Записки - Екатерина Сушкова

Почему их дурное обращение не действует на меня физически? Болеет моя душа, но увы, — от этого не умирают так скоро!

Боже, какое счастье, какая неожиданность — мне докладывают Сашеньку!

22-е [июня].

Надобно представить себе ярость моих добрых родственников вчера, когда они по своем возвращении нашли меня в обществе Сашеньки и ее кузена — они упорствуют в убеждении, что это была лишь хитрость с моей стороны, что я была предупреждена заранее об их посещении, и что по этой причине я и отказывалась сопровождать их на гулянье[171]. Пусть говорят, пусть думают, что хотят, я чувствую себя счастливой, проведя приятных часа два.

Г-н Л[опухин] очень грустит об отъезде своей кузины. — «Я буду очень одинок», сказал он мне, «возьмите меня под ваше покровительство, не отказывайтесь меня видеть, давать мне советы и разрешите мне говорить вам иногда с откровенностью».

— О, разумеется, — отвечала я, — приходите нас повидать иногда. Но, что касается моего покровительства, то от этого я отказываюсь, так же как и от советов; я нахожу вас слишком совершенным, чтоб в чем нибудь упрекнуть.

Мне уже не так было грустно, прощаясь с Сашенькой, и последний взгляд, который я на нее бросила, был ясный, так как, получив неожиданное удовольствие от ее общества, я надеялась или скорее моя душа была исполнена нежного предчувствия; — я уверена, что увижу ее еще раз до моего отъезда.

Сегодняшний вечер также обещает мне несколько минут удовольствия — я провожу его у тетки Хитровой и Л[опухин] там будет, и мы будем говорить о нашем друге.

23-е июня.

Это была уже не вспыльчивость; — мне сделали выговор с яростью, с бешенством[172] за то, что называли моим кокетством с г-ном Л[опухиным]. Что мне за дело до их пустых слов — разве я не невиновна? Разве я не убеждена в глубине моего сердца, что мое поведение в отношении этого прелестного молодого человека чище и холоднее, чем снег, если это возможно!

Правда, что я люблю его дружбой, как человека очень близкого моей Сашеньке. Несмотря на его крайнюю молодость, я его уважаю за его качества, его принципы и за возвышенность его души, и я всегда буду утверждать, что его общество мне приятно.

Вчера он очень хвалил мое бескорыстие и намекал на N, говорил, что я хорошо сделала, отвергнув этого богатого дурака. — «Никогда, продолжал он, человек, занятый расчетами о состоянии, не сможет быть спокойным и счастливым». Потом он признался мне с грустью, что когда я отказала ему в советах и покровительстве, это очень его огорчило и обидело, потому что, следовательно, я не хотела его часто видеть. Чтобы развлечься, он сблизился с другими молодыми людьми, которые вовлекли его в игру в карты, и он много проиграл. «Видите, сказал он, только от вас зависит сделать меня лучшим».

Он дал мне слово больше не играть.

Против моего желания тетка посылает меня почти каждый день на воды. С сегодняшнего дня об этом больше нет речи, так как г-н Л[опухин] [также] начал их принимать. Им неизвестно, что он накануне отъезда и что он будет лечиться дома.

24-е июня.

Он пришел проститься со мною и взял на себя мои поручения Сашеньке. Мои почтенные тетки не хотели дать мне выйти в гостиную, чтобы его видеть. Я ответила решительно, что в 20 лет слушаются только разумных приказаний — и сразу их оставила.

— Чтобы вам доказать, — сказал он, — что я далек от того, чтобы упрекать вас за ваше восхищение, ваш энтузиазм по отношению к Ламартину, я купил его портрет, он будет украшать мой стол; я буду помнить, что он ваш кумир; я буду читать его произведения; я проникнусь красотами, которые вы в них находите — наши мысли иногда встретятся, мы будем заниматься теми же вещами.

Я не знала, что ответить на такие милые слова и это давало мне неловкий и провинциальный вид. Он возвратится скоро.

Я получила письмо от г-жи Купфер, которая обещает мне непременно приехать к нам в деревню — это меня очень радует.

С тех пор как Сашенька уехала, я не была ни на каком гуляньи, так как эти последние были хороши в моих глазах, лишь благодаря ее присутствию.

28-е [июня].

Я спокойно работала у окна и мои мысли поглощали меня совершенно. Внезапно я услышала необыкновенный голос, который называл меня по имени. Он говорил уж не знаю на каком языке. Я очнулась от своей дремоты и увидела перед собой доброго негра Ахилла, который радовался при виде меня и говорил мне на своем плохом французском языке об имении г-жи Верещагиной, которая ему чрезвычайно не нравится и которую он не иначе называл, как тюрьмой доброй M-lle Alexandrine.

— Я смешил своего господина, — сказал он, — подражая выражению ваших глаз.

Моя тетка было сильно шокирована, застав меня в разговоре со слугой г. Л[опухина]. И с этой минуты его не называют иначе, как «посланцом любви»[173].

После обеда я опять оставалась у окна. Г-н. Л[опухин] прошел мимо и спросил, может ли он войти, «О, разумеется», отвечала я, несмотря на конвульсивные кивки головой почтенной тетки Полины.

29-е [июня].

Сегодня утром я читала в своей комнате, la prude demoiselle[174] вошла ко мне; у нее был кислый вид; по ее покашливанию и заключила, что она не собиралась меня бранить, а хотела только лишь преподать мне мудрые советы.

И действительно, покашлявши, и поплевавши несколько раз, и выпив два стакана воды со льдом, она мне сказала:

— Милая Катенька, ты уже в возрасте, когда пора выходить замуж. Ты отвергла несколько выгодных партий. По зрелом обсуждении твоего поведения в этом отношении, мы решили, что ты вела себя так неосторожно только из за твоей страсти кружить головы и кокетничать со всеми.

— Я поступала таким образом только потому, что дурно отнеслись к тому человеку, который мне нравился, и поощряли тех, которых я терпеть не могла.

Молчание на четверть часа. Наконец тетка начала снова:

— Вчера я краснела за тебя. Ты ничего не говорила о чувствах, ты не старалась завлечь разговором, но зачем ты краснела несколько раз, зачем ты так воодушевлялась в разговоре, зачем даешь ты своим глазам так блестеть?

— Я вам отвечу без притворства. Я покраснела, когда Л[опухин] вошел, потому что вы всегда мне твердите, что я хочу ему нравиться, — и еще потому, что вы заставили меня читать вещь очень нежную. Я была оживлена как всегда, когда разговор в моем вкусе. А что до блеска моих глаз, то я вам вперед обещаю держать их опущенными, чтобы они вас не ослепляли.

Она ушла в восторге от меня и проникнувшись моими доводами.

Когда Л[опухин] обедал у нас, я приняла предосторожность сесть подальше от тетки, чтоб при ее плохом зрении она уж не могла судить об игре моего лица. И действительно, она мне сказала, когда он удалился — «Сегодня я довольна тобой».