Ген бесстрашия - Антон Антонов

Кое в чем этот старец был совершенно прав. Если бы шлюпка упала чуть западнее, то ему, несмотря на всю его праведность, пришел бы такой же конец, как и всем жителям многогрешного города.

Когда прошло еще часа два, Зам Ми Зунг почувствовал, что одностороннее общение аборигенов с богом затянулось. Конечно, в своем удобном скафандре, где было предусмотрено питание через трубочку и отправление естественных надобностей через отводной канал, он мог сидеть так хоть сутками, но это становилось скучно, и миламан все сильнее ощущал потребность что-нибудь сказать в ответ.

Ему пришлось поискать в компьютере сведения о том, в каких выражениях боги обычно общаются с людьми, и проверить, достаточно ли уже расшифрованных слов, чтобы правильно перевести простую фразу.

Оказалось, что слов вполне хватит, и, прибавив ретранслятору громкости, Зам Ми Зунг торжественно произнес:

— Встаньте, дети мои! Я не держу на вас зла, ибо вы — чада мои возлюбленные, и я пришел к вам с миром.

Услышав этот громовой голос, аборигены во главе со старцем рухнули ничком и лежали, не шевелясь, так долго, что Зам Ми Зунг подумал, уж не умерли ли они от переизбытка чувств.

Но потом старец осторожно поднял голову и, поднимаясь на дрожащие ноги, немузыкально заревел какое-то песнопение, которое ретранслятор при всем старании не мог перевести адекватно. И тогда Зам Ми Зунг пришел к выводу, что аборигены под впечатлением от явления бога народу всего лишь сошли с ума.

50

Доблестный рыцарь Тиль Мангустери кай Нунавер повел себя крайне нерасчетливо и неразумно, ввязавшись в неравную битву с драконом, которая была совершенно не нужна ни ему, ни людям его земли.

Среди всех участников битвы с роксаленской стороны сам рыцарь пострадал в результате наиболее тяжело, потому что падать с лошади в стальных доспехах — развлечение не из приятных. Особенно если ты парализован и не можешь управлять своим падением, чтобы приземлиться как-нибудь помягче.

А между тем, у рыцаря Тиля Мангустери было дело поважнее, чем борьба с какими-то мелкими драконами местного значения.

В этом сезоне яйцекладущие всем миром собирались в великий поход против живородящих с целью стереть их с лица земли и выкорчевать их поганый род с корнем, а если это не получится — то хотя бы отбить у них город, в котором хранится Божественное Яйцо.

Как объяснил словоохотливый оруженосец Гьер, из этого яйца вылупилась первая женщина, которая породила первого мужчину, и они вместе стали первыми богами и родоначальниками всего полчища мертвецов, которые теперь демократически управляют миром.

Впрочем, насчет демократии можно было усомниться, поскольку довольно скоро выяснилось, что некоторые из множества равных между собою мертвецов значительно равнее прочих. Причем возвышение покойников в этом странном сонмище зависит, с одной стороны, от знатности, а с другой, от праведности.

Но самое главное — яйцекладущие были убеждены, что праведные мертвецы предпочитают собираться на свои совещания как раз там, где находится Божественное Яйцо. А в данный момент оно находилось в руках живородящих, и это казалось яйцекладущим верхом несправедливости.

Великий поход, который деятельно и энергично готовился во всех государствах западной части Роксалена, был седьмым по счету. Предыдущие шесть закончились полным провалом и над новым предприятием заранее витало ощущение безнадежности. Но яйцекладущие никак не могли отказаться от этого похода, ибо верили, что гибель в бою за Божественное Яйцо автоматически возносит доблестных рыцарей на самую вершину пирамиды праведников.

И вот теперь участие в походе славного рыцаря Тиля Мангустери кай Нунавера из древнего рода, который старше, чем королевский, оказалось под вопросом. Несчастный рыцарь лежал в своем замке с тяжелыми ушибами всех частей тела и серьезным сотрясением мозга, по причине которого в голове его роились странные мысли.

Он ни с того ни с сего решил, что люди с неба, способные оседлать дракона, не только могут, но и должны помочь яйцекладущим овладеть городом Турмалином, дабы вернуть Божественное Яйцо его законным владельцам.

Понятное дело, даже изрядно поредевшей группе миламанских спецназовцев на взятие этого города со всеми его стенами и башнями потребовалось бы не больше получаса. Но инструкция строго запрещала миламанским воинам вмешиваться в местные войны без крайней на то необходимости.

Командир спецназа Ри Ка Рунг никакой крайней необходимости не видел и наверное, мягко отклонил бы предложение доблестного рыцаря, не будь у отряда миламанов и людей иной насущной потребности — как можно скорее удалиться от тех мест, где моторо-мотогалы станут искать их в первую очередь.

А шевалье Мангустери как раз собирался к королю и был готов отправиться в путь немедленно, несмотря на все свои травмы, включая и сотрясение мозга.

— Я хочу погибнуть под стенами Турмалина, — твердил он, и его красавица-жена при этих словах неизменно принималась рыдать в голос, не забывая одновременно строить глазки человеку с неба Ри Ка Рунгу.

Человек с неба испытывал по этому поводу двойственные чувства. С одной стороны, жена Тиля Мангустери ему нравилась, а с другой, доктора до катастрофы так и не смогли полностью восстановить некоторые функции его организма, утраченные после неудачного ранения на Земле.

В отряде миламанов и людей насчитывалось теперь целых два инвалида любви. Ли Май Лим, превращенная генными инженерами с «Лилии Зари» в привлекательного монстра, вскоре после падения на Роксален обнаружила, что у нее больше не текут млечные слезы.

Это произвело на миламанку весьма тяжелое впечатление. В глубине души она все-таки надеялась, что изменения окажутся не столь серьезными.

Помочь Ли Май Лим пережить это несчастье мог бы Евгений Оскарович Неустроев по прозвищу Же Ни Йя, но он как раз в тот же самый день был обнаружен лежащим в стогу сена с юной и нагой местной крестьянкой, при виде которой Ли Май Лим стал одолевать комплекс неполноценности.

Крестьянка была как раз того типа, который, по мнению миламанки, должен был особенно нравиться землянам. Большая грудь, пышные бедра, длинные волосы и бьющая во все стороны весенняя свежесть, плавно переходящая в летний зной.

Кажется, это была та самая девушка, которую миламаны спугнули на другом берегу реки, заставив спасаться вплавь, бросив на произвол судьбы новорожденного инфанта. Но может быть, и не она, что, по большому счету, и не важно.

Во всяком случае, она не была девственницей, хотя мужа тоже не имела, поскольку ходила с открытой грудью и в одной-единственной юбке, что свидетельствовало о ее бедности.