Королева Жанна. Книги 1-3 - Нид Олов

— Что-то я хотела сказать вам… — рассеянно проговорила Жанна. — Забыла… Да, вот что… — Она коснулась рукой плеча Анхелы и посмотрела ей в лицо. — Я желаю вам счастья… — И, быстро повернувшись, пошла прочь.

Анхела вдруг стала ей даже ближе, чем Эльвира.

Вечно это тянуться не могло. Надо было принимать решение, и она сказала себе со всей твердостью: «В замке». Когда она сидела в карете, сердце ее стучало так сильно, что она всерьез боялась, как бы Эльвира не услышала этого стука. Но Эльвира сидела тихая и сумрачная и не заговаривала с ней.

Они вообще почти не говорили друг с другом последнее время. Эльвира больше не добивалась от нее разгадки, и, оставшись вдвоем, они с трудом могли выдавить из себя несколько ничего не значащих фраз.

Узнав, что взвод лейтенанта Бразе находится еще в Толете, Жанна облегченно вздохнула: это была словно отсрочка перед казнью. В замке было тихо и малолюдно, господа должны были приехать попозже. Жанна вставала рано, и они с Эльвирой шли купаться, затем завтракали, затем гуляли — все это молчком.

На пятое утро она проснулась раньше обычного, и ей зачем-то вздумалось выйти на балкончик над входом Она сразу увидела его на самой середине двора — он оглядывал строй своих мушкетеров. Жанна не ожидала увидеть его так скоро, но главное — так негаданно; она думала, что сначала стороной узнает о том, что он в замке… Ноги ее ослабли, сердце оторвалось — она не смогла бы убежать, даже если бы захотела.

Он тоже увидел ее. Она ужаснулась Он был прекрасен, ее Давид, но он был бледен, худ и измучен, глаза его были как огромные черные провалы — все из-за нее. Он не умолял, он сурово требовал: решись.

Жанна с трудом поняла любезную фразу капитана, с трудом что-то ответила. Эльвира ждала ее напрасно: она одна убежала на речку, бултыхнулась в холодную воду и плавала, пока не посинела. Стуча зубами, она сидела на камне, когда появилась Эльвира с купальной простыней Жанна ждала вопросов, упреков и приготовилась резко ответить ей; но Эльвира подошла к ней, молча опустилась на колени и принялась энергично растирать ее тело, покрытое гусиной кожей. Тогда Жанна не выдержала, припала к ней и расплакалась.

— Прости меня, Эльвира, прости меня… — всхлипывая, повторяла она. — Мне так стыдно перед тобой… Эльвира, душенька моя, прости меня…

Эльвира ласковыми движениями помогала ей одеться, но молчала. У нее была тайная надежда, что Жанна нечаянно выдаст себя. Больше всего ей хотелось помочь Жанне, но, не зная ее беды, Эльвира не знала, как ей помочь.

Однако Жанна ничем не обмолвилась; она только плакала взахлеб и с каким-то исступлением умоляла простить ее. Разумеется, Эльвира не пожалела нежности, чтобы успокоить Жанну. Они просидели на камне до полудня, а потом умиротворенно обедали, так как завтракать было уже слишком поздно.

Эльвира предупредила итальянских музыкантов, что сегодня Ее Величество желают насладиться их искусством. К сумеркам все было готово. Концерт состоялся в Большом зале, слушателей было всего трое: Жанна, Эльвира и Анхела. Света было нарочито немного — одни небольшие свечки под красными колпачками на нотных пюпитрах, ибо музыку приятнее слушать в полумраке Чембало, гобои, скрипки, кларнет, спинет. Два очаровательных женских голоса — альт и сопрано. Чистые, нежные переливы и изгибы мелодий. Музыканты играли с большим вдохновением — они видели, что царственная слушательница впивает их музыку всем своим существом. Она сидела неподвижно, склонив голову на руку, только пальцы другой ее руки слабо шевелились в такт, словно бы ощупывая мелодию; все ее лицо светилось, глаза блестели влажно и счастливо.

Музыка наполнила ее душу возвышенным, холодноватым покоем. Она сдержанно поблагодарила музыкантов и ночью спала без сновидений, тихим детским сном.

Этого успокоения хватило не надолго — всего до утра.

Жанна не задавалась вопросом — любит ли он ее Конечно, любит. Она чувствовала это, даже не видя его, она чувствовала это сквозь стены.

Остановка была только за ней.

Но время, как тонкая раскаленная проволока, проходило сквозь нее; она мучилась, но не имела сил прекратить свои мучения.

Приехали господа, но не докучали ей делами, это, несомненно, придумал Вильбуа, и Жанна была благодарна ему за это. Сама она предпочитала никого не видеть и сидела одна в своем кабинете. В Толете терзания наступали ночью; здесь же они не отпускали ее и днем.

Думать было не о чем — все было давно передумано Жанна, как привязанная, сидела за столом и застывшим взором впивалась в золотое узорное плетение стенной панели. Здесь была ее тюрьма, ее роскошная клетка, она была королева, а не Анхела де Кастро, она не могла вырваться отсюда, она была обречена терпеть здесь свою боль, не имея права даже пожаловаться, закричать Узорные завитки злорадно шевелились: ты наша, мы не выпустим тебя, ты наша навеки… Панель вытягивала сотни золотых кошачьих лапок, эти лапки выпускали острые золотые коготки… Жанна тяжело дышала, глядя на этот ужас Крик родился в ее груди, подступил к горлу ему хотелось на волю, но золотые коготки не пускали его. Не сводя с них расширенных глаз, Жанна с великим трудом встала и попятилась от стола…

С тяжким звоном упал на пол серебряный подсвечник. Жанна охнула и закусила пальцы. Тут же влетела дежурная фрейлина:

— Ваше Величество, что с вами?

Жанна бессмысленно посмотрела на нее, затем быстро сказала.

— Пошлите за капитаном Милье.

Фрейлина исчезла. Жанна, стиснув зубы, смело подошла к стене и потрогала завитки. Она больше не шевелились.

— То-то, — пробормотала она. — Присмирели небось? Еще посмотрим — я ли для вас, или вы для меня…

Капитан де Милье со всем почтением сделал поклон, потом другой — Ее Величество не изволили заметить его Тогда он со всей осторожностью кашлянул и звякнул шпорами. Жанна подняла на него глаза. Зачем она позвала его?

Заметив ее недоуменное выражение, капитан сказал:

— Явился по зову Вашего Величества.

Жанна кивнула и пошла к столу, потирая лоб. Капитан молча ждал приказаний. Королева села за стол, взяла перо, бросила его.

— Доложите порядок сегодняшнего ночного караула, — сказала она, не глядя на него.

— Слушаюсь, Ваше Величество. — Капитан достал из-за проймы колета бумагу и стал читать: — Распорядок караула роты белых королевских мушкетеров в замке Л'Ориналь, года 1576, июня седьмого дня, на восьмый.

Жанна слушала, но слова капитана не доходили до ее сознания, застревали на полпути: все это было не то. И вот наконец фраза, которая глубоко врезалась ей в мозг:

— На площадке восточной башни от одиннадцати часов ночи до трех часов утра одиночный караул несет лейтенант Бразе.

За восточной башней начинался парк. Этот пост был наиболее удаленным от всех других постов. Башня была нежилая, и к ней можно было незаметно подойти через внутренний сад. Все это Жанна сообразила в какую-то долю секунды.

Значит — сегодня, от одиннадцати до трех.

Она отпустила капитана и бросилась на шелковый диван. Ее трясла нервная дрожь.

Тем не менее все обошлось, никто ничего не заметил. Сама поражаясь своему спокойствию, Жанна разделась с помощью Эльвиры, приняла вечернюю ванну, дала убрать на ночь свои волосы и легла, поцеловав Эльвиру и пожелав ей добрых снов. Она неподвижно пролежала до полуночи, глядя в сумрак спальни широко раскрытыми глазами.

Когда пробило, Жанна встала, надела туфельки на босую ногу; подоткнув повыше ночную рубашку, туго перепоясалась и накинула на плечи темный плащ с капюшоном. Движения ее были легки и точны. Она знала, за чем идет.

Без шума выскользнула она по винтовой лестнице в цветник короля Карла, отомкнула дверцу и выглянула в сад. Исчерченный голубыми полосами лунного света, весь в резких черных тенях и провалах, сад пугающе молчал. Стиснув зубы, до крайности обострив зрение и слух, девушка вышла в сад, шурша стеблями плюща. Только не торопиться. Она медленно, крадучись, дошла до кустов белых роз, тщательно выбрала самый крупный цветок и, уколов пальцы, сорвала его. «Куда его деть?» — подумала она и прикрепила к волосам. Луна освещала ее сдвинутые брови и сосредоточенно сжатые губы.

В сущности, она могла бы сейчас же пойти к своему Давиду и сказать ему: вот я, и я изнемогаю, — но это было невозможно, потому что значило оскорбить и себя, и его. Он должен прийти к ней сам; но она должна дать ему знак, который он поймет.

Страха и колебаний в ней не было. Все спало, она была одна в черно-голубом саду, и лохматые тени кустов не пугали ее.

Так же неторопливо и спокойно она дошла до башни, вошла в ее мрачную темень и ощупью поднялась на самый верх. Здесь было окошечко; она тронула ставни, посмотрела в щель и увидела его.

Он был глубоко внизу, ходил взад и вперед, как маятник. Надо было делать то, за чем пришла Жанна вынула розу из волос и опустила за окно. Можно ведь было и не бросать. И тут по всему ее телу снизу вверх прокатилась волна адского жара.