Что забыла Алиса - Лиана Мориарти

Я лично думаю, что тобой двигало простое любопытство. В понедельник утром ты почему-то заскучал и решил поразвлечься таким способом.

Еле скрывая раздражение, ты услышал, что я предпочла бы поговорить о Бене и усыновлении. Клиент всегда прав, Джереми.

Если тебе это надо, читай же, что случилось в кофейне.

Утром в пятницу, перед работой, я заехала в «Динос». Я взяла большой взбитый капучино, ведь я не жду ребенка и не нахожусь в середине цикла. За соседним столиком сидела женщина с двумя детьми: грудничком и малышом лет двух.

Девочка… Волосы каштановые, кудрявые. У Бена каштановые кудрявые волосы. Строго говоря, не каштановые и не кудрявые, потому что он стрижется очень коротко и от этого похож на угонщика машин, но я видела его фотографии, сделанные в молодости, еще до нашего знакомства. Когда я, случалось, воображала своих детей, волосы у них были непременно каштановые и кудрявые – точь-в-точь как у Бена.

Итак, девочка… Не особенно хорошенькая, так себе. Мордашка у нее была чумазая, и, по-моему, она капризничала.

Мать болтала по мобильнику и курила сигарету.

Или нет, не курила она никакую сигарету.

Но выглядела она как курильщица. Лицо такое худое, угловатое. Она рассказывала, как поставила кого-то на место, и все время повторяла: «Это было даже слишком смешно». Как это – слишком смешно, а, Джереми?

В любом случае за девочкой она не следила. Было похоже, что она и думать о ней забыла.

«Динос» – это на Пасифик-хайвей. Там все время хлопает дверь – люди то входят, то выходят.

Итак, я наблюдала за маленькой девочкой. Не было у меня ни зависти, ни жажды обладания, ни досады на собственное бесплодие. Просто наблюдала, и все.

Дверь открылась, и вошло целое стадо матерей. Коляски… Мамаши…

Я подумала: «Пора идти».

Я встала, а мамаши начали рассаживаться, греметь стульями, двигать столы. И тут я заметила, как маленькая девочка выскользнула за дверь, прямо на улицу.

Женщина все говорила и говорила по телефону. Я произнесла: «Извините…» – но меня никто не услышал. Две мамаши уже уселись, деловито расстегнули блузки, чтобы покормить детей (такое отношение к грудному вскармливанию мне кажется слишком уж вольным), и пронзительно, через весь зал, прокричали свои заказы.

Когда я вышла из кофейни, девочка уверенно направлялась прямо к дороге. По шоссе грохотали трейлеры и грузовики. Я кинулась вслед за ней и буквально подхватила ее в воздухе как раз тогда, когда она собиралась выйти на проезжую часть.

Так я спасла жизнь ребенку.

Я оглянулась на кофейню и увидела, что мать с тощим лицом все так же тарахтит по телефону, мамаши увлеченно болтают между собой, а маленькая девочка у меня в руках пахнет сахаром и, кажется, чуть-чуть сигаретами. Маленькая пухлая ручка доверчиво лежала у меня на плече.

А я шла. Шла себе и шла с ней.

Я ни о чем не думала. Уж тем более не вынашивала планов перекрасить ее в блондинку, увезти в Северную территорию, поселиться в трейлере на морском берегу, где мы с ней загорим до шоколадно-коричневого цвета, будем есть морепродукты и свежие фрукты, я буду сама давать ей уроки и тому подобное…

Нет, конечно! Ни о чем таком я не думала.

Я просто шла.

Девочка смеялась, как будто мы с ней играли в игру. Если бы она заплакала, я бы тут же повернула назад, но она радостно смеялась. Я нравилась ей. Может быть, она так благодарила меня за то, что я спасла ей жизнь.

А потом за спиной у меня послышался топот, та женщина с худым лицом схватила меня за плечо с криком «Эй!», черты ее исказились от страха, ногти царапали мне кожу, она вырывала девочку у меня из рук, та начала плакать, потому что испугалась, а мать повторяла: «Все хорошо, моя маленькая, все хорошо» – и смотрела на меня с отвращением.

Стыд и позор!

Некоторые мамаши вышли из кофейни и стояли поодаль молча, поддерживая руками головы своих младенцев и уставившись на меня, как будто я устроила аварию. Владелец магазина – кажется, по имени Дино – тоже вышел посмотреть, что стряслось. Из-за прилавка мне всегда была видна только его верхняя часть. Он оказался меньше ростом, чем я ожидала. Это был настоящий сюрприз: все равно что увидеть диктора в полный рост. Тогда я единственный раз видела его серьезным. Он из тех, кому палец покажи – и на лице сразу же расплывается улыбка.

Ну вот, все они смотрели и что-то думали. Я чувствовала себя так, будто истекаю кровью на публике. В голове мутилось.

Я совершенно ясно, физически чувствовала, что схожу с ума. Джереми, может, для этого есть какое-то особое название?

Я рухнула на колени прямо на дорожке, что было вовсе не нужно и неописуемо больно. Ссадины заживали потом несколько недель.

Вот тогда и появилась Алиса. На ней был жакет, которого я никогда раньше не видела, и она буквально влетела в «Динос», сердито хмурясь и размахивая сумочкой. Я заметила выражение ее лица, когда она меня увидела. Она смотрела брезгливо, как на крысу. Ей, наверное, было страшно стыдно. Как нарочно, для своего публичного унижения я выбрала именно ту кофейню, в которой она была завсегдатаем.

Но она ничуть не растерялась. Должна признать, она ничуть не растерялась. Подошла, опустилась рядом со мной, и, когда мы встретились глазами, я вдруг вспомнила, как в детстве мы раз врезались друг в друга на школьном дворе, и почувствовала себя так, словно целый день выступала на сцене, потому что только Алиса знала всю мою суть.

– Что такое? – прошептала она.

Я так рыдала, что не могла ей отвечать.

Она все устроила. Мама девочки и еще несколько мамаш из той группы оказались ее знакомыми. Они оживленно переговаривались, а я так и стояла на коленях. Она сделала так, что их лица подобрели. А потом все как-то рассосались.

Она подняла меня с дорожки, провела в машину, сама застегнула на мне ремень безопасности.

– Хочешь, поговорим об этом? – спросила она.

Я ответила, что нет, не хочу.

– Куда тебя отвезти?

Я ответила: «Не знаю».

Она сделала именно то, что нужно, и отвезла меня к Фрэнни. Мы расположились на ее крошечном балкончике, пили чай, ели намазанное маслом печенье из маранты, говорили, как плохо работает общественный транспорт в Новом Южном Уэльсе и почему некоторые до сих пор пользуются пластиковыми пакетами из супермаркетов. Я тоже ими пользуюсь, но не призналась в этом Фрэнни. Все было очень ясно, привычно и покойно.

Я знаю: Фрэнни думает, что мне пора прекратить попытки завести ребенка. Она уже года два как сказала об этом мне. Как она выразилась, иногда нужно изрядное мужество, чтобы «направить жизнь в новое русло». Тогда я была немного раздражена и ответила ей, что ребенок вовсе не «русло». А потом, насколько я знала, сама-то она никогда не направляла свою жизнь в новое русло. Мы просто вломились в ее жизнь после того, как не стало отца.

Конечно, здорово, что мы это сделали. И кто знает, может, в нашей округе еще случится удобная смерть! Надо думать позитивно! Тот папаша, через два дома от нас, всегда выглядит так, будто вот-вот скопытится, кося свою лужайку.

Как бы то ни было, на следующий день после моего психического эпизода я пошла к своему врачу и попросила найти мне хорошего психотерапевта. Думаю: не приплачиваете ли вы ей шпионский гонорар?

Вот так, Джереми, я и вошла в твою жизнь.

Когда Алиса вошла в кофейню «Динос», ее охватило ощущение чего-то хорошо знакомого и привычного. Запах кофе и выпечки. Ритмичное постукивание и свист кофемашины.

– Алиса, дорогая! – воскликнул из-за стойки маленький темноволосый человек. Он умело и элегантно двумя руками обращался с кофемашиной, как будто играл на музыкальном инструменте. – Я тут слышал, что с тобой случилось! Память потеряла! Но Дино вовсе не забыла, как вижу?

– Знаете, – осторожно произнесла Алиса, – я, по-моему, помню ваш кофе.

– Конечно помнишь, дорогая! – Дино рассмеялся, как будто она остроумно пошутила. – Конечно помнишь! А-адну секундочку! Я знаю, что ты торопишься. Ну как же – деловая! Вот, пожалуйста! – Не дожидаясь заказа, он передал ей стаканчик с кофе. – А как ты себя чувствуешь, вообще-то? Получше? Все помнишь? Готова к большому празднику в воскресенье? «Мегамеренга на День матери»? Наконец-то! Моя дочь ждет не дождется! Все время твердит: «Папа, папа, а пирог будет самый большой в мире!»

– Мм… – протянула Алиса.

Она рассчитывала, что к воскресенью память вернется, потому что понятия не имела, как испечь самый большой в мире лимонный меренговый пирог. Ей вдруг вспомнился тот сон с огромной скалкой. А… Скалка – это был вовсе не символ. Скалка как скалка, только огромная. У нее всегда были такие сны, яркие и неинтересные.

Она сняла крышку со стаканчика и сделала глоток. Ой… Без сахара, очень крепкий. Она сделала еще глоток. О, как это прекрасно! Сахара ей и не было нужно. Она отпила еще, потом еще и еще. Ей хотелось запрокинуть голову и влить в себя весь стакан одним махом. Кофеин поплыл по венам, в голове стало ясно, сердце забилось сильнее, глаза стали видеть зорче.