Любовь в смертельной прогрессии - Наталья Фёдоровна Худякова

Сотников замялся, ему мой ответ не понравился. Я глянул на Катю. Она стояла у окна, скрестив руки и нахмурив брови. Надо полагать, что ее выводы, как и мои, столь же неутешительны.

— Я знаю, Валерий Дмитриевич, что вы хороший, нет — отличный — специалист. Потому я и взял вас на работу к себе. Мне нужны были грамотные и надежные люди. И если я слышу, что на данные в наших компьютерах кто-то, возможно, покушается, то уж будьте добры, не несите мне всякую ахинею. Скажите простым человеческим языком: это была хакерская атака?

По лицу Валеры пошли красные пятна.

— Ну-у… это маловероятно. Я не допущу. Верьте мне, Алексей Викторович.

Я поставил пустую чашку на стол и поднялся.

— Верю. Точнее, очень хочу верить.

Сотников что-то еще хотел сказать, но я не дал.

— Я слушал тебя, Валера, и думал: а не заказать ли нам в службе безопасности проверку наших компьютерных систем. Заодно выясним, я надеюсь, откуда эта напасть является к нам. Как ты думаешь?

— Не надо, Алексей Викторович. Если будет что-то серьезное, я вам сразу доложу, и подключим группу специалистов.

Я не стал больше ничего говорить и направился к себе в кабинет. Сейчас я уже раздражался не только на себя, но и на сотрудников. А как можно нормально работать, если тебя раздражают твои же работники. Я бросил пиджак на кресло в углу. То самое, любимое Шведовское кресло. Мой взгляд упал на телефон. Почему-то его молчание мне показалось неестественным. Я взял трубку.

— Катя, вызови ко мне Ряскина.

Секретарша тут же показалась в дверях.

— Сейчас позову. Он, кстати, еще утром приходил сам, говорил, очень важное что-то у него к вам.

— Правда? А сейчас что, вечер что ли?

Катерина удивленно подняла свои невидимые рыжие брови и назидательно заметила:

— Вообще-то дело к обеду. Уже полдень почти.

Я глянул на часы, которые висели как раз напротив моего стола, над дверью. Точно — без четверти двенадцать.

— Ну и что из этого следует? — невозмутимо поинтересовался я.

Секретарша шмыгнула за дверь. Я налил себе в стакан воды и залпом выпил. Из состояния неопределенности на работе мне тоже никак не удается выбраться. Я никак не мог понять, связаны мои неприятности с работой или с чем еще. С компьютерами вот какая-то чехарда происходит, с заказчиком едва разобрались, теперь, чувствую, с тендерами опять трудности. Ряскин просто так бегать ко мне не будет. Меня хотят выдавить из бизнеса? Но везде есть свои правила. Я не мог собрать звенья цепочки всех последних событий, чтобы выработать тактику своего поведения. Да, бывает, что люди разоряются или их разоряют. Но всегда это происходит либо внезапно — тебя ставят перед фактом, либо все идет планомерно — и ты видишь это, но повлиять уже ни на что не можешь. А я, как слепой котенок, тычусь во все стороны в поисках предмета для опоры и не нахожу его. Пусто там, пусто здесь, везде — пусто. Бежать? Куда бежать, если не знаешь, какая из дверей ведет в рай, а какая в ад.

— Разрешите? — в дверях показалась голова, а затем и весь Иван Иванович в целом. — Здравствуйте, Алексей Викторович.

— Здравствуйте, — я смотрел на Ряскина и терялся в догадках, с чем он ко мне пожаловал. Выглядел Ваня как-то странно: был подтянут и бодр, как перед концом света. Никаких документов в руках не держал. Совсем что ли плохи дела? Или уволиться решил? Убью. Я молча указал ему на стул рядом со мной.

— Спасибо. Я на минутку, — махнул он ладошкой и присел на краешек. — Алексей Викторович, у нас с вами хорошие новости. Очень хорошие! — выпалил он скороговоркой и засмеялся.

— Да? — только и смог произнести я, в принципе не рассчитывая ни на что хорошее. Хотя то, что все мы тут еще видим солнце на небе — уже хорошо.

— Звонили от Трегубовых.

Я вытянул шею, чтобы ничего не пропустить.

— Ну и…

— Они просили уведомить вас, что участие в тендере принимать не будут. Что для нас никаких препятствий там нет. И конкурентов тоже.

От неожиданности я поднялся со своего места.

— Как это не будут? И почему доложили нам? Мы для них песчинка с пляжа…

Ряскин встал вслед за мной.

— Я сам, Алексей Викторович, в ступоре. Я тоже спросил, с чего такая честь. Ответили, что их планы меняются, руководство просило сообщить. И все. Прикиньте, ерунда какая получается. Ой, — он хлопнул себя по лбу, — что сказал! Здорово как получается. Боюсь сглазить, но можно прикидывать премии. Мне кажется.

— Креститься надо, когда кажется.

Я смотрел на Ряскина и думал, что если бы тот не стоял передо мной сейчас, то я бы не поверил во все происходящее. Сначала заказчики вернулись как миленькие на круги своя, теперь еще Трегубовы…

Иван Иваныч поежился и спросил:

— Что-то не так?

— В смысле?

Ряскин сделал шаг назад и взмахнул руками, как дирижер перед оркестром:

— Вы так на меня смотрите… я и не знаю, что думать.

Я подошел к нему и хлопнул по плечу.

— Извини, все так. Я, как и ты, в шоке. Уже и надежду потерял, если честно.

— Ну, слава богу, а то я уж подумал, что у вас другие сведения, — он с недоверием посмотрел на меня. — Я пойду, Алексей Викторович. Дел полно.

— Давай. Спасибо за хорошие новости.

Я открыл нараспашку окно и минут пять вдыхал прохладный воздух. Мне было грустно. Меня пинали, как футбольный мяч. Узнать бы имя этого футболиста. Ноги бы открутил.

— Катя! — крикнул я в сторону двери.

Моя рыжая бестия возникла передо мной словно из воздуха.

— Слушаю, Алексей Викторович.

Я посмотрел на ее серьезное личико и весело сказал:

— Выше нос, Игоревна!

— Другие пожелания будут? — не меняя выражения лица, поинтересовалась она.

Я нахмурил брови и кивнул:

— Я бы пироженку съел, эклерку такую. Реально?

— Для вас ничего невозможного нет. Расшибемся, но сделаем.

— И кофию, большую чашку.

— Ага. Могу идти?

Я растерялся:

— Куда?

— Так в булочную. Через дорогу. У нас же духовки нет. Когда купите, буду в приемной ваять эклеры.

— Ступай с Богом, — благословил я дерзкую пигалицу.

Пока секретарша выполняла мое поручение, я пробежался по отделам,