Игра без правил - Андрей Воронин

Приблизительно с полгода назад, проходя мимо церкви (что это была за церковь и как она называлась, Рябой не знал и знать не хотел), он подал просившей милостыню старухе целый доллар. Старая кошелка обещала за него молиться, и теперь Рябой в стотысячный раз с гордостью вспомнил совершенный им великий акт милосердия. "Надо будет найти эту старую плесень и еще что-нибудь ей отстегнуть, – подумал он. – Выгодное, блин, дело."

Он так увлекся радужными планами, что начисто позабыл, где он находится, и пришел в себя, только дойдя до распахнутых настежь ворот гаража и увидев того здоровенного психа и бабу, которую они тут охраняли.

Оба садились в "хаммер" и, похоже, очень торопились.

Рябой замер, ощущая во рту железистый привкус адреналина. Мало того, что он забыл про этих двоих. Кроме них, существовали менты, а автоматную стрельбу никак не спутаешь с праздничным фейерверком в честь Дня Победы.

"День Победы, – подумал притаившийся в гараже Рябой, – с ума сойти! Кутузов до победы не дожил, не говоря уже про Сало и Кошелку. Похоже, праздновать мне придется в одиночку."

"Хаммер" зарычал, выбросил из выхлопной трубы облако сизого дыма и задним ходом рванул к воротам, вывалив их к чертовой бабушке с диким грохотом и лязгом. "Ну правильно, – подумал Рябой, – машина не своя, и ворота тоже, так почему бы не позабавиться? "

Когда рев двигателя затих в отдалении, он покинул укрытие и в раздумье остановился на подъездной дорожке. Ему вдруг пришло в голову, что не все так безоблачно, как ему показалось вначале. Пакет с долларами по-прежнему согревал душу, но, подумав о том, что мог рассказать незнакомцу Кутузов, Рябой вдруг ощутил себя голым и беззащитным. Он не знал, кем был этот человек: ментом, эфэсбэшником или просто действующим на свой страх и риск одиночкой, но он был очень опасен, особенно теперь, когда мчался в неизвестном направлении в машине Кутузова, напичканный взрывоопасной информацией и с освобожденной заложницей в придачу. Все это были, конечно, проблемы Стручка, но, когда Стручка накроют, вместе с ним возьмут и всех остальных, и кто-нибудь непременно вспомнит и назовет имя Олега Панкратова, надеясь скостить себе пару месяцев срока. Рябой презирал ментов, но при всем при том не сомневался, что при желании они умеют искать и находить. Знал он и то, что желание у них скорее всего будет: зацепив большое дело, грех не размотать его до конца, особенно если конец этот не в Кремле. В этом деле он – пешка, причем вовсе не проходная, а одна из тех, которые сметаются с доски в самом начале партии. Теперь, когда у него были деньги, Рябой совершенно не хотел идти за проволоку.

Залетного фраера надо было остановить.

Он скрипнул зубами, оглянувшись на лежавшие у крыльца автоматы. Человек крепок задним умом. Надо, надо было рискнуть и попытаться издырявить этого козла! А теперь ищи ветра в поле… Оставалось только сообщить обо всем Стручку и, затаившись, ждать решения своей судьбы.

Он нерешительно двинулся к дому, гадая, работает телефон или этот психованный налетчик догадался обрезать провода. Возникший в отдалении заунывный вой прервал его размышления и заставил торопиться. Сюда ехали менты, и были они уже совсем недалеко. Поплотнее закрутив горловину пакета, Рябой стрелой метнулся за гараж, отыскал неприметную калитку в дощатом заборе и нырнул в лес, от души надеясь на то, что менты не догадались захватить с собой собак. Через час он, потный и исцарапанный, вышел на шоссе и на попутной машине добрался до города. Разговорчивый водитель подбросил его до Московского вокзала, где он сдал свой пакет в автоматическую камеру хранения. Проверив, хорошо ли заперта ячейка и еще раз повторив про себя шифр, Рябой отправился искать телефон-автомат.

Петр Иванович Горохов, больше известный своим коллегам и подчиненным как Стручок, нервно закурил и отшвырнул зажигалку. Проехавшись по гладкой, как высокогорный каток, поверхности стола, зажигалка свалилась на пол. Стручок проводил ее невидящим взглядом, вслушиваясь в то, что сбивчиво бормотала ему в ухо телефонная трубка. Звонил один из людей Кутузова, и, судя по голосу, штаны у него были полны. Стручку даже почудилось на мгновение, что из трубки потянуло запахом свежего дерьма.

– Обгадился, мудак? – презрительно спросил он. – Говори помедленнее, что ты тараторишь? Кто там на вас наехал? Что он хотел? И вообще, где Кутузов? Почему я должен выслушивать какого-то барана, который двух слов связать не может?

Новопреставленный Кутузов был прав: в последнее время Петр Иванович Горохов все больше ощущал себя не столько Петром Ивановичем, сколько Наполеоном Бонапартом. Не конкретно Наполеоном, конечно, но, по крайней мере, личностью сходного масштаба. Этому способствовало все: успех в делах, солидный счет в швейцарском банке, росший как на дрожжах благодаря новым поступлениям, солидный офис, мягкое кожаное кресло, подобострастно-застенчивые улыбки ментов, когда те принимали от него незапечатанные хрустящие конверты… Он уверенно продвигался вперед, и никакие мелкие неприятности не могли сбить его с заранее выбранного курса.

Взятие под контроль боксерского клуба "Атлет" должно было положить начало целой империи. Горохова не волновали моральные аспекты этого присоединения: в конце концов, ни одно крупное состояние в мире не обошлось без парочки трупов, похороненных в фундаменте стройного здания межнациональной корпорации. Деньги, по-настоящему большие деньги, во все времена обладали чудесным свойством превращать отпетых негодяев и профессиональных убийц в уважаемых членов общества, а Горохов стоял в самом начале пути к большим деньгам и ступал по этому пути твердой ногой.

Он давно забыл, что такое страх, и теперь начавшие вдруг плодиться, как болезнетворные микробы в питательной среде, проблемы и неувязки лишь раздражали его, поскольку замедляли его плавное и стремительное движение к высотам успеха.

– Где Кутузов? – раздраженно повторил он в трубку. – Ты кто?

– Я Рябой, – ответил его абонент. – А Кутузов прищурил задницу.

– Что? – не поверил своим ушам Стручок. – Ты что несешь? Что ты гонишь, шестерка?

– Шестерка или нет, а говорю, что знаю, – ответил Рябой. Несмотря на серьезность положения и крутой нрав Стручка, о котором знали все, он чувствовал себя сравнительно комфортно – Стручок был далеко, а лежавший в ячейке камеры хранения пакет с деньгами помогал сохранять чувство собственного достоинства.

В конце концов, на Питере свет клином не сошелся, с деньгами можно неплохо прожить и в какой-нибудь Тьму-таракани и даже стать там не последним человеком. – Ты лучше перестань орать, а послушай, – посоветовал он Стручку.

Стручок на другом конце провода даже задохнулся от возмущения. Так с ним не разговаривал даже Кутузов, не говоря уже о Хряке и всех остальных. Такие слова в устах обыкновенной шестерки могли значить только одно: паршивец собрался отвалить и теперь напоследок решил сделать одолжение севшему в лужу боссу. "Ты у меня отвалишь, – подумал Стручок. – Обязательно отвалишь. Ногами вперед." Сейчас, когда он слушал этот спокойный, с блатной ленцой голос, ему казалось, что пришить обладателя голоса важнее, чем разобраться в обстоятельствах смерти Кутузова.

– Ладно, – сказал он, – слушаю. Говори.

– Кутузов привез на дачу какого-то мужика, – начал рассказывать Рябой. – Мы впустили машину, а потом Кутузов выпрыгнул и начал орать Кошелке и Салу, чтобы они стреляли. Они начали стрелять, только этот мужик не стал ждать, пока они в него попадут. Стреляет он, как Господь Бог – завалил всех троих с трех выстрелов.

– А тебя? – спросил Стручок.

Он на время забыл о том, что Рябого нужно наказать.

То, что рассказывал охранник Кутузова, было похоже на какой-то ночной кошмар или на бред наркомана. Впечатление усиливалось будничностью обстановки: на экране телевизора беззвучно шевелила губами молодая дикторша, за ночь с которой Стручок не пожалел бы сотни полторы, а в трубке слышался неясный шум, в котором то и дело можно было различить голоса и шарканье подошв.

Похоже, Рябой говорил с телефона-автомата, расположенного в каком-то людном месте.

– А про меня забыл, – сказал Рябой. – Ствола у меня не было. Ну, дал я ему ломом по башке, да он увернулся. Верткий, гад, видно, что тренированный.

Только пистолет выбил. Ну, он мне и вмазал. Очухался я, отполз в сторонку, гляжу – а он выходит из дома с этой бабой, которую мы тут караулили. Сели в машину и свалили.

– И что? – спросил Стручок, стискивая зубы так, что едва не перекусил фильтр сигареты.

– И все, – ответил Рябой. – Дальше менты подъехали, так что досматривать я не стал. А только кажется мне, что Кутузов успел ему много интересного рассказать, прежде чем ему дырка вышла.