Корсары Ивана Грозного - Константин Бадигин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Встань. — Царь протянул руку для поцелуя.
— Великий государь, с недобрыми вестями пришел к тебе. Князь Володимир Андреевич Старицкий…
Царь Иван поднял страшные глаза на своего любимца.
— Я послал его в Нижний Новгород.
— А в Костроме горожане встречали его как нового царя. С крестами встретили, с честью, с хлебом и солью. В колокола звонили по всем церквам.
Иван Васильевич насторожился. В голове возникла мысль: «Ивашка Висковатый посоветовал».
— А еще что знаешь? — сказал он свистящим от возбуждения голосом.
— Повар Федька Ребро ездил в Нижний Новгород за рыбой, для твоей, великого государя, поварни. Вчера назад вернулся. Братец твой зазвал его, дал яд и пятьдесят рублей и велел отравить тебя, великий государь.
— Где Федька? — Царь Иван вскочил на ноги.
— У меня на цепи сидит, во всем сознался. Злую отраву, порошок зеленый, вместо ладанки на шее носил, мне отдал и деньги отдал.
— Где отрава?
Малюта вынул из кошеля, висевшего на серебряной цепочке, завернутое в тряпку снадобье.
— Псу чуток дали в мясе, сразу подох… И деньги вот, пятьдесят рублей…
— Отраву положи сюда, — царь показал на золотую чашу, стоявшую посередине стола, — а деньги возьми себе за верную службу.
— Спасибо, великий государь.
Иван Васильевич, постукивая пальцами по дубовой столешнице, несколько минут сидел молча. Лицо его постепенно бледнело.
— Спасибо тебе, братец, отблагодарил ты меня, век не забуду, — вдруг сказал он, ни к кому не обращаясь. — Вот что, Гриша, посылай гонцов в Нижний Новгород с грамотой ко князю Володимиру. Я-де, великий государь, зову его с ласкою к себе в Александрову слободу с супругою и с детками… И костромчан, кои князя Володимира хлебом-солью встречали, к себе зови. А тем временем мы с Федькой-поваром побеседуем.
Не подозревавший ничего плохого, Владимир Андреевич приехал по зову царя и остановился верстах в трех от Александровой слободы, в деревне Слотине.
На следующий день ранним утром опричное войско окружило со всех сторон деревню.
Опричники шли как на бой: с победными кликами, под завывание труб и литавр.
Царь Иван слез с коня и вошел в дом, стоявший неподалеку от дома, где остановился его двоюродный брат.
Малюта Скуратов вскоре появился у князя Владимира.
— Княже, Володимир Андреевич, великий государь и царь всея Руси Иван Васильевич не считает тебя больше своим братом, а считает врагом, ибо знает, что ты покушался на его жизнь.
Полное, добродушное лицо князя Владимира исказилось страхом, он взглянул на жену.
— Не виновен я, Евдокеюшка… Ложь…
— Нет, не ложь, — хладнокровно продолжал Малюта. — Ты дал царскому повару Федьке Ребру отраву и пятьдесят рублей денег.
— Не давал я отравы, не знаю и повара царского.
— Хорошо, посмотрим, что ты скажешь сейчас…
Малюта Скуратов вышел и через минуту возвратился, ведя за собой окровавленного, трясущегося человека с маленьким крысьим личиком.
Федька Ребро давно раскаялся в своем предательстве, не рад был пятидесяти рублям, которые посулил ему Скуратов. Его пытали по-настоящему, а когда с ним беседовал сам царь, он едва не отдал богу душу. Два раза его отливали холодной водой. Но отступать было некуда, везде была смерть.
— Ты знаешь его? — Малюта ткнул пальцем в князя.
— Знаю, как не знать, это князь Володимир Андреевич.
— Давал тебе князь деньги?
— Давал, не откажусь.
— За что давал тебе князь деньги?
— Наказывал отравить своего брата, государя и великого князя Ивана Васильевича. Пятьдесят рублей дал и яду дал.
Князь Владимир Андреевич понял, что все подготовлено, чтобы погубить его. Увидел свою смерть.
— Ты лжешь, несчастный раб! — крикнул он и заплакал.
Евдокия Романовна, его жена, обняла князя, прижала к своей груди.
Старшие дети, девочка и мальчик, испуганно жались к матери.
— Собирайся, князь, вместе с супругой и детками, хочет поговорить с тобой наше пресветлое солнышко, великий государь Иван Васильевич, — сладким голоском пропел, появившись в дверях, Василий Грязной.
Охая и причитая, собирался князь Владимир к своему брату. Его глаза были красны от слез.
Княжеский род Старицких давно мешал русскому царю. Отец князя Владимира, Андрей Иванович, умер в тюрьме тридцать лет назад. А Владимиру, еще совсем маленькому, пришлось побывать в заточении три долгих года вместе с матерью Евфросиньей Андреевной. В декабре 1541 года одиннадцатилетний великий князь Иван простил своего двоюродного брата и его мать. В 1553 году Владимир и старая княгиня отказывались целовать крест на верность младенцу Дмитрию, сыну тяжело заболевшего великого князя Ивана, и Старицкие снова подверглись опале. Княгиню Евфросинью принудительно постригли в монахини и сослали на Белоозеро. Князь Владимир был помилован.
По натуре своей Владимир Андреевич Старицкий был малоподвижен и бездеятелен. Не блистал умом, и многие считали его глуповатым. «Простоват ты, Володимир, — говорила ему мать, — а простота-то хуже воровства иным разом оборачивается».
После заточения в монастырь княгини Евфросиньи, злой, мстительной женщины, Владимир совсем замкнулся в себе. Боясь рассердить своего царственного брата, он всячески уклонялся от тайных разговоров с боярами, противниками царя Ивана и опричнины. В 1567 году князь Владимир выдал участников заговора, прочивших его самого в цари.
Открыто дружить с князем Владимиром никто из московских бояр не отваживался. Возле него держались лишь доверенные люди царя Ивана да лазутчики Малюты Скуратова, заменившие старых слуг князей Старицких.
Царь Иван сидел в просторной избе на деревянном кресле, поставленном под иконами. Он был в дорожном платье. На поясе висела сабля, сверкающая драгоценными камнями, в руках царь держал плеть. Со всех сторон его окружали опричники. У самого кресла, держась за резную спинку волосатой рукой, стоял Малюта Скуратов. Когда привели Владимира Андреевича, в избе стало тихо. Всхлипывал, уткнувшись лицом в материнское платье, маленький сын князя.
— Ну, — произнес царь Иван, — говори!
Владимир, толстый и тяжелый мужчина, упал на колени перед двоюродным братом.
— Не виновен, поверь мне, великий государь и любимый брат, не умышлял я против тебя худого…
Рядом с князем на колени опустились княгиня Евдокия и дети.
— Помилуй нас, — просила Евдокия Романовна. — Ежели неугодны тебе, сошли в монастырь, пострижемся.
— Не виновен я, — опять сказал Владимир Андреевич, — но согласен постричься в монахи. Помилуй, великий государь и брат…