Позвони в мою дверь - Наталья Нестерова

Зину принялись поздравлять. Голландцы жали руки, Витьки выдавливали улыбки.

Зина поспешила откланяться. Через несколько часов на Зину должен был обрушиться шквал зависти и ненависти сослуживцев. Пусть! Еще два-три проекта, и она может уйти из «Имиджа плюс», предложить свои услуги как профессиональный дизайнер другим фирмам. А пока нужно терпеть. Что делать с Витьком Младшим? На этот вопрос у нее не было окончательного ответа, только промежуточный — тянуть время.

Госпиталь, в котором Петров провел пять месяцев, находился в южном областном городе. Кроме больных из округа, здесь долечивали, чаще — перелечивали после полевых госпиталей пострадавших в Чечне солдат и офицеров.

Первое знакомство с госпиталем Петров запомнил надолго. Они шли с Козловым по длинному коридору, а навстречу им двигался парень, в футболке и фланелевых пижамных брюках, во лбу у него… Петров едва не выронил костыли. Над бровями из черепа парня торчал кусочек металлической иголки от шприца. При ходьбе иголка покачивалась. Петров прирос к полу.

— Ты чего? — рассмеялся Козлов.

— Куда ты меня привез? — выговорил Петров, борясь с тошнотой. — Что с ним сделали?

— Наверное, у него фронтит — воспаление лобных пазух. Гной откачивают, промывают и антибиотики загоняют через иголку. Барышня, вам дурно?

Вы еще не то здесь повидаете.

Так и случилось. За долгие дни и недели Петров многое повидал и ко многому привык. Его поместили в палату на четверых, в которой лежали штатские, называемые на местном жаргоне «платные», то есть лечащиеся за деньги. После первой операции Петров месяц провел в кровати и уже перестал стесняться, вызывая нянечку с судном.

Это был особый мир, разделенный на два сословия — больных и медиков, со своими правилами, историями, слухами, сплетнями. Мир страдания и борьбы за здоровье. Мир отчаяния и любви. Да, любви. Петров был поражен, что в больнице тоже находится место для романов и сексуальных приключений. Сестрички крутили амуры с врачами и выздоравливающими пациентами. Ночью из палаты возле ординаторской неслись стоны боли, а из самой ординаторской совсем другие стоны.

Врастая в новое бытие, Петров не раз удивлялся: почему никто никогда не описал этот мир? О тюрьме написаны тонны страниц, о жизни на таинственном острове и в других закрытых социумах тоже немало. А о больнице — нет. Хотя здесь широчайшее поле для наблюдений за человеком, свои трагедии и свои законы существования. Большинство раненых нуждались не в одной а в нескольких операциях, между которыми должно было пройти несколько месяцев. Как правило, они ждали очередной операции на больничной койке. Таким образом, это было сообщество, длительное время не менявшее состав, как клуб по интересам. В нем находились свои балагуры и весельчаки, свои первые любовники и мизантропы, уважаемые и презираемые, хорошие парни и плохие девчонки. Пациенты со стажем прекрасно разбирались в квалификации врачей. Петров настоял, чтобы вторую операцию по имплантации части сустава ему делал не начальник отделения (и, соответственно, не он получал гонорар), а талантливый хирург — шалопай и бессребреник, застрявший в капитанском чине.

Петров жил под именем Василия Егоровича Бойко. В графе профессия при поступлении он написал «оператор ЭВМ, программист». В госпитале было несколько компьютеров, но врачи ими пользовались как печатными машинками. Однажды Петров сказал молоденькому ординатору.

— Вы похожи на недорослей, играющих на концертном рояле «Собачий вальс» и «Чижика-пыжика».

— А ты можешь установить медицинские программы?

— Легко. Вам давно пора сделать локальную сеть и тридцать процентов работы отдать машинам.

Эти слова донесли начальнику госпиталя, и во время ближайшего обхода он задержался у кровати Петрова.

— Василий Егорович, мне доложили, что вы специалист по компьютерам?

— В общем, да, — ответил Петров, внутренне борясь с волнением. Он тысячу лет не испытывал трепета перед начальством, но теперь ему передалась робость окружающих. Он поймал себя на том, что готов проявить почтение не личности, а должности и рад оказать любую услугу.

— Процесс реабилитации будет долгий, возьметесь установить в госпитале сеть?

— Могу попробовать. Но для этого нужно кое-какое оборудование и доступ в Интернет.

— Я распоряжусь, дерзайте.

Выздоравливающих «платных» и офицеров не привлекали к внутригоспитальным работам вроде мытья полов и уборки в столовой. Петров стал исключением, но на интеллектуальном поприще, и его обрадовала возможность заняться делом, уйти от вечерней и ночной тоски.

Он учился сам, программировал и обучал персонал. С военными иметь дело любо-дорого: генерал отдал приказ, все взяли под козырек и дисциплинированно сели за парты.

Через некоторое время Петров стал незаменимым человеком, его разрывали на части. Где Бойко? На физиотерапии? У нас завис компьютер.

Бойко на лечебной физкультуре? Нет доступа к архиву. Ой, Василий Егорович, я нечаянно «убила» все сегодняшние анализы, можно восстановить?

Почему данные аптеки не заводятся? Почему регистратура путает истории болезней?

У Петрова появился штат работников: нескольких смекалистых офицеров и курсантов училищ по его выбору задержали с выпиской из госпиталя, они набивали базы данных. Госпиталь охватила компьютерная лихорадка, после работы многие засиживались у мониторов и осваивали передовые технологии. За месяц до выписки Петрова начальник госпиталя получил благодарность командования. В штат госпиталя был принят программист, которому Петров передал компьютерное хозяйство.

От Козлова и Татьяны Петров получал регулярные отчеты о своей семье. Сам на связь не выходил, только периодически влезал в домашний компьютер и проверял, чем живут дети. С удивлением обнаружил отсутствие игрушек и дизайнерские программы.

Зина работает, сделал он вывод, нашла себе занятие.

От Татьяны Петров знал версию, предложенную детям: папа не пишет, потому что охотится на тюленей в недоступных для связи местах. Разумно.

Иногда он мечтал: вот бы приехала жена его проведать! Гостинцев привезла, слезу уронила над его тяжкой долей. Они бы с ней заперлись ночью в ординаторской…

Он остро переживал любую проблему, с которой сталкивались его родные. Когда Козлов сообщил, что заболела Маняша, Петров замучил его звонками. Теперь он был медицински подкован и допрашивал педиатра:

— Ты уверен, что это не менингит? Ты проверил ригидность затылочных мышц? Нет симптома Кернига?

— Уймись! — отвечал Козлов. — Обычная простуда.

— Какая температура?

— Нормальная и сопли ручьем.

— Анализ крови делали?

— Петров, сам сдай анализ на шизофрению.

— Такого не бывает.

— Твое счастье. Фотографии получил?

— Спасибо! Ох и вымахали они.

— Дети быстро растут, когда отцы тюленей пасут. Как тебе в госпитале?

— Нормально. Девки хоть куда и парни хоть кого.

Татьяна по просьбе брата дотошно расспрашивала Зину.

— Она удивляется, — жаловалась Таня, — что я стала такой навязчивой.

— Догадывается почему?

— Нет. Вообще не хочет о тебе говорить. Кажется, очень на тебя обиделась.

— За что? — удивился Петров.

— Тебе лучше знать.

Петров ждал окончания своего заключения с нетерпением дембеля, вычеркивал дни в календаре.

Время от времени заходил на сайты финансовых изданий и неожиданно натолкнулся на коротенькую информацию: по непроверенным данным, в «Классе» произошло перераспределение пакета акций, им теперь владеют два человека — Ровенский и Потапов.

Петров не спал всю ночь, проигрывал ситуации.

Но слухами сыт не будешь. Непроверенные — возможно, ошибочные, решил он.

Две операции на коленном суставе не вернули ему первоначальную подвижность, и тем не менее лечение считалось успешным. Закончились мучения с надеванием штанов и носков, с посадкой на унитаз в маленьком туалете и прочие неудобства. Теперь Петров ходил с палочкой, вначале по необходимости, потом из страха упасть и повредить колено.

С соседом по палате Петров совершенно серьезно вел беседы, которые прежде изрядно бы его повеселили.

— Работаю прорабом, — говорил сосед, — мы сейчас на высотном доме, семнадцать этажей. Я был на последнем, стал на подоконник, хотел проверить крепления и вывалился вместе с рамой.

— С семнадцатого этажа? — поразился Петров. — И только две руки сломал? Счастливый.

— Но я же вовнутрь, в комнату упал, — обиделся прораб. — И переломы со смещением!

Больничная этика не позволяла пренебрежительно относиться к чужим травмам и возвеличивать собственные.

— Досталось тебе, — сочувствовал Петров.

Татьяна и Козлов решили вместе приехать к выписке и забрать Петрова. Он возражал, подозревая, что они больше пекутся о собственных интересах, чем о его благополучии. Но, выйдя за ворота госпиталя в сопровождении сестры и друга, порадовался их присутствию. После многомесячной изоляции Петров переживал странную робость в хождении по улице, в необходимости совершать простые действия — поймать такси, доехать до гостиницы, купить билеты на поезд.