода была благоприятной. 1 декабря началась метель. В следующие ночи столбик термометра упал до минус 34 градусов, днем температура была ниже 20 градусов мороза. Этим наступление было окончательно похоронено. С этого момента холод стал врагом страшнее русских… Фельдмаршал фон Бок в полосе 4-й армии распорядился оборудовать передовой командный пункт. В эти критические дни он хотел быть со своими солдатами. Потери были высокими. Количество обмороженных намного превышало число раненых. Особенно высоки были потери офицеров. В 7-й пехотной дивизии полками уже вынуждены были командовать обер-лейтенанты!»

2 декабря левофланговые дивизии 16-й армии во взаимодействии с 5-й армией отбросили противника из большой излучины реки Москвы северо-восточнее Звенигорода. В этот же день Бок из последних сил пытался сломить сопротивление советских войск, подбадривая себя мыслью, что оно вот-вот может рухнуть. 2 декабря он записал в дневнике: «На севере от шоссе наблюдается лишь ограниченное продвижение вперед. Пути наступления 3-й танковой группы лежат в болотистой местности, которая к тому же сильно заминирована. По этой причине 3-я танковая группа продвигается вперед очень медленно. Противник тут и там отводит свои дивизии, оказавшиеся перед ее атакующим фронтом. Но ему удалось задействовать свежие силы, пусть и небольшие, против фланга 3-й танковой дивизии под Яхромой. Противник понимает, где ему угрожает реальная опасность — как жаль, что у меня нет под рукой крупных резервов! Вечером во все штаб-квартиры атакующих корпусов были направлены телексы с указанием, что противник определенно пребывает в состоянии острого кризиса, каковое необходимо эксплуатировать в любом месте, где для этого представится возможность. Правда, у меня есть известные сомнения относительно того, что наши находящиеся на пределе возможностей части сумеют реализовать это предложение». Но раз приказа о переходе к обороне не было, командующий группой армий «Центр», как дисциплинированный прусский офицер, пытался продолжать наступление, хотя и сознавал, что оно уже утратило свою стратегическую цель.

Положение немецких войск накануне советского контрнаступления в исследовании советского Генштаба «Битва за Москву» определялось следующим образом:

«Войска 16-й армии 1, 2 и 3 декабря вели ожесточенные бои с основной группировкой противника, наступавшей на солнечногорском направлении вдоль Ленинградского шоссе и на истринском направлении вдоль Волоколамского шоссе… В тот период бои на фронте 16-й армии носили исключительно напряженный характер. Некоторые пункты переходили из рук в руки. В течение 2 и 3 декабря противнику путем крайнего напряжения сил и средств удалось овладеть Крюковом, где бои шли на улицах».

Ставке пришлось задействовать для отражения немецких ударов прибывшие под Москву стратегические резервы. Так, 2 декабря только что сформированная 20-я армия генерала А. А. Власова, осуществлявшая частную операцию по овладению Красной Поляной, получила приказ штаба Западного фронта с 3 декабря перейти в общее наступление на Химки и Солнечногорск.

Тут стоит сказать о том, что, поскольку в дальнейшем генерал Власов перешел на сторону немцев и создал коллаборационистскую Русскую освободительную армию (РОА), роль 20-й армии в битве за Москву постоянно умалялась. В частности, освобождение Красной Поляны в некоторых трудах стали приписывать 16-й армии Рокоссовского, а не 20-й армии Власова, как было на самом деле. Чтобы, так сказать, «реабилитировать» бойцов и командиров 20-й армии, бывший начальник штаба армии генерал Л. М. Сандалов выдвинул теорию, будто командарм Власов

«до освобождения Волоколамска армией, по существу, не командовал. Он объявил себя больным (плохо видит, плохо слышит, разламывается от боли голова). До начала операции жил в гостинице ЦДКА, а затем его перевозили с одного армейского КП на другой под охраной (?) врача, медсестры и адъютанта. Подходить к нему не разрешали (неужели у Андрея Андреевича была столь заразная болезнь? Сандалов утверждал, будто у него было воспаление среднего уха, а такое заболевание заразным не является. — Б. С.). Все документы для подписи я посылал Власову через его адъютанта, и он приносил их подписанными без единого исправления. Впервые я, да и другие офицеры штаба увидели Власова — в Чисмене (под Волоколамском). А первый доклад я делал ему лишь в Волоколамске. Поэтому от начала операции до выхода армии в Волоколамск мне совместно с заместителем командующего армией полковником Литзюковым А. И. (впоследствии командовал танковой армией и погиб в бою) и членом ВС армии дивизионным комиссаром Куликовым П. Н. приходилось руководить действиями войск армии непосредственно самим».

Это — не более чем легенда, призванная дать возможность цитировать в открытой печати приказы, подписанные Власовым (разумеется, без упоминания имени), и в положительном контексте характеризовать замыслы и действия командования армии. На самом деле Власов командовал 20-й армией с самого первого дня и ни в каких гостиницах ЦДКА не жил (кто бы ему это позволил в самый разгар боевых действий!). Уже 13 декабря он был упомянут в сводке Совинформбюро в перечне советских генералов, отличившихся в битве под Москвой (там же был упомянут и Рокоссовский). А 16 декабря на КП у Власова взял интервью американский журналист Л. Лесюер. Выходит, смог каким-то образом прорваться сквозь кольцо блокады, будто бы созданное вокруг командарма медиками и адъютантами. Наконец, в архивных делах 20-й армии, хранящихся в Центральном архиве Министерства обороны в Подольске (фонд 373, опись 6631), достаточно приказов по армии с начала декабря 1941 года, и подлинность его подписи под ними не вызывает никаких сомнений. Среди них — приказы о категорическом запрете расстрелов военнопленных противника, а также о недопустимости представления в штаб армии ложных донесений и сведений о трофеях.