Бунт красоты. Эстетика Юкио Мисимы и Эдуарда Лимонова - Чанцев Владимирович Александр

300

Мисима Ю. Комната, запертая на ключ. СПб.: Азбука-классика, 2005. С. 17.

301

Там же. С. 56.

302

Стоит вспомнить и автокомментарий Магритта по поводу другой его картины, «Красной модели» (1937 г.), на которой изображены ботинки-ноги: «Благодаря "Красной модели" можно почувствовать, что в основе человеческой ноги и башмака лежит орудие пытки».

303

Мисима Ю. Комната, запертая на ключ. С. 56-59. Любопытно отметить, что на символическом уровне фантазии героев Мисимы можно встретить в наши дни в обыденной жизни. Так, вовсю применяется косметическое татуирование, не говоря уже о косметической хирургии и вживлении в тела различных посторонних предметов. Кроме этого, можно вспомнить обтягивающие футболки с нанесенным на них рисунком ярко выраженной мускулатуры (в такой, например, выступал Боно из «Ш» во время тура «Pbpmart» в 1997–1998 гг.) или же клип Робби Уильямса к его песне «Rock DJ» (2000 г.), в котором певец на модной дискотеке не только показывал стриптиз, но и сдирал с себя плоть до самых костей — к большому удовольствию танцующих вокруг него моделей… Все эти мотивы мы еще можем встретить в романе французского писателя и философа Эрика-Эмманюэля Шмитта «Когда я был произведением искусства» (2002 г., издание на русском — 2007 г.), в котором присутствуют одежды, имитирующие обнаженное тело, блюдо из различных сортов мяса, воспроизводящее тело атлета в полный рост, а также мотив обнаженных внутренностей, демонстрируемых с помощью татуировки. «Лишь одна татуировка привлекла мое внимание: высокий худой мужчина изображал человека, с которого содрали кожу от самых стоп до черепа. Обнаженные мускулы, нервы, сухожилия, кости, суставы, глазницы пугали посетителей своим натурализмом. Это было ужасно безобразно, чудовищно отталкивающе, но в то же время довольно оригинально». Шмит Э.-Э. Котла я был произведением искусства. Минск: Мак-бел, 2007. С. 93. Вообще, этот роман о том, как пожилой художник создает из простого юноши с помощью хирургии в буквальном смысле произведение искусства, с мотивами «обжигающей» и «ранящей» красоты, уподобленной «атомной бомбе», единства уродливого и прекрасного, подчинения себе красоты (выяснение того, кому именно достанется юноша, юридически самому себе не принадлежащий, становится главным двигателем сюжета), выглядит настоящим оммажем ключевым моментам эстетики Мисимы вообще и «Запретным цветам» в частности…

304

Описание церемонии из книги Джона Симондса «Великий зверь» цит. по: Бут М. Жизнь мага: Биография Алистера Кроули. Екатеринбург: Ультра. Культура, 2004. С. 264.

305

Бут М. Жизнь мага: Биография Алистера Кроули. С. 433-434.

306

Бут М. Жизнь мага: Биография Алистера Кроули. С. 493, 503-504.

307

Опять же у Жене, сравнение которого с Мисимой более чем плодотворно, присутствует вся символика японского писателя: «Воровство, убийство, даже предательство, поскольку в моем представлении они исходят от тела, покрытого золотым загаром, мускулистого, всегда обнаженного, движущегося в лучах солнца и среди морских брызг, преодолевая порыв всеобщего порицания (для меня притягательный) ради обретения иного, более благородного, тяготеющего к культу солярных жертвоприношений». Жене Ж. Торжество похорон. С. 74.

308

Мисима Ю. Храм на рассвете. С. 222.

309

Пятигорский А. Что такое политическая философия: размышления и соображения. Цикл лекций. М. Европа, 2007. С. 92.

310

Лимонов Э. Другая Россия. С. 267. Похожее предвидел еще О. Шпенглер: «Фаустовское мышление начинает ощущать тошноту от машин. <…> Люди возвращаются к образу жизни более простому и близкому к ней (природе. — А. Ч.); они посвящают больше времени спорту, чем техническим опытам. Большие города становятся им ненавистны, и они стремятся вырваться из-под давящей тяжести бездушных фактов, из жесткой и холодной атмосферы технической организации. <… > Оккультизм и спиритизм, индийские философии, метафизическое любопытство под покровом христианства или язычества — все, что было предметом презрения в дарвинскую эпоху, сегодня обретает новую жизнь. Это дух Рима эпохи Августа. Пресыщенные жизнью, люди бегут прочь от цивилизации и ищут убежища в странах, где царят примитивная жизнь и условия, в странствиях, в самоубийстве». Шпенглер О. Человек и техника // Культурология. XX век. Антология. М.: Юристъ, 1995. С. 489.

311

Лимонов Э. Ереси. СПб.: Амфора, 2008. С. 24.

312

Там же. С. 147, 148.

313

Под этим псевдонимом, отсылающим читателей к голландскому писателю Роберту ван Гулику, автору детективов из жизни средневекового Китая, скрываются питерские фантаст, публицист, китаист-историк Вячеслав Рыбаков и китаист-историк Игорь Алимов.

314

Там же. С. 147.

315

Там же. С. 161, 162.

316

Лимонов Э. Другая Россия. С. 8.

317

Залкинд А. Психология человека будущего (из книги «Жизнь и техника будущего (социальные и научно-технические утопии). М.-Л., Московский рабочий, 1928) цит. по: Победа над сном. Научные утопии первых лет советской власти // Русская жизнь. 2007. Август, № 9. С. 18. (http://www.intclros.ru/2007/09/04/pobe-da_nad_snom. ht ml).

318

Отвлекаясь, замечу, что против семьи не возражал даже А. Гитлер, в «Моей программе» в 1937 году утверждавший, что «окончательное уничтожение (семьи. — А. Ч.) привело бы к прекращению существования высших форм человечества. <…> Она является наименьшим, но самым ценным первичным элементом всей государственной системы». Цит. по: Райх В. Психология масс и фашизм. СПб.: Университетская книга, 1997. С. 83.

319

Цит. по Кундера М. Нарушенные завещания. СПб.: Азбука-классика, 2004. С. 197. Впрочем, оценку роли семьи в закабалении и в ослаблении индивидуума легко и оспорить. Во-первых, потому, что человек становится мобильным и активным только тогда, когда у него есть определенные ценности, которые он защищает, — такие ценности чаще всего хранятся именно в лоне семьи. Во-вторых, в семье человек получает самодостаточность и самоидентификацию, которые он может противопоставить навязываемой государством извне внешней идеологии.

320

Бадью А. Единица делится надвое //Синий диван. |Вып. 5]. М.: Три квадрата, 2004. С.85.

321

Достоевский Ф. Бесы. С. 354.

322