Порт-Артур — Токио - Александр Чернов

Поэтому для черноморских корабелов приоритеты были иные. Дальность? Скорость? А куда торопиться из моря, запертого противником? Но зато на броне и пушках броненосцев-черноморцев не экономили. И сегодня ярчайший представитель этой школы кораблестроения устроил сюрприз японскому флоту. Расстреливаемый в четыре корабля «Три святителя» был почти постоянно скрыт столбами воды от взрывов снарядов. На нем замолкали орудия и появился дифферент на нос, он снизил ход, а вся его носовая оконечность какое то время представляла из себя море огня. Но… При все этом, ОН НЕ ТОНУЛ, и, судя по всему, совершенно не собирался это делать! Он сохранил в строю кормовую башню главного калибра и 7 шестидюймовок в бронированной батарее, хотя выше ее минут двадцать бушевал пожар, обе верхних шестидюймовки подбойного борта были разбиты, а то, что творилось вокруг его двух, вернее уже полутора, труб подозрительно напоминало «Сисоя Великого».

Иван Константинович отметил, тем не менее, что несмотря на очевидные значительные разрушения в верхних частях броненосца, все пожары были уже потушены, корабль уверенно держался в строю, и, несмотря на пятьсот тонн воды в корпусе, сохранял возможность дать 13 узлов. Осматривая «Святителей» в бинокль, контр-адмирал невольно усмехнулся: «индюк» — главная причина смешков и подколок, отпускаемых порт-артурскими кают-компанейскими острословами в адрес этого замечательного корабля, приказал долго жить. Японский шестидюймовый снаряд, угодивший в верхнюю часть форштевня броненосца, напрочь снес бронзового двухглавого орла «украшавшего» этот самый форштевень. Почему слово «украшавшего» в данном случае оказалось уместным взять в кавычки? Да просто это, так сказать, произведение искусства, было самым безвкусным и аляповатым изображением российского имперского герба, которое себе можно было представить! Толстое, круглое тело, растопыренные, маленькие крылышки с несуразно торчащими перьями, несоразмерно большие, длинные лапы… Одним словом, карикатурен сей покойный птиц был преизрядно…

В относительном порядке из «полтав» по артиллерии пока был только «Севастополь». На нем уже удалось ввести в строй носовую башню, и несмотря на оторванные стволы у кормовой шестидюймовой на левом борту, его боеспособность была сравнима со «Святителями». Увы, по машинной части все было не так радужно — опять дали себя знать «старые болячки», к которым снаряды кораблей японского флота не имели никакого отношения. Командир корабля Андреев доложил, что предельно броненосец способен пока выдать 12 узлов. И это без гарантий на будущее…

Еще раз прокрутив в уме реальные возможности своего отряда, Григорович немного покалебавшись отдал приказ, который стал прологом к еще одному его командирскому решению. Тому, которое впоследствии Степан Осипович Макаров назвал самым умным, своевременным и судьбоносным приказом в бою у Шантунга.

Как бы ни переживал Иван Константинович за повреждения своих броненосцев, они до этого уже выполнили самую важную задачу боя, за что имя Григория Павловича Чухнина было обречено войти во все учебники по морской тактике. И не потому даже, что именно его корабли, вернее один из его кораблей, отправил на дно два японских броненосных крейсера, а «Фусо» был выбит «Святителями» из линии до конца сражения. Его «старички» сделали главное для исхода генеральной баталии флотов, о чем Григорович пока не знал — они существенно снизили скорость трем кораблям в японской линии.

Броненосцам — «Асахи», который сдерживал эскадренный ход Того 15-ю узлами, пока не был добит «Памятью Корейца», и «Сикисиме», у которого 12-дюймовый бронебойный снаряд с «Севастополя» не только пробил и разломил пополам броневую плиту пояса на левом борту у носового траверса, но еще и взорвался сразу после ее пробития. В результате чего передняя половина плиты улетела в море вместе с куском борта и деревянной подкладки. Предотвратить быстрое затопление поврежденного и двух смежных отсеков японцам не удалось, и хотя, поначалу, переборки держались вполне сносно, примерно минут через сорок полного хода, они начали сдавать, и вода появилась в подбашенном отделении.

Третьим «стреноженным» капиталшипом оказалась «Адзума», у которой результатом повреждения труб и мощного пожара стал выход из строя котельных вентиляторов и потеря тяги, в результате чего, еще до начала боя кораблей Того с отступающими «Россией» и «Рюриком», она начала отставать от линии, став вскоре целью десятидюймовок «Осляби»…

Но пока Григорович всего этого не знал, и не осознавал грандиозности уже содеянного «стариками». Он страстно хотел помочь оказавшимся в беде товарищам, и еще раз «достать» до японских линкоров, не взирая на тяжелое, если не сказать — критическое, положение половины своих. Но если продолжать идти под берег в расчетную точку встречи с транспортами, то Рудневу точно уже ничем не поможешь… А отжимать «Россию», «Рюрик» и «пересветы» Того будет скорее всего к западу, так что нужно поправочку к курсу внести. Поразмышляв еще немного, он обратился к флаг-офицеру:

— Подготовьте общий сигнал по отряду, пожалуйста: «Поворот вправо, 6 румбов последовательно»… Пойдем так, чтобы «пересветы» оставались у нас на правом крамболе. «Головной „Севастополь“, затем „Петропавловск“, „Полтава“, „Сисой“, „Святители“ и „Победа“. Ход — 11 узлов. Команда имеет время обедать на боевых местах. Быть готовыми к продолжению боя через полчаса». Распорядитесь в машину — дать максимальные обороты на десять минут. «Полтаву» обойдем на повороте. Передайте им семафором, чтобы пропустили.

— Степан Осипович! Слышна канонада, и сдается, что прямо у нас по курсу, — войдя в штурманскую рубку, доложил Макарову каперанг Васильев, командир флагманского эскадренного броненосца «Князь Потемкин-Таврический», — Слышим стрельбу уже отчетливо, так что с прокладкой у нас, по-видимому, все впорядке.

Флагштурман, подполковник корпуса флотских штурманов Александр Александрович Коробицын, облегченно вздохнув, оторвался от карты, и ни к кому конкретно не обращаясь, констатировал:

— Что, собственно, и требовалось доказать…

— Спасибо, все ясно. Сейчас иду к вам! — скороговоркой выпалил Макаров, которого с утра не покидало чувство раздражения. И было от чего. Все пошло наперекосяк практически сразу после выхода в море. Для начала вместо шести броненосцев у него осталось пять. Вот ведь нашептал же ему черт с рассветом решить провести пару эволюций! Зачем? Корабли и так научились вполне сносно ходить и маневрировать отрядами. Но нет, надо было еще разок проверить, посмотреть… Посмотрел!

На перестроении в пеленг марсовые и сигнальщики «Орла» прохлопали сорванную штормом мину. Броненосцы Макарова к тому времени проходили Талиенван, так что и мина-то эта, скорее всего, была наша, «енисейская». К сожалению, рассмотрели опасность поздно. Командир броненосца каперанг Юнг понимая, что попытка сразу уклониться маневром, скорее всего приведет к удару в районе миделя или даже ближе к корме, хладнокровно шел не рогатую, надеясь, что резкая перекладка в самый последний момент, отобьет мину волной от форштевня. Чуть-чуть не рассчитал. Взрыв произошел точно под первой якорной полкой левого борта. Броненосец сразу стал садиться носом с заметным креном на левую.

А останавливаться было нельзя! Макаров приказал Матусевичу перейти с «Ретвизана» на «Орел», дабы возглавить спасательные работы и возвращение поврежденного броненосца в базу. Прикрыть его было поручено Рейценштейну. В итоге всей этой катавасии, его крейсера не только не удалось выслать вперед к Чухнину и Рудневу, они и пятерку броненосцев Макарова догнали всего-то час назад, когда впереди уже гремело сражение. С началом которого Степана Осиповича немилосердно выводила из себя недостаточная информация от Чухнина, а позже от Руднева: он не мог однозначно представить картину происходящего. После депеши о смертельном ранении Григория Павловича, вместе с болью утраты пришло понимание, что даже получасовое опоздание его отряда может стоить флоту победы и серьезных потерь в корабельном составе. И дернул же Руднева нечистый сразу с крейсерами на Того наскакивать! Ведь предупреждал же. Просил ведь… И правда, мальчишка!

Потом начались сомнения в верности штурманской прокладки, из-за чего можно было и вовсе «опоздать на всю жизнь»… Но тут хоть, кажется, все начинает вставать на свои места. Макаров в сопровождении Васильева вышел на правое крыло мостика, где к ним присоединились контр-адмирал Молас и старший офицер флагманского броненосца Семенов.

«Ну, чему быть, того не миновать… — подумал Степан Осипович, когда ветер донес до ушей отдаленные громовые раскаты, — Да, это главные калибры. Бьются. И бются жестоко… И машинное дергать сейчас бесполезно. Все делают что могут. Выше головы не прыгнешь. И так узлов 16 с небольшим идем. Дай Бог такой ход еще минут тридцать-сорок поддержать. Из „бородинцев“ никто явно не отстает, и то славно».