Постижение смысла - Мартин Хайдеггер

поначалу может происходить не в грубых «теофаниях» для каких-нибудь «неотесанных» «пророков» и «мифотворцев», а в неброской, но решительной зачистке-освобождении мест, в которых может быть сделан выбор и принято решение – для борьбы, в которой вопрошающие поэты и мыслители добиваются впервые замечающего и рас-сматривающего ответного взгляда богов.

Тихое распространение этих мест для выбора и принятия решений подрывает-подтачивает снизу, превосходит, накрывая сверху, атакует со всех сторон и губит доныне существовавшую сущность человека. Когда это происходит? Когда без-дно-основа пра-бытия открывает себя под полетом-пролетом дуги наводимого моста. Кто наводит мост? Те, кто отмечен знаком невидимости-незримости, те, кто – будучи брошенными в Вот-Тут-бытие – превращают животность человека в пространство игры колебаний обращающих к себе и отвращающих от себя основных настроений раз-растающегося-удивляющего вы-саживания в ужас и посредством вопрошающего знания кончают со всей и всяческой историей (Historie) «в сущностном смысле».

Еще не уловленные знаки заброшенности в Вот-Тут-бытие указывают сначала на отчужденность, которая лежит на самом знакомом, самом близком, наиобычнейшем и снимают покров предполагавшейся надежности, разоблачая практикуемое забвение пра-бытия.

Отважится ли человек еще раз на долгие размышления о том, что его сущность, вероятно, уже давно стала невыносимой для богов, потому что он не включил больше в исполинскую крохотность мелочность своих «переживаний» не только богов, но даже ранее не смог выдержать-перенести пра-бытие в некоторой обоснованной истине?

Однако «начало» таких размышлений намечается только тогда, когда человек посредством решения-выбора, сделанного в пользу пра-бытия – против махинативности только лишь суще-бытующего, в которую он вовлечен из-за жажды успеха в его уже давно закрепившемся стремлении к гордыне – находит свою еще сокрытую сущность.

Но тогда он есть уже один из вырванных в начало.

Сущность начала заложена не в начинании, а скрывает себя как неразвернутая предваряющая решимость-выбор заката. Все изначальное начинается с заката.

Если вообще еще можно говорить о великом – при распространенном мнении о том, что великое есть исполински-огромное и массово-массированное, которое всякий раз выступает как неслыханно-непревзойденное – то из этой сущности начала следовало бы черпать сущность Великого – в смысле Изначального.

Боги велики только тогда, когда велика их божественность, проистекающая из изначальности пра-бытия.

Что сокрывает начало, сокрывая себя? Свой – решительно приуготовленный в себе – закат. «Вечные» боги не есть боги, если они мыслятся «вечными» в значении ἀεί и aeternitas и уж совсем как sempiternitas, все более и более прогрессирующее в новое время бесплодное И-Так-Далее.

Наивысшее начало заключает в себе и потому начинается с глубочайшего заката. В нем воскресает последний Бог. Поскольку Он – Редчайший, ему подобает самое долгое время на подготовку и незапамятная внезапность его близости. Знать это – уже смутное предчувствие его дали – из основного настроения По Ту Сторону Счастья и Несчастья.

Но еще есть нужда-потребность в переходе и то нужное для него знание «о» пра-бытии: ведь только это пересаживает-переносит в то время-пространство, которое только и обеспечит и только лишь вопрошающее и отрицающее называние имени божества. Это знание «этого» пра-бытия начинается с некоторого начала, которое достаточно трудно и странно выразимо в слове: Бытие есть пра-бытие.

Тезис – и, однако же, событие, в котором бытие взвешено прежде в своем собственном сущении. Пустое высказывание, но – богатство неисчерпаемого, если только вы-рас-спрашивание вынесет-выдержит при его мучающем непокое. Присловье, вероятно, которое тавтологично выражает только одну и ту же пустоту, однако и основывание – в-себе без-дно-основы – в бездне, куда нет доступа ничему равному-тождественному и возвращающемуся тому же самому. Начало, которое не у первоистока, а начинается только на переходе – ведь «тезис» воспрещает как устремление к суще-бытующему как прибежищу, так и объясняющее заверение через посредство первопричины всего суще-бытующего, пребывающей над сущее-бытующим. И то, и другое выталкивает-оттесняет пра-бытие в сопутствующее, превращая в приложение-довесок. Каким раскалывающим надвое и каким высмеивающим все и всяческие объяснения все же выступает начало перехода от приоритета суще-бытующего и от выросшего из него преувеличения самого себя – к тихому господству пра-бытия.

Бытие есть пра-бытие-здесь со-бытует себя исполненное знания удаление от человека и одновременно от богов, но так, что и тот, и другие отвергают в сокрытости, где скрещиваются их взоры, отвергают принадлежащую их сущность, принадлежащую пра-бытию[80]. Пра-бытие – это длиннейший мост Между, начало и конец которого покрыт завесой тьмы Еще-не – Оцененного и Еще-Не-Выбираемого. Пра-бытие – прогиб полета-пролета которого несет себя в себе сам, когда слово не остается уже больше высказыванием и не остается больше знаком, а становится несущей и поднимающей-возвышающей, выносящей вон и определяющей поведение силой пра-бытия, заставляющей вибрировать – мост во времени-пространстве тишины между первым началом, которое перестаивает нас, и другим началом, которое нам пред-стоит. Пра-бытие, которое разламывается как перво-начало того, что перед этим не могло «быть» ни ничтожным, ни суще-бытующим, ни сокрытым».

Повсюду и с давних пор существует кажимость, будто боги – это причина суще-бытующему и власть над ним, помощь и опора, вершина и просветление – как будто бог тогда все же позволял высчитать себя, исходя из суще-бытующего. Если это не удавалось, спасались, прибегая к уже давно доказанному своей мнению, и доказывали его правильность – то, что она относится к суще-бытующему. Однако эта видимость столь многообразно доказана посредством метафизики, что она благодаря этому распустилась-распалась вместе с нею и сразу же сделалась само собой разумеющейся очевидностью, на которую не обращают внимание. Что, если боги не могут быть ни высчитаны-рассчитаны, исходя из суще-бытующего, ни определены для суще-бытующего, что, если они также никогда не были причиной бытия (суще-бытности), а пра-бытие как перво-исток – это их основа? Тогда вы-раз-мысливание пра-бытия все же могло бы принести то Одно-Единое, которое учит человека смутно догадываться, почему долгое превратное понимание божественного сбивает его с толку и ведет к заблуждению, почему на протяжении тысячелетий не является больше ни один бог. Потому что с этого времени, насчитывающего два тысячелетия, уже – и, вероятно, по вине «божественного» Платона бытие и его истина были преданы потрясению посредством высказывающего мышления (λόγος) и преданы посредством опредмечивания в ἰδέα; потому что бытию посредством суще-бытующего была закрыта возможность стать без-дной, которая только и вы-малчивает призыв обрести основу и нуждается в тиши полагания основы в слове. Или, быть может, суще-бытующему только потому удалась та кажущаяся атака на бытие, что оно предоставило суще-бытующее самому себе и его собственной кажимости-иллюзии как суще-бытности опредмечивания через посредство представляющего человека?

Боги не нуждаются в людях, но они нуждаются в пра-бытии, истина которого должна быть об-основана в Вот-Тут-бытии – так человек