Падение Стоуна - Йен Пирс

— Вы с Гамблом приблизительно одного роста. Надень его смокинг.

— А ему он не понадобится?

— Нет.

Открыв шкаф, он начал вытаскивать одежду.

— Тебе лучше поспешить. Он здорово рассердится, когда узнает.

Так час спустя, когда сумерки только-только переходили в ночь, я поднимался по Эджипт-хилл, улице, которая вела прочь от набережной и огибала сады при доме, снятом Барингами. Я подумал было — не попытаться ли заговорить зубы на входе, но отказался от этой затеи: журналисты умеют многое — пробираться в залы суда, полицейские участки, в чужие дома — благодаря чистому нахальству, но появление незваным на великосветском празднике требует, рассудил я, большой практики. А потому, вновь прибегнув к мудрости Джорджа Шорта (зачем напрямик, когда можно в обход), я присматривался к стене, пока не нашел местечко с подходящим деревом, чьи ветви свисали над кирпичной кладкой. Полминуты спустя я был в саду, где поправил галстук-бабочку, отряхнул смокинг Гамбла и с решимостью, которой не чувствовал, направился к дому.

Никто не обратил на меня внимания. Сработало превосходно; я взял бокал шампанского с подноса у проходившего мимо официанта и неспешно прошел в главный зал — уже полный людей и пьянящий запахом духов, — где прислонился к стене и стал смотреть, стараясь сориентироваться и определить, как именно мне себя вести. Не забудьте: подобный прием был для меня так же дик, как свадьба у эскимосов, и следовало держаться настороже. А еще я чувствовал себя нелепо. Смокинг — не постоянная моя одежда; мне много комфортнее было бы в рыбацком дождевике. То, что большинство женщин выглядели нелепо настолько, что мне и в страшном сне бы не привиделось, нисколько не утешало. Почему они вообще идут на такие абсурдности, как можно считать их верхом моды, не поддавалось моему разумению. Обладай они элегантностью Элизабет Рейвенсклифф, то, возможно, преуспели бы. Но большинство выглядели как пухлые англичанки средних лет в масках. Не впервые я порадовался, что живу в мире пабов и комнат для прессы. Да и как вообще функционирует высший свет? Позволительно ли просто подойти к кому-то и заговорить? Учиню ли я скандал, если заведу беседу с молодой девушкой?

Выполнив поставленную цель и попав на праздник, я понял, что даже не задумывался, что делать дальше. Мне хотелось увидеть Элизабет, предостеречь ее, поговорить с ней. Но даже если она здесь, как ее найти? Все женщины были в масках, и даже исходя из твердой уверенности, что ее туалет будет красивее других, я не мог определить, которая из дам она. Некоторые маски были крошечные и нисколько не скрывали женские лица, но значительное число были очень и очень большими. Я мог лишь слоняться по залу, надеясь, что она сама меня заметит. Если она была там, то не заметила. А может, была, но не снизошла. Я быстро начинал чувствовать, что появление здесь не самая удачная моя идея.

— Рад, что вы смогли прийти, — произнес сердечный голос рядом со мной, когда я снова удалился к стене и постарался держаться на виду.

Я привлек не того человека. Подле меня стоял с видом смутной надежды высокий седой мужчина со щетинистыми усами и красным лицом — в основном из-за воротничка на два размера меньше, так что толстая шея практически нависала над ним. Происходящее как будто ему наскучило, и он отчаянно искал причину не рассыпаться в комплиментах перед очередной нелепицей в оборках.

— Добрый вечер, сэр, — сказал я и тут вспомнил, кто это. — Рад снова вас видеть.

Том Баринг всмотрелся в меня неуверенно, в лице у него промелькнула смутная паника. Он меня знал, встречался со мной, забыл, кто я. Я знал, именно так он думает. Нет большего конфуза, чем заставлять кого-то напрягать память.

— Собрание в «Барингсе» в прошлом году, — неопределенно сказал я. — Нас не представили.

— Ах да, припоминаю, — отозвался он — на удивление убедительно при таких обстоятельствах.

— Семейные обязательства, сами понимаете…

Он поглядел чуть заинтересованнее. У меня была семья с обязательствами.

— Правду сказать, на собрании меня обрадовало только одно: вдруг представится шанс попросить у вас совета. По поводу фарфора. — Довольно неловкая попытка завоевать его доверие и завязать знакомство, но ничего лучше мне на ум не пришло. И как будто получилось. Он сразу просиял.

— Прекрасно. Буду очень рад. Спрашивайте, не стесняйтесь.

— Это своего рода блюдо или миска. Мне ее подарили. Она китайская.

— Правда?

— Считается, что китайская, — продолжал я с совершенно искренней невнятностью. — Понимаете, мне его подарили, и я не доверился бы первому встречному замшелому антиквару, не зная, скажет ли он мне правду. Боюсь, меня слишком легко обмануть. Может быть, вы посоветуете мне честного.

— Таких не существует, — весело ответил он. — Все они проходимцы и мошенники. А вот я точно скажу вам правду. Разве только ваше блюдо очень ценное, а тогда я скажу, что оно никчемное, и предложу избавить вас от него. — Он сердечно рассмеялся. — Расскажите о нем побольше.

— Дюймов девять в диаметре. С голубой листвой — бамбук, фрукты, что-то в этом роде.

— Есть отметины? Клейма?

— Кажется, да. — Я силился вспомнить.

— М-да, не много. По вашему описанию, это могут быть тридцатые годы пятнадцатого века, или блюдо могли изготовить в прошлом году и продавать в любой чайной. Мне придется на него посмотреть. Откуда оно взялось?

— Мне его подарили. Раньше оно стояло на каминной полке в гостиной леди Рейвенсклифф. — Сказать, что она мне его подарила, было возмутительной натяжкой.

Он поднял бровь.

— Неужели Остроковская чаша?

— Думаю, она самая.

— Господи милосердный! Это один из самых красивых образчиков фарфора династии Минь в мире. Во всем мире. — Он посмотрел на меня с новым интересом и с немалой долей любопытства. — Я много раз просил продать ее, но мне всегда отказывали.

— Я с нее завтракаю.

Баринга передернуло.

— Мой милый мальчик! Когда я увидел ее впервые, я едва не лишился чувств. Он ее вам подарил? Вы хоть представляете себе, сколько она стоит? Что такого вы могли сделать для Рейвенсклиффа?

— Боюсь, я не вправе это обсуждать.

— A-а! Да, весьма корректно. Весьма, — сказал он все еще в большом возбуждении. Мысль о моих яйцах в мешочек так его разволновала, что он уже не вполне владел собой.

А на меня нахлынуло воспоминание о том, как чаша пролетела мимо моего плеча и разбилась о стену. Экстравагантный жест. Я почти почувствовал себя польщенным.

— Ну… мне не следовало бы. Но… м-мм… Боевые корабли.

— А, так вы про частный флот Рейвенсклиффа?

Улыбнувшись, я постарался сделать равнодушное лицо.

— Полагаю, вам про него известно?

— Разумеется. Меня должны были вести в курс дела из-за перемещения денег. Должен сказать, очень сомневался, но, как вы, вероятно, знаете, мы очень многим обязаны Рейвенсклиффу.

— Конечно, конечно.

— А чем именно вы занимаетесь…

Я сделал осторожное лицо.

— Приглядываю за тем и сем. Незаметно, если вы понимаете, о чем я. Во всяком случае, приглядывал для лорда Рейвенсклиффа. До его смерти.

— О да!.. Огромная потеря. И как неловко. Как не вовремя.

— Э… да.

— Проклятое правительство, как можно так колебаться. Хотя Рейвенсклифф держался на удивление благодушно. Все будет хорошо, говорил он, не беспокойтесь. Он прекрасно знает, как уговорить их на решающий шаг… И вдруг умирает. Типично для него, но он предусмотрел даже такую возможность. Должен сказать, услышав, мы едва не запаниковали. Если бы акционеры узнали, что происходит…

— Щекотливое положение, — сочувственно сказал я.

— Можете себе представить? Как сказать акционерам, что облигации займа, как они полагали, для южноафриканской золотой шахты, на самом деле для частного военного флота? Я бы уже щипал паклю в Редингской тюрьме. Но хотя бы в хорошей компании.

Он рассмеялся. Я присоединился, вероятно, несколько излишне сердечно.

— И тем не менее вы здесь.

— Как вы говорите, я здесь. Спасибо Рейвенсклиффу, что внес в свое завещание какую-то нелепицу, чтобы какое-то время никто до книг не добрался. Это дало нам время. Хотя и немного. Я чертовски из-за этого беспокоюсь.

— И, как я понимаю, его вдова тоже, — сказал я.

— О да. Насколько мне известно, она может знать больше, чем следует. Рейвенсклифф мало чего ей не рассказывал.

— То есть?

— Не знаю, конечно, что в точности он ей говорил, но я слышал, она наняла человека искать то дитя. Что, разумеется, придало мифу реальности. Чем больше бедолага напутает, задавая вопросы, тем лучше.

«О Господи!» — подумал я.

— С вами все в порядке? — спросил Баринг.

— Не совсем. У меня весь день немного желудок болит. Вы не сочтете меня ужасно грубым, если я откланяюсь?