Королева дождя - Кэтрин Скоулс

Со своего места в павильоне Анна смотрела на танцующих вокруг костра. Их движения отличала редкая грациозность, а безудержное веселье выражалось в прыжках, тряске и топаньи, свисте перьев и мелькании ярких тканей. Ничто не напоминало дикий, безумный разгул, который Анна наблюдала в деревне среди джунглей.

Время от времени Анна бросала взгляд на вождя, все еще окруженного воинами. Она невольно искала его украшенную бусами голову, движущуюся среди танцующих фигур, бронзовых в отблесках огня из-за рисунков охрой.

Воины смеялись. Они играли телами, радовались легкости своих движений. Пот ручьями стекал по их голым торсам, а когда они вертелись и тряслись, он отлетал крупными серебряными каплями. Анна заметила рядом с вождем молодую женщину. Пот с его тела слетел прямо на ее поднятое лицо, но она даже не поморщилась. Вместо этого она медленно провела по коже пальцем и облизала его.

По мере того как Анна наблюдала за танцорами, она ощущала, что барабанный бой все настойчивее зовет ее присоединиться к ним. Она позволяла себе легонько притопывать в такт музыке одной ногой — той, которая была в тени, но ни одна другая часть ее тела не шевелилась. Она вспомнила о танцах своих студенческих лет, о местных группах, чья скрипучая музыка почему-то казалась просто волшебной. И тогда она тоже часто сидела, не двигаясь, борясь с желанием пуститься в пляс: девушка должна была сначала дождаться приглашения и лишь затем могла потанцевать, а мальчики предпочитали приглашать тех, кто был ниже их ростом, кто будет смотреть на них снизу вверх и нежно класть голову им на плечо. Анна рассердилась на себя за такие мысли; она на минуту забыла, что на этот раз ситуация совершенно иная. Она здесь всего лишь зритель. Гость из миссии, а не молодая женщина, мечтающая и тоскующая.

Она поискала глазами Стенли и увидела, что он стоит возле павильона. Он тоже наблюдал за танцорами не шевелясь, равнодушный к буйству, окружавшему его. К нему подошла молодая женщина и протянула ему блюдо с жареными кукурузными початками. Она улыбнулась, глядя ему в глаза, немного покачивая бедрами в такт музыке. Стенли взял угощение и сразу же демонстративно отвернулся.

Вскоре Старая Королева решила удалиться. Несколько воинов подняли носилки на плечи и унесли ее.

— Теперь мы тоже можем уйти.

Анна почти не расслышала этих слов, хотя они прозвучали прямо у нее над ухом: она смотрела, как вождь бежит за носилками, чтобы пожелать матери спокойной ночи. Его тело было стройным и крепким. Тело воина, не студента.

— Теперь мы тоже можем уйти, — повторил Стенли. — Старая Королева удалилась, и мы имеем право последовать ее примеру.

Анна встала и пошла за Стенли к дому Кики через всю лужайку.

Поднявшись в свою комнату, Анна стала смотреть из окна на веселящихся африканцев. Она видела младенцев и маленьких детей, уснувших на руках у старух. Детей, играющих в догонялки и роющихся в кучах золы в поисках початков кукурузы. Молодые пары, исчезающие в кустах. Другие пары, танцующие или наблюдающие за происходящим. Стариков, курящих трубки. Собак, тыкающихся носами им в колени. В этой сценке было что-то такое теплое и живое — ощущалось единство, словно буквально каждый человек, принимая участие в празднестве, был частицей одного, полного жизни организма.

И в центре всего этого находился вождь.

Он улыбался, и говорил, и двигался, как бог…

Анна легла в постель и попыталась уснуть. Она отвернулась от окна и закрыла глаза. В темноте она слышала собственное дыхание, неглубокое и учащенное. Она позволила биению барабанов, доносящихся с лужайки, войти в ее тело и распространиться по венам от пальцев ног до макушки. Заполнить ее ум, заглушить мысли, избавить от страха и от чувства вины.

Сделав медленный глубокий вдох, она на мгновение ощутила аромат, разлитый в воздухе. След мечты, видения. Аромат розы на ее подушке.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Пришел рассвет, необычно спокойный и тихий. Анна надела свой ежедневный наряд — рубашку и брюки Кики — и сошла вниз, чтобы начать утренний обход палат. Посмотрев в окно эркера главной палаты, она удивилась: на лужайке практически не осталось следов вчерашнего празднества — только утоптанная трава, догоревшие костры, от которых все еще поднимались тонкие струйки дыма, и маленькие белые предметы, разбросанные по земле. Сначала Анна не могла понять, что это, но затем сообразила: это початки кукурузы, обглоданные дочиста и выброшенные. Такого безобразия не потерпела бы сестра Барбара. Увидев их, Анна почувствовала себя виноватой, как подросток, самовольно устроивший вечеринку. Ей не сразу, но удалось найти одного из мальчишек, помогавших в кухне, и она попросила его собрать початки. Закончив обход палат, Анна приготовилась принимать амбулаторных больных. Она сомневалась, что сегодня у нее будет много посетителей: вполне вероятно, что, как и в Австралии на Новый год, все предпочтут отлежаться дома. А вот второго января работы всегда было больше, чем в остальные дни года. Она пошла на склад за бутылочками с отваром плюща и кусками чистой ткани, из которых она делала тампоны. Внезапно она замерла, не успев убрать ладонь с ручки двери: откуда-то издалека до нее донесся гул двигателя автомобиля. В любое другое утро его бы заглушили гул голосов, крики младенцев и лай собак. Но сегодня, когда вокруг стояла тишина, слышимость была прекрасной.

— Стенли! — крикнула Анна в тишину дома, подбежав к окну. — Иди сюда. Быстрее!

Мысли у нее перескакивали с одного на другое, а руки вцепились в подоконник. Она с тревогой ожидала появления машины. Серого «лендровера» с гербом миссии на дверце и рассерженным представителем епископа в салоне…

Но автомобиль, медленно и величаво въехавший на подъездную дорогу, оказался черным «мерседесом». Анна в ужасе уставилась на номерные знаки правительства Танзании. Ее затошнило от страха, в памяти всплыли образы африканских полицейских, которых ей доводилось видеть. Их темным лицам униформа придавала необъяснимо зловещий вид. В боковое окно она увидела, что смотритель поспешно удаляется в направлении джунглей. На мгновение она запаниковала и даже думала последовать за ним — прыгнуть головой вперед в море деревьев, исчезнуть из вида. Но ей удалось собрался с духом. Поскольку у нее не было времени сбегать наверх и переодеться, ей пришлось ограничиться приглаживанием волос и отряхиванием одежды. «Час пробил!» — сказала себе Анна. Она должна быть готова ответить за то, что совершила.

Идя по коридору, она заглянула в маленькую палату. Ребенок, находившийся при смерти, когда его привезли сюда из Джермантауна, сидел на кровати. Он застенчиво улыбнулся ей и помахал рукой. Анна ускорила шаг, выставила вперед подбородок, проходя под портретом Кики, и вышла на веранду. Стенли молча присоединился к ней. Он лишь на мгновение встретился с Анной взглядом и последовал за ней к автомобилю. Несколько воинов и других зевак, материализовавшись будто ниоткуда, теперь стояли невдалеке, внимательно наблюдая за происходящим.

За рулем «мерседеса» сидел африканец в форме. На заднем сиденье расположились двое мужчин: белый и черный. Белый вышел первым. Он буквально вывалился из машины и замер, вцепившись в дверцу. Он был одет в классическом до мелочей колониальном стиле: отутюженные шорты, гольфы, рубашка цвета хаки. Этот мужчина был как минимум предпенсионного возраста, и Анна решила, что он — колониальный чиновник, который держится за свою должность. По какой-то причине вид дома Кики, похоже, расстроил его. Он осматривался, широко открыв глаза, и вид у него при этом был такой, словно его вот-вот хватит удар.

Африканец тоже вышел из автомобиля. Это был настоящий великан, с виду очень жизнерадостный. Он, игнорируя своего попутчика, царственным жестом поприветствовал африканцев. Анна переводила взгляд с одного гостя на другого, пытаясь понять, кто из них главный. Африканец подошел к ней и Стенли. Он посмотрел Анне в глаза, но сначала демонстративно поздоровался со Стенли на суахили. Они обменялись рукопожатием в африканском стиле: сначала соприкоснулись ладонями, затем повернули руки так, что каждый сжал большой палец другого, и снова соприкоснулись ладонями. Когда пришла очередь здороваться с Анной, чиновник буркнул что-то невразумительное и даже не протянул руки.

— Вы говорите на суахили? — спросил он белую женщину.

— Разумеется, — ответила Анна, демонстрируя превосходное танзанийское произношение.

Африканец одобрительно кивнул.

— Я — комиссар данного района, — заявил он, повышая голос так, чтобы его слышали зеваки, — Этот белый — работник медицинской службы местной администраций. — Он повернулся к Анне, на губах у него играла легкая улыбка. — Как оказалось, — продолжил он, — у доктора Маршана есть две причины находиться здесь сегодня. Во-первых, он уполномочен правительством Танзании контролировать медицинскую деятельность в этом районе. Но также он отвечает за эту собственность.