Чудовищ нет - Юрий Бурносов

– Ты вообще понимаешь, о чем идет речь? – спросил он. – Каковы могут быть последствия?

– Я их не брошу! – твердо повторила Лорка. – Как хочешь. Оставайтесь, уезжайте – мне все равно! Не ищи меня!!!

Одним прыжком она метнулась к двери. Стефан бросился к дочери, но запутался в полах халата, а мне ничего не оставалось, как схватить Стасика за руку и потащить прочь, пока чертов папа-демон ничего не удумал в наш адрес. Проскочив мимо Стефана (он так и не выпустил из руки Жезл), я захлопнул железную дверь гаража и загнал в петлю толстый болт, свисающий рядом на цепочке. Лорки нигде не было, но оставаться во дворе и искать ее я ни в коем случае не собирался. Спустя несколько секунд мы уже были на улице. Первой мыслью было рвануть к бабке, но подставлять бабку не хотелось – я не был уверен, что Стефан такой добрый и пушистый, как представлялся раньше. Не нужно было во все это впутываться, сколько уж раз себе твердил, но что теперь поделаешь…

Стасик покорно бежал за мной в сторону гаражного кооператива «Мичуринец». Не знаю, почему именно туда. В принципе, там был старый наш гараж, а у меня имелся ключ, висел уже несколько лет на связке вместе с остальными. Я выпустил его руку и, тяжело дыша, крикнул на бегу:

– Затаиться надо!

– А Лорка?!

– О нас думай! Она сама о себе позаботится!

Я опасался, что приржавевший замок гаража не откроется, но он открылся. Свет внутри, конечно же, не горел, и Стасик сразу врезался в сложенную на полу арматуру, которую батя зачем-то туда натащил. Машины в гараже не было – дедову «Победу» мы продали еще в девяностых, а новую батя так и не купил. Поэтому в гараже валялся разный мусор: два древних велосипеда, кирпичи, вышеупомянутая арматура, резиновая лодка, батины рыболовные цацки, тряпичный хлам…

– Зажигалка есть?

– Есть.

Стасик щелкнул и посветил колеблющимся желто-синим огоньком. Я притворил дверь, закрыл на засов и пробрался вдоль разверстого жерла ямы к куче старых пальто и курток. Стасик прополз следом и уселся рядом со мной. Было сыро, пахло мокрым цементом, машинным маслом и чем-то тухлым – наверное, мышь сдохла. Но здесь я себя чувствовал спокойнее, чем на улице, хотя, с другой стороны, мы тут были как в клетке. Черт с ним, с Пахом. Его все равно пока нету, в отъезде, если верить Лорке. Можно было бы и домой пойти, но почему-то не хотелось.

– Пожрать бы, – буркнул Стасик.

– У меня немного денег с собой есть. Тут ночник не очень далеко…

– У меня тоже. Сходим? А то забились и сидим, как крысы.

– В самом деле, чего это мы? До утра еще долго, никакого смысла прятаться пока нет. Как дети, честное слово.

– Щелкай обратно своей зажигалкой, – велел я.

Мы пробрались к двери, а за ней обнаружили Лорку. Обняв себя за плечи, она стояла, прислонившись к кирпичной стенке возле гаражных ворот.

– Я за вами шла, – сказала она.

– Шпионила, – уточнил Стасик.

– Просто шла. Не домой же мне возвращаться.

Возвращайся, нам-то что. Собирай вещи, к утру будете у канадской границы, – сказал я, запирая гараж. На закрытие замок почему-то работал гораздо туже, пришлось вставить в ушко ключа валявшийся у порога гвоздь и использовать его как рычаг. – Пошли, Стас, за жратвой.

– Ребята, вы меня не простили?

Она смотрела на меня с надеждой, но я покачал головой:

– А за что тебя прощать? Да и какое мы, низшие существа, имеем право прощать или не прощать таких, как ты или твой папанька? Мы расходный материал, игрушки. Вот ты поигралась-поигралась и бросила. Теперь Князь-полковник будет играться. Езжай уже в свой Псков или Киев.

Я повернулся и пошел. За мной двинулся Стасик, которому, кажется, было жалко девчонку, но все ж он ее больше боялся, чем жалел. Да и потом, меня-то он знал с детства! К тому же я был человек.

На повороте я оглянулся: Лорка следовала за нами сзади, метрах в тридцати. Зря я ее так, наверное. Могла в самом деле спокойно собрать шмотки и уехать от греха, батя надавал бы ей подзатыльников, или как у них там заведено наказывать детей, а потом бы все уладилось. А она осталась с нами. Втянула нас в дерьмо, но сама осталась.

Тем не менее звать Лорку я не стал, прикинув, что все равно никуда не денется, подождет здесь. А вот плавленых сырка взял три. И сосисок шесть. Пива брать не стал, хотя Стасик и намеревался купить, – надо находиться в здравом уме и трезвой памяти, военное положение как-никак. Попросив продавщицу ночника нарезать половинку черного, что она сделала с явным неудовольствием (а мне было пофиг, потому что над кассой висела табличка «Мы можем нарезать хлеб и мясопродукты»), мы вернулись на улицу. Лорка с потерянным видом маялась у ярко освещенной витрины с большими неоновыми буквами «25 ЧАСОВ В СУТКИ». Ведь знает же, что мы ее не бросим, а делает такой жалкий вид. И я знаю, что мы ее не бросим, но тоже делаю гордый вид. Бросать надо все это, вот в чем правда.

– Есть хочешь, Лор? – спросил я.

– Хочу…

– Пойдем тогда.

До гаража мы шли молча, но уже рядом, а затем случилась неприятность: ключ сломался, как только я вставил его в скважину и попытался повернуть. Причем сломался прямо там, внутри скважины, у самой бородки. Шепотом матюгнувшись, я бросил обломок через плечо и сказал:

– Все, тут закрыто. Идем ко мне домой? Два часа ночи почти…

– Сомневаюсь… – сказала Лорка.

Я обернулся и увидел в десяти шагах от нас алуку.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

ГОД 1880-й

– Вы меня убьете?

– Почему?

– Но я священник…

– И что же?

– А вы – монстр.

– А вы – нет?

1

Утром Ивана Ивановича разбудил мажордом Трофимыч и поведал, что приехал губернский полицмейстер и желает видеть Рязанова.

– Что полицмейстер-то, серьезный? – спросил Иван Иванович, одеваясь.

– Серьезный, серьезный! – закивал Трофимыч с напуганным видом.

Полицмейстер ожидал на веранде, где несколько дней тому Иван Иванович в первый раз беседовал с Армалинским. Это оказался низкорослый плотный мужчина лет пятидесяти, с темным суровым лицом, на котором особенно ярко выделялась щетка молочно-седых усов.

– Господин Рязанов? – осведомился полицмейстер, оборачиваясь.

– К вашим услугам, – кивнул Иван Иванович. – С кем имею честь?

– Здешний полицмейстер, Свиньин Федор Ермиевич.

– Извольте, господин Свиньин…

И Рязанов подал полицмейстеру заранее приготовленные бумаги, подписанные самим Лорис-Меликовым. Свиньин внимательно с ними ознакомился, вернул и произнес будничным тоном: