Пути, которые мы избираем - Александр Поповский

«Какие у вас основания утверждать, — слышится ему возражение, — что во внутренних органах зарождаются импульсы, которые доходят до коры мозга, что эта сигнализация осуществляется специальными приборами, заложенными в стенках внутренних органов?»

На поставленный вопрос Быков должен ответить, как бы несправедливы ни были судьи.

«Мало того, — мысленно отвечает он, — кора мозга, восприняв эту сигнализацию, передает ее из одного внутреннего органа в другой. Так осуществляется взаимосвязь между отдельными частями организма и нарастает деятельность одних механизмов и слабеет активность других. В период роста припухает щитовидная железа и вырождается зобная. Гормоны желез изменяют состояние обмена: снижают и повышают выделение фосфора, кальция, магния, калия, натрия, возбуждают кроветворные органы. Одни усиливают белковый и солевой обмен, другие задерживают тот и другой. Под влиянием забот, напряженного внимания или выжидания люди перестают нормально дышать, теряют аппетит. Внезапный страх подавляет молочную железу — у кормилицы может исчезнуть вдруг молоко. Радость, наоборот, повышает деятельность желез и органов. Заслышав ржание жеребенка, кобылица роняет молоко на ходу».

«Все это не ново, — слышится Быкову знакомое возражение. — Чарлз Дарвин в свое время утверждал, что в желудке «заложены интеллект, сознание, темперамент и чувства». Нельзя не согласиться с тем, кто сказал: «Печаль, которая не проявляется в слезах, заставляет плакать другие органы». «Но где доказательства, — настаивает противник, — что эти процессы регулируются корой полушарий? Почему не допустить, что они замыкаются под корой или в спинномозговом стволе — центре автоматической деятельности?»

— Доказательства? — повторяет про себя Быков. — Сколько Угодно. Вот они.

Мы вливали собаке воду в желудок и в это время подкармливали ее мясо-сухарным порошком. Другой собаке в момент такого же орошения желудка пускали в кожу электрический ток. Третьей при тех же обстоятельствах вливали в рот кислоту. После нескольких сочетаний у животных образовались временные связи. На вливание жидкости каждая собака отвечала по-разному: первая облизывалась, вторая отдергивала лапу, а третья с чувством отвращения роняла слюну. Раздражение желудка стало условным возбудителем самых различных ответов. Столь сильна была сигнализация изнутри, что малейшее промедление в подаче пищи после орошения желудка вызывало у собаки тревогу: она поворачивала голову к кормушке, облизывалась и непрерывно роняла слюну. Все ее существо находилось под впечатлением разрыва между вливанием воды и отсутствием пищи в кормушке. Другая собака, у которой вливание воды было связано в мозгу с ощущением боли от электрического разряда в кожу, преображалась, едва орошение желудка прекращалось. Оборонительная поза сменялась непринужденной, она отряхивалась, виляла хвостом и, довольная, лаяла. Вливание воды и конец этой процедуры действовали на нее так же, как возникновение и прекращение боли. Любопытно, что введение в желудок сахарного раствора вместо воды не вызывало у животного оборонительных движений.

Как это объяснить? Слизистая оболочка желудка лишена связи с лапой собаки, с кожным покровом и со слюнной железой. Только через кору мозга, где образуются временные связи, могли сигналы желудка доходить до скелетной мускулатуры, до кожи и железы. Тонкой и чувствительной оказалась эта сигнализация. Собаке вливали через фистулу желудка воду, нагретую до тридцати шести градусов, и при этом не давали ей есть. Вливая же воду двадцати шести градусов, неизменно кормили ее. В первом случае собака роняла слюну, а во втором — сохраняла внешнее спокойствие. Из желудка в кору полушарий была доведена такая подробность, как разница температуры в десять градусов тепла. В Индии существует обычай, согласно которому заподозренный в преступлении должен пожевать и выплюнуть горсть священного риса. Обильно смоченный слюной рис свидетельствует о невиновности человека. Страх быть уличенным задержал бы у виновного слюноотделение…

Все ключи к жизни и ее тайным источникам находятся во власти высшего отдела центральной нервной системы. Измученные долгим переходом солдаты падают от усталости. Беспрерывные бои истомили их. Они ложатся, готовые забыть об опасности. Но явился полководец, их любимый товарищ в бою, и точно освободил заторможенные силы… То, что казалось не под силу организму, стало возможно по воле высшего мозгового центра коры головного мозга. На путях и перекрестках жизни нет мертвого покоя; беспрерывно идут сигналы от низшего к высшему и дальше к соседу, близкому или дальнему, кого сигнализация эта касается. Спинной мозг бывает передатчиком, головной же — высшим арбитром и регулятором».

«Любопытная схема, — припоминает Быков едкое замечание одного из противников, — ее надо, очевидно, так понимать: из внутреннего мира беспрерывно следуют сигналы: «Мы здесь на посту, нам мешают такие-то силы, шлите поддержку из резервов», «Воздействуйте на моего соседа, он расстраивает мою жизнедеятельность: если помощь не явится, случится несчастье!», «У меня все благополучно, кислотность чуть повышена, сигнализируйте железам — дать щелочи». Обдумывая научную теорию, исследователь может услышать донесение желудка в кору мозга: «Я переполнен, прекратите впредь набивать меня вкусными вещами, близится опасность несварения».

Вульгарность раздражает ученого, и он становится вдруг деликатным. Странная манера чрезмерной любезностью подчеркивать снисходительность к противнику.

«Так нельзя понимать научную схему, — мысленно объясняет он своему оппоненту. — Тут нет разброда, бестолкового перезванивания вверх и вниз. Перенаполнение мочевого пузыря задерживает деятельность почек вплоть до полного их выключения. Сигналы идут по совершенно определенной магистрали — от мочевого пузыря в кору мозга, а оттуда к почкам. Каждый орган сигнализирует о себе и на что-то претендует, но только кора мозга может повысить или понизить деятельность одной системы на пользу другой. Когда у собаки удаляют мозжечок и она лишается способности сохранять равновесие тела, кора полушарий принимает эти функции на себя. В этой сложной механике не все гладко и просто. Миллионы лет формировался организм. Менялись климаты, среда, под их влиянием возникали и отмирали комбинации из органов и нервов. Исчезновение их не всегда было полным: ненужные, обреченные, они оставались среди живых. Триста таких рудиментов сохранял в себе человек. Природа долго хранит память о своих мертвецах. Как в былые эпохи, когда деятельность их была необходима, они продолжают сигнализировать в мозг, напоминать о себе, требовать и на чем-то настаивать…»