В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы - Япъян Зеберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наша вахта сегодня выпала с 4 часов до 7 утра. В первый раз за всё это время мы увидели в заливе айсберги. Около 5 утра на севере, на горизонте, возник какой-то темный объект. Сначала я подумал, что это подводная лодка всплыла, чтобы осмотреть наш лагерь. По радио нам сказали, что сегодня утром «Иван Киреев» встретился около мыса Желания с военным кораблем. Может, они сообщили ему о нас? Мы с Джорджем по очереди разглядывали этот объект в бинокль. Через 20 минут Джордж позвал меня на берег. «По-моему, это киты! – взволнованно сказал он. – Смотри! Их там двое – один взрослый и детеныш!» Даже невооруженным глазом было видно, что объект разделился надвое. Существа медленно менялись местами и иногда ныряли. Мы еще какое-то время за ними наблюдали, но они были слишком далеко, чтобы рассмотреть детали. Что это было? Даже в бинокль мы не могли их толком разглядеть. Я не заметил ни одного фонтана.
31 августа 1995 года, четверг
В 7 утра, когда наша вахта закончилась, спать нам с Джорджем уже не хотелось. Мы решили воспользоваться долгим днем и сразу же отправиться на мыс Варнека и дальше на Ледяной мыс. Я разбудил Николая, который громко храпел. Русские спят в тяжелых ватных спальниках. По-видимому, спальники не так уж плохи – никто из наших партнеров на холод не жалуется. Каждый вечер Николай укладывается спать в шерстяном армейском белье, а на голову надевает кожаную пилотскую шапку. Я обрисовал ему наш план, и он его одобрил при условии, что мы будем осторожны. Как он выразился: «Ахтунг! Берегитесь медведей!»
В этот раз у меня не было никаких тяжелых вещей, только болотные сапоги и полевой рюкзак с хлебом, колбасой и сыром. После часа дороги и переправы вброд через реку Боярского я заметил вдалеке медведя – внушительных размеров зверь с отливающей желтым шкурой бродил среди снежников под обрывом там, где берег изгибается к мысу Петровского. Снова повернуть назад из-за медведя – это было бы слишком! Мы посоветовались, и у нас сложился план: срезать дорогу и пройти напрямик к Ледяному мысу, надеясь, что животное нас не почует. Джордж рвался сразиться с медведем и тем самым покончить с опасностью, но я был против. При первой же возможности мы покинули берег и поднялись на плато. Путь вел по направлению к мысу Ермолаева прямо через область Гагарьих озер, получивших свое название благодаря чернозобым и краснозобым гагарам (род Gavia), гнездующимся на островке посреди самого обширного озера. Сейчас сезон выведения потомства позади, и птицы уже улетели. Когда мы в первый раз пришли сюда неделю назад, в субботу, Николай обнаружил в этих водоемах пресноводных креветок. Непонятно, откуда они здесь взялись. Остались ли они здесь после того, как озёра отделились от моря? Неужели эти животные так быстро эволюционируют? Или они попали сюда каким-то другим путем?
Между озерами идти было трудно, приходилось перебираться через поля, сложенные из крупных валунов, – так называемые глыбовые россыпи, – чередовавшиеся с болотистыми участками. Сосредоточившись, я перепрыгивал с валуна на валун. Такое передвижение получалось очень медленным, и вскоре мы ужасно устали. Вскоре после полудня мы подошли к речушке, которая с грохотом срывалась вниз со скального уступа и устремлялась в море, прорезая себе путь рядом со скоплением обломочных пород – боковой мореной. Передо мной во всём своем величии лежал ледник Петерсена. При свете солнца казалось, что ото льда исходит голубое сияние. В наши дни язык ледника отступил на несколько километров от створа, но когда-то именно он прорезал в скалах этот залив. Ширина его около 2 километров. От того места, где мы стоим, береговой уступ изгибается к юго-западу. На противоположной стороне залива мы видим широкий и отлогий берег, на который легко попасть с моря, но нам до него не добраться. Мы не можем идти дальше. Чтобы попасть на другую сторону, нужно перейти через ледник, а это исключительно опасно. Некоторые трещины достигают нескольких метров в ширину. Ледник, спускающийся в залив, похож на нарезанную буханку хлеба, и ломтики постепенно расходятся всё шире.
Достигнув самой западной точки той территории, которую нам предстояло исследовать, мы решили вернуться к нашему лагерю в заливе Иванова, идя вдоль берега. Отлогая полоса прибрежной земли очень узка, и скалы плато взмывают вверх почти отвесно. Отполированные каменные обрывы со множеством осадочных слоев выглядят впечатляюще. Лежащие друг на друге породы подвергаются эрозии неравномерно, образуя превосходные балконы для птичьих гнездовий, которых здесь действительно великое множество. Поднять умерших Баренца и Класа Андриса на плато для погребения по таким скалам было бы нереально. «Только представь себе – им пришлось бы самим подняться по обрыву и поднять два окоченевших тела, – сказал Джордж. – Для этого нужно обвязать их веревками и затащить наверх. Не думаю, что они стали бы этим заниматься». Кивнув в знак согласия, я взглянул на утесы: «Если они похоронены где-то здесь, то только внизу, в прибрежной полосе». Это умозаключение наводит нас на мысль, что стоящая перед нами задача попросту невыполнима, – весь берег покрыт плавником и галькой, а сверху регулярно скатываются увесистые булыжники. И всё же, не оставляя надежды, мы продолжили свой путь.
Километр за километром мы шли вдоль берега, не встречая на пути ничего интересного, ни одного каменного знака. И только к юго-западу от мыса Варнека, где шла пологая полоса берега шириной около километра, можно было сравнительно легко взобраться на плато. Здесь протекал разветвленный ручей, спускающийся вниз, к морю. На самом широком из его рукавов, приблизительно в 100 метрах от моря, мы увидели бревенчатую избушку. Она была сделана из выброшенных на берег стволов деревьев, а щели между бревнами были законопачены мхом и глиной. В южной стене, высотою в семь венцов, имелся дверной проём, а позади избушки мы нашли самоё дверь. Когда-то она крепилась к косяку полосками резины. Половина крыши, сложенной из тонких, подогнанных друг к другу стволов, всё
