Любить и мечтать - Вера Кузьминична Васильева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дома я ухаживаю за мужем, готовлю завтрак, мою посуду, иногда пытаюсь приготовить что-то вкусное и, когда получается, очень этому радуюсь. В моей комнате люблю некоторый беспорядок: около кровати — книги, тексты ролей, журналы, тут же телефон и деловая книжка, без которой я не в состоянии запомнить все мелкие дела. Их, как ни странно, много. Сейчас я уже отошла от дел в СТД, а было время, когда работала там секретарем и возглавляла Социально-бытовую комиссию. Там мне очень нравилось: у нас были деньги на помощь нуждающимся, больницы, здравницы, где весело и по-семейному отдыхали в летнее время артисты, а зимой, после Нового года, приезжали дня на три в Подмосковье, катались на лыжах, любовались на искрящийся снег, на огромные сосновые ветви под пушистым белым снежным покровом. И краснощекие, голодные, усталые, счастливые выпивали граммов пятьдесят-сто водки и закусывали соленым огурцом.
В конце 90-х моя работа заключалась главным образом в том, что мы ходили и добивались оказания помощи нашим ветеранам, устраивали благотворительные концерты, на которые охотно соглашались известные актеры, и весь сбор шел на помощь нуждающимся. Все силы уходили на то, чтобы сохранить наш Союз, сохранить наши здравницы, не дать почувствовать старым одиноким людям, что они забыты. Чем труднее жизнь, тем больше возникает разных инициатив, как помочь в трудную минуту человеку, и когда это удается, это радует.
Я очень любила, когда устраивались чьи-то юбилейные вечера, всегда с радостью поздравляла, иногда подготавливала специально для юбиляра какую-нибудь песенку с юмористическим текстом.
В день 70-летия Бориса Александровича Львова-Анохина, который проходил в помещении МХАТа, я пела ему куплеты Периколы из одноименной оперетты и имела огромный успех, чего никак не ожидала. Правда, успех этот был благодаря молодому режиссеру Андрею Сергееву.
На мне был прелестный костюм, легкий и поэтичный, и я выглядела как опереточная примадонна; да и вера в меня режиссера была такой сильной, что я сама себя не узнавала, так была свободна, счастлива и кокетлива. После этого выступления наша талантливая, умная и достаточно язвительная на язык критик — Вера Максимова — сказала мне: «Как жаль, что в вас погибла опереточная актриса». А я никогда в жизни не думала, что могла быть артисткой этого жанра. Вот как часто актер не знает, что он может, а чего не может делать на сцене.
Начала писать о бытовой жизни, а невольно опять в мыслях театр, сцена, роли, моя дальнейшая судьба… Но остановлюсь… Возраст диктует свои условия.
Пришло время, и мы с мужем оставили свою квартиру на Новом Арбате, где прожили тридцать лет, и переехали в тихий переулок, в новый дом, тоже в двухкомнатную квартиру, но чуть более просторную и комфортабельную.
Инициатором всех переездов всегда был мой муж, и всякий раз, переезжая, он вдохновенно создавал нам новое гнездо. Никогда вдохновение и страсть к красоте и уюту не оставляли его. Ему мало нашей квартиры, он обустраивает весь этаж: вешает шторы, ставит диван, и кресла, и столик с цветами в общем холле. Наверное, люди, живущие в доме, удивляются, а может быть, радуются такому уюту в общественных местах. Если бы жизнь у нас сложилась, как в сказке или как в других странах, где известные артисты имеют свои дома, у нас был бы очень красивый дом, цветы и животные: лошади, собаки, кошки, птицы — и мы бы всех любили. В общем, рай на земле.
Но и то, что имеем, для нас — наш маленький рай, уголок, где отдыхает душа.
Конечно, по сравнению с очень обеспеченными людьми это предельно скромно, да и люди, думающие, что у всех известных артистов всего так много, наверное, были бы разочарованы той скромностью обстановки, которая есть у нас. Но нам хорошо.
У нас, к счастью, нет своей дачи. «К счастью» потому, что мы не умеем на ней трудиться, а на своей даче надо трудиться, надо всегда что-то в ней подправлять, беспокоиться о ней, в нашем возрасте это уже трудно. Поэтому мы снимаем дачу в Серебряном Бору и очень любим свои две маленькие комнатки и веселую солнечную террасу, увитую зеленью. В окно нам сияет своей красотой роскошная сирень, а потом благоухает дивный жасмин.
Ранней весной, когда чуть набухают почки, мы едем в свой промерзший за зиму домик, приводим его в порядок, вешаем занавески, наводим чистоту, проверяем, в целости ли наша посуда, наши картины и фотографии (на них мы в театральных ролях), которые висят на стенах… Украсив любовно чистотой наш домик, мы покидаем его, чтобы через неделю, когда буйная весна окончательно вступит в свои права и наполнит воздух всеми запахами земли и прорезающейся зелени, приехать с легкой закуской и чаем и радостно наблюдать, как расцветает жизнь, поют птицы. Большую душевную радость приносят нам прогулки по чистым тропинкам Серебряного Бора. Посидев на скамеечке возле пруда, полюбовавшись на ребятишек, мы идем на нашу солнечную террасу и наслаждаемся чаепитием. Из глубины сада к нам мчатся две чудесные соседские собаки и изъявляют такой неуемный восторг, что мы сразу чувствуем себя обласканными и солнцем, и зеленью, и всем живым… А потом, ближе к лету, мы уже останемся здесь ночевать, жить среди этой природы. По утрам под веселое щебетанье в ласковых лучах солнца я иду купаться в нашем Бездонном озере… А вечерами, когда золотое солнце уже уходит за горизонт, снова прогулки, снова купанье… И счастливая, помолодевшая, накрыв все к чаю, я сижу в саду у сиреневого куста за круглым столом… Господи, как хорошо!
Весна для меня с каждым годом все желаннее. Я иногда чуть не плачу, если пропускаю и не вижу, как набухают почки, как потом прорезаются, словно птенцы, нежные клейкие листочки, как пахнет земля. Все это вызывает у меня восторг. Я очень люблю природу и с каждым годом все больше и больше. И когда приходят грустные мысли (а они приходят), я всегда нахожу утешение в природе.
Мои воспоминания охватывают большой период жизни, и я постараюсь коротко, по возможности оторвавшись от театра, от профессии, рассказать о своей женской судьбе.
Детство. Мечтательная, скромная девочка в общей, почти нищей квартире со всей бытовой гадостью, которую я не замечала, потому что ничего другого не видела, не знала. Но и в этой скудности была своя
