Бог Гнева - Рина Кент

Часть меня радуется, что он в безопасности. Я бы не смогла простить себе, если бы он пострадал от пожара.

Но я все еще ненавижу его методы.

— Преследование — это преступление, ты знаешь.

— Только если это доказано.

— Что?

— Преследователь становится преступником только тогда, когда его ловят. Кроме того, я предпочитаю называть это расспросами. — Он качает головой в мою сторону. — Ешь. Если я попрошу в третий раз, то это будут не слова.

Я сжимаю пальцы вокруг посуды и смотрю на него.

— Откуда мне знать, что это не отравлено?

— Я прямой человек. Если бы я хотел убить тебя, то сделал бы это более жестокими методами.

Мой рот открывается. Я всегда знала, что Джереми принадлежит к преступной организации, но это первый раз, когда я полностью осознала это.

— А что, если ты накачал меня наркотиками, чтобы овладеть мной?

Он проводит указательным пальцем по ободку своего бокала, вперед-назад, в загадочном ритме, словно пытаясь загипнотизировать меня.

— Это веселее, когда ты не спишь. Как еще я услышу твои стоны, дыхание и, самое главное, крики?

Мне должно быть плохо, и так и есть, но в то же время меня вводит в транс тонкое изменение его тона и выражения лица, когда он произносит последнее слово. Его голос становится глубже, а в его обычно холодных глазах вспыхивает знакомая искорка.

Такое же выражение было у него, когда он прижал меня к палубе, пока мне не стало некуда бежать.

Вместо того чтобы снова оказаться в ловушке, я опускаю голову, отрезаю маленький кусочек омлета и бросаю его в рот, намереваясь проглотить, не пробуя.

Но я все-таки пробую, делаю паузу, затем откусываю еще кусочек и на этот раз жую его медленно.

Несмотря на обычные ингредиенты и консервированного тунца, в этом есть что-то особенное, на что я не могу указать пальцем.

Может быть, это все-таки наркотики?

Поэтому я откусываю еще кусочек и еще. Просто чтобы убедиться.

— Тебе нравится?

Я поднимаю голову и вижу, что Джереми взбалтывает содержимое своего стакана и пристально смотрит на меня, едва касаясь своей тарелки.

У меня закладывает уши, когда я понимаю, что почти доела свою.

— Неплохо, — говорю я по-деловому, стараясь преуменьшить свое смущение.

Губы Джереми подергиваются, и он подталкивает свою тарелку в мою сторону.

— Ты можешь съесть и это.

— Я не так уж голодна.

Он не отвечает, но и не забирает свою тарелку. Он ставит локоть на стол, опирается подбородком на кулак и продолжает наблюдать за мной из кружки.

То, как он смотрит на меня, нервирует. Как будто он хочет поглотить меня вместо еды, а потом сломать. А может, и то, и другое одновременно.

Поэтому я сосредоточилась на омлете, пытаясь и не пытаясь понять, что за особый ингредиент. Это специи?

Я поперхнулась от спешки, и Джереми подвинул в мою сторону стакан с водой.

Только когда я выпиваю половину и меня охватывает жжение, я понимаю, что это не вода.

Я кашляю, брызгая слюной и ударяя себя в грудь, когда ожог поселяется там.

— Почему... почему, черт возьми, ты дал мне чистую водку?

Он поднимает плечо.

— Ты задыхалась.

— Вода была бы кстати.

— Алкоголь лучше. Ты мало пьешь, почему?

— Я даже не собираюсь спрашивать, откуда ты это знаешь. Просто... не люблю терять свои границы.

— Я полагаю, это связано с тем, что наркотики — это жесткий предел?

Я поджала губы, но, видимо, это весь ответ, который ему нужен, потому что он всезнающе кивает. Этот человек раздражающе наблюдателен, и когда я нахожусь рядом с ним, у меня постоянно возникает ощущение, что я нахожусь под микроскопом.

Он берет свой стакан и демонстративно пьет прямо из того места, где остались следы от моих губ.

Обычно это вызывает у меня брезгливость, но сейчас все, что я могу сделать, это остановиться и смотреть.

Я прочищаю горло, больше для того, чтобы рассеять свое внимание.

— Что произойдет после еды?

— Мы все еще едим.

— Я знаю. Я спрашиваю о том, что будет после.

— Тебе нужно научиться иногда жить в настоящем моменте. Слишком большая ориентация на будущее приведет тебя только в могилу.

— Спасибо за непрошеный совет.

— Не за что.

— Это был сарказм.

— Я знаю. Тебе не идет, но я отвлекаюсь.

Мой рот полон еды, но я все еще смотрю на него.

— Почему ты считаешь себя экспертом в том, что мне идет, а что нет?

— Я бы не назвал себя экспертом, но я замечаю признаки и закономерности. Это то, что я делаю лучше всего.

— Потому что ты член мафии?

— Потому что я должен был предсказать поведение кое-кого.

— Кого?

Он приподнимает бровь.

— Разве ты не полна вопросов сегодня? Если бы я не знал лучше, то сказал бы, что ты интересуешься мной

— Если бы это было так. — Я отодвигаю пустую тарелку. — Я просто хочу знать, с кем имею дело.

— Знаешь, тебе не нужно делать это неприятным, Сесилия. Мы с тобой совместимы и разделяем очень специфические пристрастия. Я могу заставить тебя почувствовать себя живой и желанной так, как никто другой не способен. Я могу избавить тебя от необходимости быть принятой в обществе. Все это у тебя на ладони, если ты перестанешь быть замкнутой и бороться со мной на каждом шагу.

— Мы не совместимы, Джереми.

— Как это?

— Ты считаешь меня своей игрушкой, кем-то, кому ты можешь отдавать приказы и ждать, что я подчинюсь, а я просто отказываюсь быть такой. Ты даже не даешь мне честного шанса сделать свой собственный выбор.

— Я дал тебе его, и ты выбрала неправильно. — Его голос темнеет до пугающей грани.

— Что? Когда?

Он не отвечает, как обычно, и я остаюсь с самым худшим случаем недоумения.

С тех пор как я познакомилась с Джереми, он никогда не давал мне выбора. Ни разу.

Так как же, черт возьми, он может говорить, что я выбрала неправильно?

Он встает с вялостью большого черного кота, и я отталкиваюсь от стола.

В воздухе произошел какой-то сдвиг. Я не знаю точно, почему, но он есть, и он пульсирует удушающим напряжением.

— Ты закончила есть?

— Что случилось? — мой голос едва слышно скрипит, несмотря на то,