Мишень - Анна Викторовна Томенчук

поехать? В тропики? В Штаты? В Австралию? В Тибет? В Россию? Может быть, в Индию или в Таиланд?

— Я хочу во Флоренцию. Посмотреть на нашу прежнюю виллу. Помнишь тот балкон, на котором мы сидели по вечерам, и ты рассказывал мне про звезды?

— Да.

— Я хочу, чтобы ты рассказал про маму.

Прежде чем я успел произнести хотя бы звук, Эмили обняла меня и уткнулась носом в мягкую ткань пальто.

— Так нельзя, пап. Мы будем ссориться каждый день, и так — пока не умрем. У нас не должно быть друг от друга секретов. Мы ругаемся только потому, что кто-то что-то недоговаривает!

— Ты права, детка. — Я взъерошил ей волосы. — Хорошо. Мы поедем во Флоренцию, и я расскажу про маму.

— И про Авирону.

— Да.

— И про остальных.

— Так уж и быть.

— Ого! Похоже, придется отправиться в кругосветное путешествие, разговоров хватит на несколько месяцев!

Я легко щелкнул ее по носу, и Эмили, вывернувшись, звонко рассмеялась.

— Мой папа — суровый и крутой служитель культа Равновесия, — начала она, подходя к зеркалу и беря костяной гребень. — Он сделал головокружительную карьеру, но вот беда — в личной жизни ему не везет. Каждый раз попадаются неправильные женщины. Нет счастья ни в одном из миров. Полный отстой.

— Нет, детка. Женщины мне попадаются правильные. Просто им попадается неправильный мужчина в моем лице.

— Ой, брось. Ты не знаешь моего папу. Да нет ни одной женщины в Ордене, которая не пришла бы к нему с полными мольбы глазами! — Эмили провела гребнем по волосам. — Ну и что, что они умоляли о помощи с переводами с темного языка?

Заскучавший таксист пару раз просигналил, и я, решив, что такими темпами он поднимет на уши весь район, взял отложенные перчатки.

— Пойми меня правильно, детка. Если я не рассказываю тебе чего-то, этому есть причина. Прозвучит глупо, но в данном случае я не хочу подавать плохой пример.

— Ой ладно, пап. Мы оба знаем, что женщины — коварные и расчетливые стервы, которым нужны только деньги и украшения, а мужчины — пустоголовые идиоты, которым нужен только секс. Может, ну его, это закрытие недели моды? Давай устроим вечер сыра и вина. Мы будем делиться трагическими историями, плакать и обниматься каждые пять минут.

— Я должен там присутствовать. Но вечер сыра и вина — это отличная идея. По возвращении жду накрытый стол и растопленный камин.

Эмили отложила гребень и, достав из кармана джинсов шелковую ленту, начала заплетать волосы в косу.

— Намек понят, придется ехать в «Полную корзину» за сыром и вином. Когда мы купим машину? Такси надоели до чертиков. Я даже марку и модель могу выбрать.

— Обеими руками «за».

— Класс! Я знала, что ты согласишься. «Мазерати» подойдет?

* * *

— Доктор Дойл! Вы, как всегда, без спутницы. Но это ничего, когда-нибудь одна из здешних красавиц растопит ваше ледяное сердце, уж будьте уверены.

Оливия Сандерс вручила мне бокал с шампанским, взяла под локоть и повела к гостям. Пока здешняя толпа наслаждалась полуголыми манекенщицами на торжественном дефиле, мы с таксистом наслаждались гигантской пробкой, которую из самых лучших побуждений образовали снегоуборочные машины, и обсуждали необходимость реформы политической системы Треверберга. Точнее, говорил водитель, а я поддакивал, мысленно умоляя всех известных мне богов о милосердии. И они были милосердны. В конце-то концов, мы простояли в пробке всего-то полтора часа — сущие мелочи для здешних дорог, особенно в вечерний час.

— Как поживают ваши путевые заметки? — осведомилась Оливия. — Надеюсь, вы уже закончили черновик?

— Да, мисс Сандерс. Остались только правки. Вы уверены, что…

— Опять вы за свое. Да откуда в вас столько упрямства?! Сначала вы говорили, что никогда не писали художественную прозу, и мне не понравится ваш слог. Он тяжеловат, но не более. В конце-то концов, для поэтов это простительно, у них особая подача, и нельзя забывать об авторском почерке. Потом вы говорили, что все это не сложится в историю, но сложилось. Потом сказали, что можете не успеть подготовить рисунки, но успели. И больше я ничего не хочу слушать. Мне нужна готовая рукопись. Это все.

Люди и темные существа приветственно кивали мне, а я отвечал им тем же — и какая разница, что ни одного имени не вспомнил бы даже в глубоком гипнотическом трансе. Настроение у меня было хуже некуда. Не хотелось видеть ни Дану, ни — тем более — Авирону, ни остальных. Уже очень давно я не испытывал такого желания повернуться и уйти куда-нибудь, не важно, куда, только подальше отсюда. А потом? Поохотиться. Так, как это когда-то делали мои предки-вампиры. Я никогда не охотился подобным образом, в этом не было необходимости, звать мы умели лучше, чем старшие братья и сестры, да и человеческую кровь не пили. Но время от времени древние инстинкты подавали голос.

Мы подавляли их, наша воля в разы сильнее вампирской… подавляли всегда, если речь шла об охоте на людей, почти всегда, если речь шла об инстинкте создателя, и очень редко, если речь шла о самом желанном удовольствии для любого обращенного существа — близости с себе подобным. Невозможность получения последнего для карателей была особенно мучительна: с одной стороны — табу Ордена, с другой — Незнакомцы, с которыми нас объединила природа и разъединила идеологическая вражда. Сдерживаться можно долго, но рано или поздно рядом окажется существо, от которого, по выражению Эмили, снесет башку, и ты перейдешь точку невозврата. Несколько часов безумств, при одной мысли о которых у любого нормального смертного (да и у необращенного темного существа) случится нервный приступ — и ты снова превращаешься в почти что человека.

Нет. Сейчас мне нужна совсем не охота.

До сытной эмоциональной пищи добраться так и не удалось, я до сих пор был голоден, и обоняние обострилось до предела. Оно выискивало в миллионе запахов что-то, напоминающее ненависть или страх, но ничего, помимо зависти и легкой неприязни, не обнаруживало. В таких количествах, которые требовались мне — тем более. Зато обнаружило пусть и не человеческий, но уже знакомый запах.

Ну еще бы. Какой Незнакомец станет прятаться, если его охраняют двое служителей Равновесия?

— Мисс Креймер, изумрудный вам к лицу.

— Благодарю, доктор Дойл.

— Приятно видеть вас в добром здравии.

Анна подала руку для поцелуя, а Оливия, воспользовавшись моментом, куда-то испарилась. Выпрямившись, я огляделся, но Киллиана поблизости не обнаружил, хотя был уверен, что они пришли вместе. Довольный вид Незнакомки говорил обо всем, а остальную часть рассказа поведал изменившийся эмоциональный запах.

— Вавилонянка