Бог из машины - Людмила Астахова

– О! Это меняет дело. Не угостите ли чашечкой кадфы?

– С удовольствием, – обрадовался эсмонд. – Вам со сливками? Ах, я и забыл, вы же пьете кадфу в чистом виде. А я люблю со сливочками. Очень, знаете ли, полезно для желудка.

– Не скажите, Благой Алезандез, не скажите. Вся прелесть напитка в его первозданности. Я бы сказал, натуральности.

Тив призадумался и согласился:

– Тогда я, пожалуй, последую вашему совету. Мне по душе первозданность сливочек.

«Великие Духи! – подумал шуриа, провожая взглядом каждый глоток своего бывшего, а теперь уже совершенно точно бывшего покровителя. – Как все просто. Правы диллайн, когда говорят: «Нет человека – нет заботы».

Он, конечно, здорово рисковал, оставаясь в кабинете Алезандеза еще полчаса, обсуждая планы на завтра и свое обязательное участие в предстоящей церемонии. Тив сделал широкий жест – пригласил шуриа на богослужение, которое одновременно должно было стать магическим ритуалом.

– Кому-то же надо спасать эту страну от ролфийского нашествия, – хохотнул эсмонд. – Неужели вы думаете, что я доверю такое важное дело идберранским армии и флоту?

Странное ощущение поселилось в душе Шэйза Тиглата, никогда доселе непознанное. Грусть и страх пополам с жаркой животной радостью.

«Так вот что все они чувствуют, глядя на нас, на шуриа, на Про́клятых! – неожиданно догадался он. – Я буду жить, а он умрет. Я! Буду! Жить!»

Тив Алезандез с нескрываемым удовольствием вылакал все сливки, Шэйз Тиглат с не меньшим восторгом насладился новым для себя открытием в мире чувств. И не только сам напился, но и донджету напоил. Допьяна!

Каждого шуриа хоть раз в жизни, но обзовут какой-нибудь обидной змеиной кличкой или сравнят с ползучим племенем пресмыкающихся. Но шуриа не обижаются, нет. Они привыкли, притерпелись и вовсю пользуются змеиными хитростями. Например, ускользают: из неприятностей и сложностей, из объятий возлюбленных и оков долга, из цепких рук и густых сетей. Очень любят шуриа это занятие – ускользать. Дождутся, пока недремлющий страж отвлечется хоть на миг, и – шасть! Не успеешь глазом моргнуть, как нет уже никакого шуриа.

После удачного во всех смыслах визита к тиву Алезандезу, у Шэйза Тиглата не осталось никаких причин задерживаться в Ициаре. И правда, господа хорошие, ну скажите на милость, что ему делать в городе, где со дня на день начнется кровавая заварушка? Что шуриа делать на ролфийской войне?

«В Эббо надо бежать. Им там сейчас не до меня, горемычного, и не до шурианских дел. А на крайний случай существует Республика Фиртсвит», – рассуждал Тиглат, бдительно наблюдая за идущим рядом Удэйном.

«Ролфи – сын диллайнского эсмонда. Ха! Кому сказать!»

Ир-Апэйн шагал спокойно, чтобы не привлекать к себе внимания. Воротник рубашки поднял высоко, спрятал в дешевой ткани галстука подбородок, а цилиндр надвинул так низко, что только нос и видно.

«И ведь получилось замаскироваться-то. Прохожие на него и не смотрят, не замечают ролфийскости», – дивился Тиглат.

– Почему бы нам не остановить пролетку? – спросил он у спутника.

– Хорошо, – согласился тот.

И пока ролфи высматривал свободный экипаж, шуриа ускользнул. Точнее, выскользнул. В шумную толпу каких-то то ли демонстрантов, то ли протестантов. Уважаемые ициарцы требовали от властей немедленно отловить ролфийских шпионов и вздернуть всех их на стенах города. То, что от этих неприступных когда-то стен остались лишь живописнейшие развалины, привлекающие в Ициар туристов со всей Конфедерации, никого не волновало. Сказано – вешать мерзавцев на стенах, значит, стена найдется.

Шэйз нырнул в человеческую реку и, аккуратно работая локтями, стал увеличивать расстояние между собой и Удэйном ир-Апэйном.

«Прощайте, сударь! И вы, эрна Кэдвен, тоже! А уж с господином Акэлиа лучше вообще больше никогда-никогда не встречаться ни во сне, ни наяву. Спрячусь пока у сородичей в Фиртсвите, отсижусь, соберу единомышленников, а там поглядим», – успокаивал себя Тиглат, совершенно не замечая, что уже стал мишенью.

Как на грех, ускользающего шуриа заприметила компания мальчишек, скучавших без развлечений. Так бывает. Идет, например, кот по своим делам, или пес бежит – никого не трогает и тут попадается на глаза несносному пацану, у которого как раз на примете есть замечательный камень. Спрашивается, зачем животное трогать? Но такова природа человеческих детенышей – лезть, куда их никто не просит. Кот увернется от камня и нырнет под забор, пес облает и укусит, а целеустремленный шуриа, получив куском щебенки между лопаток и споткнувшись обо чью-то ногу, растянется на мостовой, к вящей радости малолетних гаденышей.

Шэйз растянулся на пузе, с него слетела шляпа, отчего, естественно, он зашипел и ругнулся на родном наречии, а все окружающие увидели пред собой настоящего шуриа.

– А! Держи ролфячьего шпиона! – взвизгнул бдительный ициарец, указывая перстом на Тиглата.

Предполагаемого наймита подлых захватчиков, едва он успел вскочить, сразу же схватило несколько пар рук.

– Шурианский предатель! Вынюхиваешь?

– Подсматривает!

Ждать, когда патриоты пустят в ход кулаки и покажут властям, как правильно вешать шпионов на городской стене, Шэйз не стал. Он снова выскользнул, но теперь уже из собственного редингота. И бросился бежать. Обратно к Удэйну ир-Апэйну.

– Держи его! Лови!

– Удэйн! Спаси!

Истинно ролфийское имя подействовало на разгоряченных граждан крайне возбуждающе.

– Ах, «Удэйн»! Хватай его! Хватай змея паршивого!

Шэйз Тиглат оказался не только скользким и быстроногим, но и совершенно беспринципным. Стоило судьбе повернуться к нему некрасивым боком, как он уже галопировал по улице прямиком в объятия своего покинутого соратника и позорно верещал на весь Ициар:

– Удэ-э-эйн!

А за ним гналась половина мужского населения славного города с самыми недобрыми намерениями.

Человеку не может постоянно везти. Даже когда точно знаешь, что тебе улыбаются боги и Золотая Луна осеняет тебя крылом своей милости, нельзя забывать – все переменчиво. Кому, как не бывшему одержимому игроку, это знать? После невероятного везения непременно случается какой-нибудь нелепый казус, и Миледи Удача поворачивается задом. Особенно если ты играешь не один, а в паре и партнер твой… шуриа!

В общем-то, в том, что господин Тиглат попытается улизнуть, Удэйн не сомневался. Изворотливость вообще в крови у змеиного племени, и хоть боги и Священный Князь и велели истинным ролфи изо всех сил возлюбить своих ползучих «кузенов», врожденные особенности никто не отменял. Поэтому за детьми Глэнны всегда нужен глаз да глаз, чтобы не выкинули чего-нибудь непредвиденного. Сестрица Грэйн без устали внушала соратнику всю дорогу до Ициара эту нехитрую истину, так что Удэйн, как примерный школяр, успел затвердить наизусть, так сказать, «инструкцию» по правильному обращению настоящего ролфи с шуриями, буде таковые встретятся. «Они ж свободолюбивые у нас, м-мать их Глэнну, – цедила ролфийка сквозь зубы и вздыхала. – И непредсказуемые. Оч-чень». И щурилась при этом так, что даже слепой мог догадаться – тут что-то личное. Удэйн слепым никогда не был, ни в одной из своих «ипостасей», а потому в загадочную ролфийскую душу не лез и виду не подавал. И не столько потому, что опасался за целостность своей клейменой шкуры, сколько оттого, что не хотелось ему вдруг погубить то незнакомое, пугающее теплое чувство, что просыпалось в новообращенном ролфи при общении с эрной. После продолжительных раздумий Удэйн опознал его как братскую нежность – и приберег, чтоб распробовать после, без спешки. Так пес прикапывает лакомую косточку. У ир-Апэйна сестер сроду не было, во всяком случае тех, о ком бы он знал, а потому эта новая, целомудренная нежность к женщине, еще недавно вызывавшей в нем абсолютно противоположные чувства, стоила того, чтоб ее беречь. Так что в том, как именовали теперь друг дружку Грэйн и Удэйн, во всех этих «братцах» и «сестрицах», от шутки было не так уж и много. А более опытную старшую сестру следует выслушивать внимательно и почтительно, что ир-Апэйн и делал.