Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне - Анатолий Уткин

Анализ причин этого скоротечного распада указывал на изоляционизм, типичное для русской политической жизни непомерное «колебание маятника», слепоту верхов, переход стоицизма низов на определенном этапе в безудержную ярость, отчуждение интеллигенции от общественной жизни, несовершенство партий, некритично следовавших за лидерами, проявившими хрупкость характера. Спасение союзника начинает видеться в создании в России на массовом уровне более привлекательного образа западных союзников — посол Бьюкенен развивает необычайную активность, пытаясь создать в обществе дружественные чувства к Британии. В ноябре 1916 г. под главенством председателя Государственной Думы создается англо-русское общество.

К концу 1916 г. западные послы установили настолько тесные связи с представителями различных политических партий, что их (в частности, посла Палеолога) всерьез спрашивали, не работают ли они тайно в пользу революции. Углубленное знакомство Запада с политическими партиями России (альтернативой самодержавию) создало на Западе образ неспособной к широким внутренним политическим компромиссам России. Лидеры партий в интересах политической борьбы переходили грань разумного критицизма в отношении правительственных структур. Они касались запретной на период войны темы — сомнений в подлинности патриотизма своих политических противников. В ноябре 1916 г. лидер конституционных демократов Милюков со всей силой своего таланта в Государственной думе (вопрошая, «Что это — глупость или измена?») публично заклеймил председателя совета министров Штюрмера как изменника. Успех у общества вознес политика — профессора — до небес популярности, но способствовал ли он здравой оптимизации государственного механизма?

Кризис царизма

Опорой Штюрмера оставалась императрица Александра Федоровна. Западные послы, видя это, переносят огонь критики на державную властительницу, с необычайной легкостью обращаясь с основами государственного строения России. Бьюкенен пишет: «Ее Величеством, к несчастью, владела мысль, что ее призвание заключается в спасении России. Она полагала — и в принципе, как показали последующие события, не без основания, — что самодержавие есть единственный режим, который может обеспечить единство империи. Она знала, что император слаб и потому внушала ему твердость. Она неоднократно повторяла, что он должен быть самодержцем не только по имени, но и на деле.

Желая помочь и хоть отчасти облегчить ему бремя двойной роли самодержца и верховного главнокомандующего, она приняла активное участие в управлении страной и, защищая политику «напролом», была искренне убеждена, что действует в интересах России» {278}.

В трагическом свете возникает фигура последнего императора. Именно в эти дни Палеолог вспоминает, что говорили о Юлии Цезаре: «У него есть все пороки, но ни одного недостатка». Можно сказать, что у Николая Второго не было пороков, но у него был наихудший для самодержавного монарха недостаток: фактическое отсутствие характера лидера. Бьюкенен считал, что природой вещей предопределено так — слабый всегда уступит сильному; в данном случае, император подпал под влияние более сильной характером императрицы. Та, разумеется, существовала не в вакууме. Относительно небольшая клика авантюристов оказывала влияние на царицу, используя ее практически в качестве бессознательного средства для реализации своих требований.

Огромный корабль не мог потонуть сразу. На капитанском мостике еще видели спасительные маршруты. Один из них предполагал перемену лиц в высшем государственном эшелоне. Ощущая серьезность кризиса, режим пытался выйти из него за счет перемен в правительстве. В десять часов вечера 23 ноября 1916 г. один из осведомителей посла Палеолога передал записку: «Г. Штюрмер ушел в отставку и заменен на посту председателя совета министров г. Треневым». Новость восхитила посла. Свое удовлетворение Палеолог обосновывал несколькими «аксиомами»: Трепов — непримиримый противник Германии; он человек деятельный, энергичный, умный и методичный; у него большой практический опыт. Пытаясь скрепить расползающиеся межсоюзнические связи, Палеолог вручил Трепову орден Почетного легиона.

Но золото уже на глазах теряло цену. Наступала пора всеобщей инфляции. Наедине с французским послом, накануне речи в Думе премьер Трепов говорил:

«Для России наступил решительный момент. Если мы будем продолжать идти тем же аллюром, немецкая партия возьмет верх. А тогда катастрофа, революция, позор». Французы предпочли поверить в действенность производимых персональных перемещений. Союзных послов удовлетворила замена на посту начальника генерального штаба генерала Алексеева генералом Гурко. Между тем в данном случае лихой боевой генерал заменил столь нужного России аналитика.

Англичане оказались не столь легковерными. В отличие от Палеолога, Бьюкенен не ожидал ничего особенного от смены Штюрмера Треповым, оказавшимся к тому же неприемлемым для Государственной Думы. Встреченный криками и свистом, он трижды оставлял трибуну, прежде чем получил возможность говорить. Его программа: 1) война до конца — Россия не отступит ни перед какой жертвой; 2) цель — овладение Константинополем и проливами, оказание помощи Румынии; 3) Польша будет восстановлена в своих этнических границах и образует автономное государство; 4) обеспечение сотрудничества с Думой до благополучного конца войны.

Выдержка Трепова произвела определенное впечатление на Бьюкенена. «Политическая декларация была очень удовлетворительна, и Трепов подчеркивал как необходимость продолжения войны до победного конца, так и борьбы с германцами и на поле сражений, и внутри страны. Однако Дума продолжала держаться враждебно, и даже заявление о соглашении относительно Константинополя, которое уполномочили его сделать союзные правительства, было встречено совершенно равнодушно. Дума и общество были до такой степени захвачены внутренним кризисом, что не могли думать ни о чем другом» {279}.

Тем временем патриотически настроенные офицеры организовали убийство человека, олицетворявшего для четы Романовых безбрежную Россию. С точки зрения Бьюкенена, убийство Распутина, хотя и вызванное патриотическими мотивами, было фатальной ошибкой. Оно заставило, по его словам, императрицу решиться быть более твердой, чем когда-либо, и оно было опасным примером, так как побудило народ приняться за осуществление своих идей на деле. Оно сделало более затруднительным для императора вступить на путь уступок, даже если бы он решился на них, так как в этом случае он дал бы возможность подозревать, что он уступил, опасаясь за свою жизнь.

Тем временем в Лондоне приходит к власти правительство Дэвида Ллойд Джорджа, знаменуя собой смену поколений в британской политической элите. Уход Асквита и Грея насторожил русское общество. Ведь именно эти политики продемонстрировали лояльность в отношении России в критическом августе 1914 г. Бьюкенен фиксирует негативные комментарии в русской прессе и обществе. Почти двадцать пять лет внешней политикой Англии управлял сэр Эдуард Грей. Он был сторонником британо-русской дружбы и сближения, он хотел прекратить вековую вражду и разделить мир между державами, самой природой предназначенными главенствовать на суше и море. Россия помнила этого деятеля и скорбела по его уходу. Теперь вставал вопрос о преемнике. Ллойд Джордж был известен своей эффективностью и реализмом. Не потребует ли этот реализм более жесткого обращения с неэффективной Россией?

Обладая лучшей среди союзников службой добычи и анализа информации, англичане лучше прочих иностранцев (включая немцев) знали ситуацию в России. В конце 1916 г. британская дипломатическая и разведывательная служба приходят к неутешительному для себя выводу о кризисе власти в России. Британский посол Бьюкенен осмелился говорить царю Николаю в декабре 1916 г. то, чего он никогда бы не осмелился сказать раньше: «Лишь один курс открыт для Вас, а именно: разрушить барьеры, которые разделяют Вас от Вашего народа, и восстановить его доверие». Император Николай, еще живя в мире собственных представлений, постарался перефразировать вопрос в благоприятном для себя ракурсе: «Должен ли я вернуть доверие своего народа, или народ обязан восстановить мое доверие к нему?» {280}.

Царственное высокомерие еще не отпускало Николая. Но Бьюкенена уже менее всего интересовал политэсс в минуту, когда существование России, связанное с существованием его страны, подошло к критической черте. Он выразился прямее тех министров и советников, чьим прямым долгом было оградить императора и спасти династию. «Вы подошли, сэр, к развилке дорог, и Вам нужно сейчас избрать один из двух путей. Один ведет Вас к победе и доблестному миру. Второй ведет к революции и несчастью» {281}.

Французская сторона тоже стала подходить к оценке России, как союзника, с вопросительным знаком. Старейший западный союзник стал исчерпывать запас своего доверия. Палеолог записал в дневнике 25 января 1917 г.: «Адмирал Нилов, генерал-адъютант императора, имел мужество открыть самодержцу всю опасность положения; он дошел до того, что умолял удалить императрицу как единственное еще средство спасти империю и династию. Николай II, обожающий свою жену и рыцарски благородный, отверг эту идею с резким негодованием. — Императрица — иностранка; у нее нет никого, кроме меня, кто мог бы защитить ее. Ни в коем случае я ее не покину» {282}.