Избранница - Стефани Лоуренс

Леонора поздоровалась с хозяйкой и прошла в зал с твердым намерением насладиться этим вечером. К сожалению, она тут же поняла, что присутствие Трентема было необходимой составляющей, для того чтобы вечер удался. Танцевать с кем-нибудь у него на глазах, задирать нос, заставлять его принимать участие в беседе, которая ему неинтересна, смотреть, как он хмурится… — вот, оказывается, зачем она шла на вечер! «Нет, — сказала себе Леонора, — я не могла пасть так низко!» Почему бы не получить удовольствие просто от бала: музыки, света, того, как хороша она в смелом платье глубокого синего цвета, которое не осмелилась бы надеть ни одна молодая незамужняя женщина.

Оставив Милдред и Герти в компании дам их возраста, Леонора двинулась к танцевальному залу, кивая знакомым и прикидывая, с кем можно потанцевать, не особенно обременяя себя беседой.

Танец только что кончился, она остановилась в дверях, осматриваясь. Ну-с, кто…

Твердые пальца сомкнулись у нее на запястье, и Леонора поняла, кто это, прежде чем повернулась и взглянула в его невозможные глаза.

— Добрый вечер, — как ни в чем не бывало сказал Трентем, поднося ее руку к губам. — Не хотите ли потанцевать?

Боже, да что же это! Звуки его голоса, тепло руки словно вернули то, чего ей не хватало с самого утра: ощущение полноты жизни, когда внутри все поет и сердце замирает от предчувствия…

Она торопливо отвела глаза и постаралась перевести дыхание как можно незаметнее. Потом встретила взгляд лорда, понимающий и немного насмешливый. Он ждал. Тогда она вспомнила, что это дуэль, и, принимая вызов, беспечно ответила:

— Потанцевать? Почему бы и нет?

И он повел ее в зал, где уже раздавались первые звуки вальса.

— Я была уверена, что вы отправитесь на бал к леди Колчестер, — пробормотала Леонора.

— А вот я ни на минуту не усомнился, что найду вас именно здесь. И я одобряю ваш выбор.

Танец подхватил их, и Леонора поняла, что он имел в виду. В просторном и светлом зале Колчестеров много места, каждую пару можно оглядеть со всех сторон, чем и занимались матроны, рядами сидевшие вдоль стен и следившие за каждым жестом, каждым взглядом танцующих. Здесь же народу немного, но наблюдатели отсутствуют, и в небольшом пространстве основной задачей было не налететь на соседнюю пару. Никто не обращал внимания, что Трентем прижал партнершу так, что бедра их соприкасаются, что он смотрит ей в лицо слишком прямо и серьезно, что на лице этом отражаются все чувства, вспыхнувшие от близости.

Знает ли она сама, насколько очевидна ее реакция, думал Тристан, глядя на зардевшиеся щеки, полуоткрытые губы и глаза, которые ничего не видели — настолько Леонора погрузилась в собственные ощущения. Со вздохом он решил, что она понятия об этом не имеет, и ее непосредственность и неопытность добавили мук его и без того истомившемуся телу.

Вальс был обманом — кратким мгновением близости, когда тела соприкасаются, вспыхивает желание и вся она так близко, такая нежная в его руках — но кончается музыка, и приходится разомкнуть объятия. Он сделал, это с видимой неохотой, и Леонора заметила это. Откашлявшись, она пробормотала: «Благодарю вас», и вновь оглядела зал, прикидывая, кто может стать ее следующим партнером.

— Пока я здесь, вы будете танцевать только со мной.

Она не верила своим ушам.

— Простите?

— Вы не расслышали? Я могу повторить.

— О! Я не сомневаюсь, что вы сделаете это с удовольствием! — Как он смеет! Деспот! — Вы ведете себя недопустимо, и я не собираюсь подчиняться вашим прихотям.

— Это неразумно с вашей стороны.

Они переговаривались вполголоса, но Леонора с трудом сдерживала гнев. Что он себе позволяет! Неслыханно! Приняв самый что ни на есть высокомерный вид, она холодно кивнула и, пытаясь отстраниться, пробормотала:

— Всего хорошего.

— Нет.

Оказалось, что он крепко держит ее за локоть и они уже идут куда-то через зал.

— Видите вон ту дверь? Сейчас мы пройдем в нее.

— Но вы не можете! Все общество…

— Общество навевает на меня смертельную скуку, и мне безразлично, что станут говорить. И, уверяю вас, я могу все.

Леонора взглянула в лицо Тристана и испугалась. Этот человек признает только свои правила. Но не может же он вот так просто умыкнуть ее? Увести? Боже, куда он ее тащит?

Бросив взгляд на Леонору, Тристан негромко сказал:

— Я решил, что нам нужно побыть наедине, чтобы спокойно обсудить наши отношения.

— Вы правы. Нам, несомненно, надо поговорить.

Они говорили сотню раз. И не один раз были наедине. Почему же сейчас так бьется сердце? Они в доме, где полно людей, и хоть ее и ожидает неприятный разговор, но ни к чему так нервничать и воображать бог знает что…

Трентем распахнул дверь, и они оказались в длинном коридоре. По одной стене, сплошь покрытой резными деревянными панелями, шли двери комнат, по другой — французские окна, выходившие в сад. Весной и летом окна открывали навстречу теплому ветру, и коридор превращался в чудесное место для прогулок. Сейчас на улице тонко подвывал холодный ветер, окна закрыты и кругом ни души. Как только Трентем захлопнул за ними тяжелую дубовую дверь, они оказались в другом мире; вдвоем, в начале длинного, залитого серебристым лунным светом тоннеля.

Леонора двинулась вперед, но он тотчас остановил ее, сжав запястье. Она уставилась на своего спутника и тоном гувернантки, бранящей непослушного ребенка, сказала:

— Это один из тех моментов, которые нам надо обсудить. Вы не можете хватать меня за руки. Это просто неприлично. Вы ведете себя как собственник, словно я принадлежу вам.

— Так и есть.

— Простите?

Девушка уставилась на лорда, моргая и отказываясь поверить в услышанное.

— Вы. Принадлежите. Мне, — не без удовольствия отчеканил он. — Что бы вы ни думали, все уже случилось. Вы предложили себя мне. Отдали. Я принял ваш дар. И теперь вы МОЯ.

— Ничего подобного! — Гнев охватил Леонору. — Вы намеренно искажаете события! И бог знает зачем придаете, произошедшему совершенно другой смысл.

— Вы хотите сказать, что я все придумал — и вы не лежали со мной и не занимались любовью?

— Вы… вы… опять передергиваете! Искажать события не значит придумывать.

— Ага, то есть постель все же была, и вы в ней тоже?

— Почему нельзя просто считать, что мы с вами разделили… — она сделала неопределенный жест и замялась, подбирая слово, — некие приятные моменты?

— Но надеюсь, вы не станете отрицать, что просили меня… э-э, просветить вас?

В лунном свете ее румянец показался почему-то особенно милым. Но непреклонная девица сделала вид, что это не ее щеки алеют от смущения как маков цвет, и твердо ответида: