Горошина для принцессы - Олег Шушаков

- Лейтенант Государственной безопасности Барабанщиков, - представился чекист. - Мне поручено вести ваше дело.

Владимир не стал спрашивать, почему его дело передали другому следователю. Хотя, само собой, ему было далеко не безразлично, кто будет решать его судьбу. Но кто бы это ни был, лучше уж этот кто-то, чем Златогорский.

Которого он теперь ненавидел лютой ненавистью! И мог не удержаться. И кинуться на него с голыми руками! И тогда его пристрелили бы тут же, на месте. Прямо в кабинете. А Златогорский мог уцелеть…

- Прошу принять мое заявление, гражданин следователь, - негромко, но твердо сказал Владимир. - Все это «дело» целиком вымышлено. Это провокация. Меня оговорили. Ко мне применяли физическое воздействие, но я не подписал ни одного протокола… И не подпишу… Прошу разрешить мне, как депутату Верховного Совета Союза ССР, подать заявление на имя Председателя Президиума Верховного Совета Калинина Михаила Ивановича. А также подать заявление на имя Наркома обороны Маршала Советского Союза Ворошилова Климента Ефремовича и Генерального секретаря Центрального Комитета ВКП(б) Сталина Иосифа Виссарионовича…

Лейтенант, прищурившись, некоторое время молча рассматривал Владимира. Потом, видимо, сделав для себя какие-то выводы, откинулся на стуле и сказал:

- Значит, вы отрицаете существование тайной террористической организации в штабе вашей бригады.

Это прозвучало не как вопрос, а, скорее, как утверждение.

- Отрицаю, - глядя следователю прямо в глаза, сказал Владимир.

- А как же показания ваших подчиненных? - спросил Барабанщиков.

- Ложь и клевета, - ответил Владимир. - Никакой террористической организации не было. Это все выдумки. Меня оговорили. Я ни в чем не виноват.

- Неужели совсем ни в чем? - лейтенант открыл папку и стал ее листать. - И авиабомбы химические в вашей бригаде, - он сделал ударение на слове «вашей». - Никто не выдавал, не получал и не подвешивал?

- Я уже объяснял предыдущему следователю, - устало вздохнул Владимир. - Действительно, отдельные должностные лица проявили вопиющую халатность. И никаких оправданий тут быть не может. Особенно в боевой обстановке! Однако, учитывая отсутствие каких-либо вредных последствий и дальнейшую самоотверженную боевую работу всех провинившихся товарищей, командование ограничилось применением к ним мер дисциплинарного характера. И я в этом вопросе с командованием совершенно согласен.

- Ну, что ж, - сказал Барабанщиков, закрывая папку. - Органы государственной безопасности с вашим командованием тоже согласны. Проступок довольно серьезный, но непредумышленный. А поскольку признаки контрреволюционной или иной вражеской деятельности отсутствуют, нашей юрисдикции он не подлежит.

Владимир удивленно посмотрел на него, не веря своим ушам.

- Изучив материалы дела, я убедился в вашей невиновности, - лейтенант встал и одернул гимнастерку. - А вот следователь, который вел ваше дело, оказался врагом. Он арестован и будет предан суду.

Владимир медленно поднялся со стула, совершенно ошеломленный его словами.

- Мне поручено, официально уведомить вас о прекращении вашего дела за отсутствием состава преступления, - лейтенант поморщился. - И принести извинения за допущенные в отношении вас злоупотребления.

В горле у Владимира застрял комок, на глазах выступили слезы. Неужели все кончилось?! Он не мог в это поверить!

- Вот ваши документы… Ордена… Медаль… Депутатский значок, - Барабанщиков достал и положил их на край стола. - За новой формой и снаряжением к вам домой уже отправлен сотрудник. Но придется немного подождать, пока ее привезут.

У Владимира дрожали пальцы, когда он раскрыл партийный билет. Строчки расплывались у него перед глазами, но он сумел разобрать хорошо знакомую каллиграфическую надпись на первой странице «Иволгин Владимир Иванович». Он положил партбилет в карман, а потом сунул туда же остальные удостоверения. Сгреб награды. Вернулся на свой стул и принялся привинчивать их к своей грязной, замызганной гимнастерке.

Владимир понимал, что когда привезут чистую форму, и значок, и ордена с медалью, придется снять и перевинтить. Но не мог удержаться и не надеть их немедленно! Потому что это был зримый знак его нового положения! Он теперь не подследственный, не арестованный, не подозреваемый! Он теперь обратно депутат Верховного Совета и орденоносец! А когда наденет форму со знаками различия и портупею, станет обратно майором Рабоче-Крестьянской Красной Армии!

Лейтенант как-то странно посмотрел на него, но промолчал.

- Вам надо побриться, - сказал он, когда Владимир закончил возиться с орденами.

Барабанщиков достал из ящика стола безопасную бритву, кусок мыла и помазок, налил в кружку воды из графина, а потом прислонил к нему маленькое зеркало. И старательно делал вид, что читает какие-то бумаги, пока Владимир соскребал со щек многодневную рыжую щетину.

- Сейчас вас осмотрит врач, товарищ депутат Верховного Совета, - сообщил Барабанщиков, убирая бритвенный прибор назад. - А пока, - он вынул из папки листок с машинописным текстом. - Подпишите вот это.

Это была подписка о молчании.

- Все, что происходит в этих стенах, является государственной тайной, разглашение которой влечет за собой уголовное наказание, вплоть до высшей меры социальной защиты, - сказал лейтенант.

Владимир внимательно прочитал бумагу, и только потом макнул ручку в чернильницу и расписался.

Лейтенант подшил листок в дело, а затем вышел и позвал врача…

- Что скажете, доктор? - спросил Барабанщиков, когда тот закончил выслушивать и выстукивать Владимира.

- Общее физическое и нервное истощение, сотрясение мозга, множественные ушибы, ссадины и гематомы, - ответил чекист в белом халате. - Серьезных повреждений внутренних органов первичный осмотр не показал, но, само собой необходимо дополнительное обследование. Поэтому я настоятельно рекомендую поместить в госпиталь гражданина… - он покосился на депутатский значок Владимира и поправился. - Товарища… Депутата.

- Подготовьте направление и предупредите начальника госпиталя, чтобы ждали, - сказал Барабанщиков и взглянул на часы. - К восемнадцати.

- Мне нужно заехать домой, - вмешался Владимир.

- Зачем? - удивленно поднял брови лейтенант.

- Я должен повидаться с женой.

Барабанщиков пожал плечами и сказал доктору:

- Сообщите начальнику госпиталя, что пациент поступит к двадцати часам.

Врач кивнул и ушел…

- При аресте у меня забрали пистолет, - сказал Владимир.

- Ваше личное оружие сдано по акту, - поджал губы Барабанщиков. - В госпитале оно вам все равно не понадобится. Получите, когда выпишетесь…

В кабинете повисла тишина. И довольно надолго. Лейтенант возился со своими бумагами, а Владимир сидел и молча смотрел в окно. Ждать он умел… Теперь умел.

Наконец, привезли его парадную форму, снаряжение, хромовые сапоги и шинель.

- Почему так долго? - недовольно спросил лейтенант.

- Дома никого не было, - ответил сержант. - После опроса соседей выяснилось, что жена гражданина… То есть… Жена товарища Иволгина. Уехала. Седьмого числа ее видели, идущую с чемоданом по направлению к станции.

- А это все откуда? - сделал удивленное лицо Барабанщиков.

- Ключ под ковриком лежал. Соседи подсказали. Ну, я и заглянул, - сержант покосился на Владимира. - В присутствии понятых, само собой.

- Правильно поступили, - похвалил сообразительного сержанта лейтенант, а потом спросил, заметив немой вопрос в глазах у Владимира. - Письмо или записка какая-нибудь были в квартире?

- Никак нет, - сказал сержант. - Не было. Ни письма, ни записки.

- Вы хорошо смотрели? - нахмурился Барабанщиков. - На кухне смотрели? А в комнате?

- Везде смотрел. Не было никакой записки, - стоял на своем сержант. - Ни на кухне, ни в комнате, ни в коридоре. Ни в дверях, ни на столе, ни на кровати.

- А в книгах смотрели?

- И в книгах смотрел, товарищ лейтенант, - сержант опять покосился на Владимира. - И в шкафу тоже. На всякий случай. Что, я не понимаю что ли? Не первый день в органах! Не оставила она ни письма, ни записки. Так уехала. И никому ничего не сказала. Я всех опросил. Даже дежурного, который на КПП в тот день стоял. Поэтому и задержался так.

- Хорошо, - кивнул лейтенант. - Идите и ждите в машине. Повезете товарища депутата Верховного Совета во Владивосток, в госпиталь.

Сержант козырнул и вышел.

Владимир не знал, что и думать. Снежка уехала седьмого! Он ничего не понимал…

- Товарищ лейтенант госбезопасности, скажите, а какого числа был арестован Златогорский? - вдруг спросил он. - Если это не секретная информация, конечно.

- Златогорский? - Барабанщиков наморщил лоб. - Ах, да… Гольдберг… Его настоящая фамилия Гольдберг, - пояснил он. - Информация секретная… У нас все секретно, - лейтенант потер подбородок. - А, впрочем, подписку вы уже дали… Его арестовали шестого ноября. А зачем вам? - поинтересовался он. - Ах, да… Жена… - лейтенант отвел глаза. - Она была у Гольдберга, когда его арестовали.