Внук Петра Великого - Олеся Шеллина

которому протянул тяжеленное ведро, чувствуя, как дрожат руки, и прекрасно понимая, что надолго меня не хватит. Это понимал не только я, но и все остальные участники тушения пожара, сосредоточенно с поражающей монотонностью передающие друг другу ведра с водой, не делая никаких различий в том, кто стоит с тобой в цепочке рядом: князь или холоп. Потому что пожар – это страшно, и красный петух нередко в это время приводил к тому, что выгорали целые улицы или даже города. Меня, как самое слабое звено, не в том смысле, что я герцог и меня надо держать от эпицентра возгорания как можно дальше, а в том, что я самый слабый из присутствующих, засунули в конец, чтобы в случае чего можно было легко заменить, просто немного растянув уже имеющуюся цепь.

– Криббе и Суворов командуют, только людей мало, ваше высочество, может и не хватить, чтобы плотно дворец перекрыть, – Гагарин передал ведро с водой по цепочке дальше, и повернулся ко мне за следующим, которое я тут же сунул ему в руки. Воду подавали с кухни, расположенной где-то неподалеку и имеющей колодец прямо в одной из подсобок.

– А ведь Гюнтер настаивал на том, чтобы сюда прислали гвардейцев, – процедил я, забирая очередное ведро, немного выплескивая при этом воду. Если я все понимаю правильно, то большую часть пламени удалось сбить, и наши усилия вот-вот увенчаются успехом. – Почему не прислали? – Гагарин снова повернулся ко мне и протягивая ему ведро, я смотрел ему прямо в глаза. От дыма, который заволакивал коридор, было трудно дышать, а глаза слезились. Тем не менее я поправил на лице платок, который уже успел высохнуть, и плохо справлялся с фильтрующей функцией, и продолжил говорить, надеясь при этом, что все скоро закончится. – Не посчитали нужным? Не поверили, что дворцу и всем, кто здесь находится, угрожает опасность? Сочли эту опасность моими придумками? Только вот не я первым заговорил об увеличении охраны, а Гюнтер. И его сложно назвать нерациональным человеком, неспособным просчитать определенных последствий. Вы близки ко двору тетушки, Сергей Васильевич, так ответьте мне, почему мне прислали провинившихся сыночков высокопоставленных родителей и тех, кого просто некуда было больше пристроить, под руководством вообще не пойми кого, вместо запрашиваемой роты гвардейцев? И, видит Бог, Сергей Васильевич, я не понимаю, почему все происходит именно так, как происходит, но я клянусь, что сделаю все, чтобы это выяснить.

– Я не в курсе, ваше высочество, почему не прислали запрашиваемых фон Криббе гвардейцев. Обычно ее величество относится более насторожено к подобного рода эксцессам. К тому же, только слепой может не видеть, что она очень беспокоится о вашем благополучии.

– Тогда как это понимать? Как саб… – я не успел закончить. Меня прервали на полуслове, и от неожиданности я даже опустил руки, не приняв очередное ведро с водой.

– Сейчас рванет! Бежим! – крик, раздавшийся откуда-то с начала цепочки, где передаваемая нами вода непосредственно тушила разгорающееся пламя. И это было настолько невероятно, что произошла заминка, во время которой не только я перестал принимать и передавать ведра с водой.

Я выпрямился, старательно игнорируя гудящие мышцы и с недоумением посмотрел на Гагарина. В этот самый момент ко мне подбежал кто-то сзади, обхватил за талию и потащил к окну. Я пару раз дернулся, пытаясь вырваться, но держали меня крепко не слишком напрягаясь при этом, и я сумел лишь закрыть лицо руками, когда во все стороны брызнули осколки, впивающиеся в кожу рук, а потом я ощутил короткий полет, после чего упал в сугроб. Кто-то просто выкинул меня из ближайшего окна, благо мы находились на первом этаже. Руки горели огнем, а в снегу я увидел капли крови, все-таки кисти мне посекло знатно. Но, несмотря на боль и сразу же начавший пробираться сквозь одежду холод, стало легче дышать. Я сорвал с лица уже не нужный платок и посмотрел на руки. Постанывая, быстро вытащил несколько осколков, и отшвырнул их в сторону, наскоро проверив порезы, вроде бы стекол в ранах не осталось, но больно было так, что я, скрипя зубами от ярости поднялся из сугроба, отряхнулся и решительно направился к выбитому окну, чтобы через него проникнуть обратно во дворец и наказать, кого попало. Смысл крика, предшествовавшего моему полету через окно, я так и не уловил. Что должно рвануть? И почему в таком случае до сих пор не рвануло, если должно?

Я успел сделать всего пару-тройку шагов, когда взрыв все-таки прогремел, и взрывная волна отбросила меня обратно в сугроб, теперь уже на спину, довольно жестко приложив на этот раз. Не понимая, что происходит, я смотрел на то окно, через которое меня выкинули и видел лишь вываливающиеся через дыру клубы густого дыма. Отблесков пламени видно не было, но это вовсе не означало, что пожар потушен. Как же так? Там ведь остались все мои люди! Все те немногие, кто смирился с моим присутствием и совершенно искренне пытался мне помочь. В голове что-то щелкнуло, и я вскочил на ноги, сразу же провалившись по колено в снегу, выбрался на дорожку и бросился к этому проклятому окну, чтобы… Я сам не знал, что буду делать, но что-то делать было просто необходимо, чтобы элементарно не свихнуться. К тому же взрыв был не слишком сильный, само здание совсем не пострадало, и значит, там вполне мог остаться кто-то в живых.

– Кха-кха, давай сюда, здесь и выберемся, – приглушенный голос Гагарина, прерываемый кашлем, заставил меня остановиться рядом с окном. Когда в проеме, проделанном моим телом, показалась взлохмаченная голова Вяземского с вытаращенными глазами и полосами сажи на щеках, я просто сжал кулак и вцепился зубами в костяшки пальцев, не обращая внимание на то, что они уже были повреждены стеклом и теперь болели еще сильнее. – Саша, ну что ты застрял? Давай быстрее, а то мы, если не сгорим, то точно задохнемся.

– Александр, вы видите его высочество? – из глубины здания раздался голос Суворова.

– Вижу, – кивнул Вяземский, не сводящий с меня взгляда. – Он прямо передо мной стоит.

– Да как стоит-то? Простудится же! – Лопухин, может быть, и хотел сказать что-то еще, но закашлялся, а я опомнился, подбежал поближе и протянул руки к уже взобравшемуся на подоконник Вяземскому.

– Давай, помогу, а то остальные точно задохнутся.

После того, как Вяземский выбрался, дело пошло