Том 4. М-р Маллинер и другие - Пэлем Вудхауз

Берни удивлялась редко, но тут удивилась. Меллингэм-холл произвел на нее большое впечатление, и она никак не думала, что шкафы в нем набиты скелетами.

— Вот это да! — сказала она. — Что же вы будете делать?

— Не знаю.

— А я знаю. Женитесь на богатой.

— Кому я нужен?

— С такой усадьбой? Да кому угодно! Только дайте рекламу, сразу сбегутся. Нет, серьезно. Вежливый, умный, честный, не пьет, любит зверей. Вчера вы разговаривали с кошкой, сердце радовалось. Схватят, моргнуть не успеете. Тогда заплатите долг и гоните Чиппендейла. Кстати, — прибавила она, словно ей, как сыщику, не хватало кусочков головоломки, — почему он дворецкий?

— Сам предложил, чтобы гости не поняли. Я ему не плачу. Серьезность, с какою Берни обсуждала меллингэмские тайны, сменилась весельем.

— Однако устроились! У нас весь Лонг-Айленд лопнул бы от зависти. Бесплатно служит и не может уйти. Да им платят, как принцам, а они услышат зов из вольного мира, и все — уволились. Так что не беспокойтесь. Угрозы — ерунда, пыль в глаза пускает. Служит он хорошо. В общем, Криппи, порядок. Улыбайтесь, это очень полезно. Вы представить себе не можете, сколько народу спросит: «В чем дело?»

Именно в этот миг из дома вышел дворецкий. Может, кто-то ему и радовался; кто-то — но не хозяин.

— Вас к телефону, сэр, — сказал он, не считая уместным при Берни слово «дорогуша». — По-видимому, ваш брат.

Сэр Криспин поспешил к одной трубке, Чиппендейл — к другой.

— Уилл?

— Крисп?

— Почему у тебя такой голос? Что-то случилось?

— Ха-ха! Эта чертова Берни украла миниатюру. Чиппендейл беззвучно охнул. Будь он почувствительней, он бы выругался.

ГЛАВА IX

Уиллоуби вернулся в самом лучшем расположении духа. Играл он хорошо, исправил хотя на время траекторию мяча, а мысль о том, что миниатюра ждет его на письменном столе, довершала радость. Если корпулентный юрист может уподобиться серафимам и херувимам, поющим свои песни, то юристом этим был он.

И что же? Прав был Плиний, по-видимому, Старший,[64] заметив, что именно тогда, когда все течет легко и плавно, как патока из кувшина, судьба подстерегает за углом, держа наготове набитого галькой угря.

Теперь обратимся к другим, в том числе — незаметным участникам горестной беседы. Чиппендейл навострил уши, словно доберман-пинчер; сэр Криспин застыл, и трубка задрожала в его руке. Ослышаться он не мог, у него едва не лопнула барабанная перепонка, значит — ошибся брат. Обычно тот не ошибался, но он, сэр Криспин, просто не мог поверить, что такая женщина крадет. Хорошие девочки не крадут. Говоря строго, она — не девочка, но уж бесспорно — хорошая. Последняя беседа укрепила эту мысль.

— Что? — спросил он, и никогда еще это односложное слово не вмещало столько удивления, негодования и пыла. — Ты шутишь?

Брат ответил не сразу, возможно — потому, что из уст его била пена. Наконец он сказал, что не шутит.

— Уехал на несколько дней, — пояснил он, — оставил прямо на столе. Приезжаю — нету.

— Ты хорошо искал?

— Спроси еще, протер ли я очки?

— А ты протер?

— К черту!!!

— Я вот вечно забываю.

Спор об очках почему-то немного охладил юриста. Когда он заговорил, голос его, еще напоминающий те звуки, которые издает боцман грузового судна, звучал помягче.

— При чем тут «искал», «не искал»? Я оставил ее на столе.

— Она могла упасть.

— Куда?

— На пол. Может, ветром снесло.

Они опять помолчали. Даже сэр Криспин не очень высоко оценил эту гипотезу. Наконец Уиллоуби сказал:

— Крисп, не дури.

— Хорошо, Уилл.

— Ветром! Хо-хо!

— Да, я понимаю. Но почему Берни?

— А кто ж еще? Не Пайл, в конце концов!

— И не такая женщина! — пылко вскричал старший брат.

— Ха-ха! Какая, интересно? Вот, смотри: вечером показывал им миниатюру. Гомер два раза зевнул, а эта змеюка просто в нее впилась. И кричит, и. хвалит, и спрашивает. Ясно, тогда и решилась. А ночью прокралась в кабинет, и пожалуйста! Надо отнять.

— Да, конечно…

— И я отниму. С твоей помощью.

— С моей?

— Да, с твоей. Потому и звоню. Миниатюра — там, у вас. Поговори с Берни. Пригрози судом.

— Ну, что ты!

— Тогда обыщи ее комнату.

— Что ты!

— А что?

— Я не могу.

— Слушай, Крисп, у тебя нет денег. Найдешь миниатюру — дам сто фунтов.

Негодование и ужас захлестнули сэра Криспина. Немногочисленные волосы просто встали дыбом. Он выпрямился, хотя брат этого и не видел, и произнес другое односложное слово:

— Нет!

— Двести.

— Нет! Прости, Уилл. Я глубоко почитаю миссис Клей-берн. Я ею восхищаюсь и не стану поддерживать пустых обвинений.

— Пустых?

— Да!

— Ха-ха! Она — известная воровка. Не знал? Там, в Нью-Йорке, когда она идет в магазин, вызывают отряд сыщиков. Ее из-за этого и увезли. Выслали, можно сказать.

Больше выдержать сэр Криспин не мог.

— Стыдись, Уилл, — холодно сказал он. — До свиданья. — И бросил трубку.

Несколько минут он дрожал, как дрожит человек, уцелевший после крушения. Мысли его путались, но он ощущал благодарность к покойному Александру Грейаму Беллу[65] — лицом к лицу с братом он бы никак не проявил такой стойкости. Уиллоуби с детства подавлял его, и только помощь мистера Белла спасает от этого теперь. Великолепное изобретение дает возможность слабому торжествовать над сильным; вот и сэр Криспин вел себя выше всякой критики — Чиппендейл, глубоко потрясенный, и не знал, что в его подопечном таятся такие достоинства.

По мере того как утихали побочные эффекты борьбы, негодование сменилось более мягкими чувствами. Сэр Криспин ощутил, что и брата можно понять. Да, ужасно, что боль и горе породили эти дикие выдумки, но все-таки это — боль и горе. Успокоившись, он увидит истину, признает свою ошибку. Уиллоуби отходчив; просто он иногда говорит, не подумав.

Дойдя до этих милостивых мыслей, сэр Криспин пошел было в сад, надеясь побеседовать с Берни, когда открылась дверь и появился мнимый мажордом. Припомнив, что есть и другие дела, кроме нелепых обвинений, сэр Криспин без особого пыла взглянул на него и суховато произнес: «Да?», ибо не забыл своих обещаний констеблю, а его тонкой душе претили неприятные беседы. Если говорить, то строго; но телефон уже не поможет.

Чиппендейл, вероятно, заметил эту сухость, но остался равнодушен.

— Есть дело, друг, — приветливо сказал он.

— Какой я вам друг!

— Ну зачем так, а? Нехорошо, дорогуша.

Берни уподобила дворецкого креветке, и объективный наблюдатель с нею бы согласился. Правда, люди, знакомые с Чиппендейлом, полагали, что в нем нет и шестидесяти шести вершков. Привлекательным он не был. Лицо казалось каким-то грязным; уши торчали, как ручки греческой вазы; глаза и нос наводили на мысль об утке и лисе. Словом, нам странно, что юная мисс Гиббс привечала его, — правда, он давал ей бесплатные уроки езды на велосипеде. Что же до хозяев, они всегда предпочитают ум красоте.

— Что вам нужно? — осведомился сэр Криспин. Чиппендейл мог бы сказать, что ему нужны десять тысяч в год, «роллс-ройс», вилла на Лазурном берегу и немного бриллиантов, но дело есть дело.

— Да так, потолковать, — ответил он. — Услышал ваш разговор.

Сэр Криспин опять задрожал, даже усы зашевелились, и выговорил не сразу:

— Как вам не стыдно?

Чиппендейл резонно признал этот вопрос риторическим.

— Зря вы его отшили, — сказал он. — Две сотни, это подумать! За такие деньги можно быть повежливей. Вежливость, она ничего не стоит, а толку много. Еще в воскресной школе слышал.

Высказав эти упреки, Чиппендейл сел и положил ноги на стол.

— А что к дамочке не пойдете, это вы правильно. Все равно ничего не выгорит. Она бы, это, категорически отрицала, — объяснил он, скромно гордясь своим слогом. — Что тогда делать? Где улики? Другое дело комнату обыскать. Вам несподручно — я могу. Повезло вам, я человек опытный. С детства руку набил. Выиграет отец на собачьих бегах и прячет, а мать мне платила, если я что найду. И находил. Найду и вашу фиговину. Миниатюра? Это картинка, да? Знаю, видел. В прошлом году служил и видел, их держали в стеклянном ящике. А вот, — прибавил он, — важный вопрос. Даст ваш братец две сотни? Большие деньги, но вроде он человек солидный. Серьезный, понимаете, как судья на футболе. Значит, будем считать, даст.

Этот долгий и мерзкий монолог привел сэра Криспина в такую ярость, что ему удавалось издать лишь странное бульканье. Теперь он обрел дар речи.

— Я не допущу! — проблеял он. — Обыскивать! Нет, что же это!

Чиппендейл снисходительно улыбнулся. Нелегко с новичками, вечно разводят пары.

— Понятно, — сказал он. — Боитесь, что схватят. Да, если б меня накрыли, ваши бы сразу разорались: «Зовите полицию, зовите полицию!» Вы б им сказали: «Ах, он больше не будет, такой соблазн!» — «Хорошо, тогда гоните его». — «Не могу». — «Почему это?» — «А он не дворецкий». Так бы все наружу и вышло. Не бойтесь, друг, меня не накроют. Держите дамочку подальше, и все дела. Поведите прогуляться. Жаль, у нее вроде квартирка. Была бы одна спальня, тогда ясно — на шкафу. Они всегда на шкаф кладут. А в этих гостиницах — черт ее знает, ящики всякие взламывай. Не забыть отвертку… Теперь, как поделимся. Ваш — братец с деньгами, моя — работа. Значит, пополам.