Гнездо индюка - Вадим Проскурин

Вскоре выяснилось, что разместить трудовую армию в вигвамах — идея не слишком толковая, слишком много дерева расходуется на каркасные жерди, а тканей — на пологи. Но если объединить пару десятков вигвамов в один длинный балаган, лишенный внутренних перегородок, расход стройматериалов сильно сокращается и становится вполне приемлемым. В результате лагерь трудовой армии стал подозрительно напоминать концентрационные лагеря мифического холокоста, но об этом сходстве в газетах не писали.

Дальше за лагерем располагалось то, что в газетах напышенно называли полем трудового сражения. Там громоздились недостроенные здания будущей электростанции. Кое-где, например, в будущем административном корпусе, уже шла внутренняя отделка, а в некоторых зданиях пока были готовы только фундаменты. В центральном корпусе возведение стен отставало от монтажа оборудования, из-за этого здание выглядело сюрреалистически — сверкающие яйца паровых котлов возвышались прямо посреди незаконченного, как бы обгрызенного прямоугольника кирпичных стен. Орки-строители и люди-инженеры, ползающие по металлическим конструкциям будущих котлов, выглядели издали точь-в-точь как муравьи на муравейнике. Это было истинно великолепное зрелище, настоящий триумф древних технологий, возвращающихся в мир Барнарда после миллиона дней Межвременья. А то ли еще будет, когда эти технологии вернутся окончательно, когда электростанция осветит столичные улицы чудесным электрическим светом, когда по круглосуточно освещенным дорогам забегают автомобили, самолеты расчертят небо инверсионными следами…

По дороге на Нюбейбилон ехали два всадника. Первый был человеком, рукоять меча над правым плечом однозначно указывала на его рыцарское происхождение, а три горизонтальные красные черты, вытатуированные на лбу, сообщали, что это не просто рыцарь, но жрец, а точнее, дьякон. Впрочем, издали эти полосы трудно было заметить — развеваемая ветром пышная шевелюра дьякона закрывала лоб, и головной обруч почти не помогал.

Второй всадник был орком-воином. Это было крупное и могучее человекообразное существо, с широкой грудью, крепкими мышцами и широким низколобым лицом с выступающей нижней челюстью и маленькими глазками, глубоко запавшими под кустистыми бровями. Настоящий орк-воин, эталонный, можно сказать, хоть в школьном учебнике изображай.

— Вон там проход, по-моему, — произнес орк, обращаясь к дьякону. — Вон, видите, трава утоптана.

Дьякон приставил ладонь ко лбу, будто совершая воинское приветствие, и вгляделся вдаль. Слишком связная речь орка однозначно изобличала в нем полукровку, но дьякон не обратил на это никакого внимания. Присутствуй здесь в этот момент какой-нибудь провинциальный рыцарь, он бы возмутился, дескать, падение нравов падением нравов, но должен же быть хоть какой-то предел! Впрочем, присутствуй здесь провинциальный рыцарь, орк не осмелился бы прямо выразить свои мысли, а промычал бы что-нибудь вроде:

— Тама вона, отец высокорожденных… эта… туда, кажися, ехати нада, не?

Но сейчас нежелательных свидетелей рядом не было, и орк говорил почтительно, но свободно, как воин-человек разговаривает с рыцарем-командиром.

— Ты прав, Топорище Пополам, — сказал жрец.

Орк, именуемый Топорище Пополам, нахмурился. С тех пор, как перед высокорожденным хозяином открылась тайна происхождения его вернейшего раба, жрец перестал именовать его презрительно-шутливыми прозвищами, типа, деревяшка бестолковая, чурка неразумная и так далее. Топорище Пополам понимал, что хозяин выказывает ему нечто вроде уважения (в той мере, в какой человек может уважать орка), но все равно чувствовал себя неуверенно — раньше их отношения были более простыми, понятными и в чем-то более близкими.

Всадники свернули с дороги и направили лошадей вдоль тропы, ведущей к проходу в колючей изгороди. Проход был перегорожен горизонтально расположенной оглоблей, которая в данном контексте обычно именуется древним словом «шлагбаум». За шлагбаумом стояла караульная будка, а рядом под навесом дремал дежурный — молодой и румяный человек-воин, явно только что из академии. Рядом изображали бдительность два орка с дубинками. При виде всадников один из них почтительно растолкал воина, и когда всадники приблизились к контрольно-пропускному пункту, тот был уже на ногах и выглядел почти бодрым.

— Приветствую почтенного сэра, — обратился он к рыцарю. — Разрешите поинтересоваться… Всадник откинул волосы со лба. Воин поперхнулся, смутился и забормотал:

— Ну, то есть, приветствую ваше преосвященство и приношу, это самое, искренние и смиренные извинения, ибо не разглядел сразу…

— Питер Пейн, по особому рапорту, — оборвал рыцарь-жрец его словоизлияние.

Дежурный недоуменно вытаращился на жреца, несколько секунд тормозил, затем просветлел лицом, воскликнул:

— А, рапорт!

Залез в караульную будку и стал копаться в каких-то бумагах. «Прямо как орк», неприязненно подумал Питер. Топорище Пополам хмыкнул, как бы соглашаясь с этой невысказанной мыслью.

— Что-то не нахожу вашу фамилию, ваше преосвященство, — смущенно произнес дежурный. — Пелленор, Пендергаст, Петигрю… Пейна нет. Топорище Пополам хмыкнул еще раз. Питер нахмурился и спросил:

— Ты алфавит, вообще, помнишь, чучело огородное?

Дежурный покраснел, поджал губы, весь напрягся и стал похож на индюка перед дракой.

— Дай посмотрю, — сказал Питер и протянул руку. Дежурный быстро спрятал список за спину и заявил:

— Не положено! Ездиют тут всякие… Здесь вам не тут!

Питер вздохнул и мысленно сосчитал до десяти. Очень хотелось выхватить меч и научить урода правилам вежливости, постучав лезвием плашмя по тощим ягодицам. Но нельзя, этот дебил правильно сказал, здесь вам не тут. Пока не тут. К сожалению.

— Фамилия Пейн идет перед Пелленором, — мягко произнес Питер. — Загляни еще раз в свой список.

— Ой, и вправду! — изумился дежурный. — Питер Пейн, дьякон ордена пингвинов… Топорище Пополам закашлялся, безуспешно пытаясь подавить смех.

— Пилигримов, — поправил дебила Питер.

— Да, точно, пилигримов, — согласился дежурный. — Дьякон ордена пилигримов с особой миссией, направляется к… гм…

— К сэру Герману Пайку, — подсказал Питер. — Там еще должно быть написано «с сопровождающими существами», «особо важная персона» и «оказывать всяческое содействие».

— Не знаю, что такое персона, но проезжайте, — сказал дежурный. И рявкнул на орков: — Эй, жабы! А ну пропустить его преосвященство, не спать, живо, живо!

Орки побросали дубинки и подняли шлагбаум. Питер и Топорище Пополам въехали внутрь.

— Где административный корпус? — спросил Питер у дежурного.

— Чего? — не понял тот.

— Ничего, — махнул рукой Питер. — Благословляю тебя на дальнейшую службу. Желаю тебе поумнеть, а вам, низкорожденные, желаю побольше терпения.

При последних словах один из двух орков, приставленных к шлагбауму, быстро отвернулся, но не настолько быстро, чтобы Питер не заметил его ехидную усмешку. И здесь полукровка… Совсем потеряли чистоту расы.

Раньше Питер Пейн не придавал большого значения расовой политике, даже в какой-то степени разделял распространенную ересь, что, дескать, человекообразного надо оценивать не по татуировке, а по состоянию души. Но последняя экспедиция в дикие пустоши Оркланда все расставила по своим местам. Низшая раса должна знать свое место, и исключения наподобие Топорища Пополам только подтверждают это правило. Нельзя доверять орку, они сразу чувствуют слабину, на словах радуются, а в душе только и ждут момента, чтобы ударить исподтишка, максимально подло и болезненно. Нельзя прощать того, кого обидел, и если обида нанесена не лично тобой, а всей высшей расой, это не смягчающее обстоятельство, а напротив, отягчающее. Ненависть к людям разъела орочье восприятие мира до самого основания, любые попытки проявить доброту рождают не ответную доброту, а агрессию. Взять, к примеру, Серого Суслика. Питер простил ему все преступления, отнесся как к человеку, фактически произвел в рыцари. И что из этого вышло? Мерзкий полукровка предал его при первом же удобном случае. Убил ни в чем не повинного Хайрама, бежал из лагеря, спровоцировал смерть своих товарищей-орков, поставил под угрозу судьбу всей экспедиции, и, в конце концов, принес самого себя в жертву какому-то богу, чтобы даже смертью посильнее нагадить Питеру. Правда, посмертное проклятие не достигло цели, но это скорее заслуга охранной магии Питера, чем недоработка Серого Суслика, да поимеет его душу Калона всеми доступными способами. Нет, не может орк быть человеку другом и товарищем. Иегова не зря предназначил оркам быть говорящим скотом, а что по этому поводу думают всякие разные еретики — их проблемы.