Реликтовая популяция. Книга 1 - Виктор Васильевич Ананишнов

столько нападал и ранил противников, сколько искусно изворачивался от ударов их оружия. При этом рубящий удар мало причинял торну беспокойства: потому, что у него прочность кожи превосходила кожу разумных, и потому, что мелерон требовал особой заточки, которую в банде не было возможности производить. Выродки по сути дела орудовали затупившимися мечами и кинжалами, так что торну мог грозить лишь колющий выпад, да и то нанесённый с большой силой, вот этого он и избегал, уклоняясь от направленных в него лезвий.

Пользуясь передышкой, подаренной Свимом, он жадно переключил все свои рецепторы на впитывание энергии угасающего за деревьями солнца. На него, наверное, и напали как раз к вечеру, выбрав момент, когда ещё не появилась Луна с её мощным энергопотоком, а солнце уже не могло так быстро обеспечить его энергией, как в полдень. И напали явно неожиданно. Торн не был готов к схватке. Он находился в обычном оптимальном режиме жизнедеятельности своего существа, но этого мало для противостояния такому количеству наседающих на него убийц. Опоздай Свим, и торн вскоре смог бы только вяло парировать удары, а чуть позже и совсем превратиться в легкую добычу или жертву нападения.

Со свойственной торнам целесообразностью, он рассудил правильно: пока напавший на его врагов в силе, а враги в растерянности, у него появился реальный шанс налиться новой мощью. Вокруг его головы и плеч всё ярче разгоралась огненно-красная – боевая аура, сигнализирующая о значительном накоплении энергии.

– Берегись торна! – раздался предостерегающий выклик из вне сражающихся.

Камрат посмотрел в направлении, откуда прозвучала команда, и увидел три человеческие фигуры, скрытые за редкой завесой ветвей куста. Они наблюдали за боем. Мечи их висели на поясах, руки скрещены на груди. В свалку они, по всей видимости, не собирались ввязываться.

Как ни был Камрат захвачен картиной резни, он подумал о людях: вот истинные виновники нападения на торна и неподчинения выродков Свиму. Подумал и на время забыл о них – люди пока что не участвовали в драке, и мало что зависело от них. Тем не менее, картина схватки перед ним быстро изменилась. Выродки услышали подсказку, да и сами, наверное, уже сообразили, что к чему, и часть их вновь переключилась на торна. Помедли они немного и им никогда бы не удалось его взять.

Торн ещё некоторое время полавировал, оттягивая момент вступления в рубку, однако к нему обратили свои личины и оружие не менее полудюжины вояк банды.

К”ньец получил сильным пинок в бок, мяукнул и отлетел далеко от спины Свима. Напавший на него хопперсукс – волкомед, громадный и с виду неповоротливый, с уверенностью валуна, катящегося с не очень крутого склона, направился добивать поверженного.

Свим услышал призыв товарища. Он энергично провел перед собой мечом по дуге, обезопасив себя на мгновение, и резко обернулся. Его меч, по-настоящему отточенный, проделал сложную эволюцию из горизонтального полёта в вертикальный и начисто срезал выступающее вперед рыло личины волкомеда. Ослепший и умирающий хопперсукс без разбора заколотил вокруг себя увесистой дубинкой, служившей ему оружием, и быстро очистил пространство вокруг Свима и упавшего К”ньеца.

Наконец дубина вывалилась из мощных волосатых рук хопперсукса и он замертво упал, едва не придавив К”ньеца.

Камрат впервые видел подлинное сражение, а не те, что проигрывал в своих размышлениях, постигая науку от бабки. Здесь осуществлялся самый настоящий замах меча, который разил настоящего противника во плоти и лилась и брызгала правдивая кровь, стоял нечленораздельный гвалт и… не было слышно наставлений бабки Калеи – что и как действовать.

Стоило ему только вспомнить о бабке, и весь вид боя смутил его и потерял привлекательность. Он был неправильным: и по исполнению, и по содержанию. Здесь ни у кого не было должным образом поставленных ног и расположения рук, а выполнение приёмов нападения и отражения ударов было не то, что несовершенными, но дикими по трате сил и психической энергии. Такой бой выдержать хотя бы праузу – и то неимоверная трудность. Совершенно не чувствовалась продуманность в поведении дерущихся: лишь бы отбиться, лишь бы нанести не особенно уверенный удар или тычок мечом, дубинкой или кинжалом. Оттого скопище выродков не могли одолеть всего двух противостоящих им воинов, а тем – не наращивать свой натиск, а напротив, сдавать позиции из-за усталости.

Одним словом, в глазах мальчика не было красоты боя, а только дикая свалка. И некому было подсказать, что так делать нельзя, когда идёт игра с жизнью и смертью, что вначале надо подумать, а уж потом наверняка поразить противника, что такой безалаберный бой способен в течение короткого времени высосать все силы и привести к плачевному результату.

Даже Свим, превосходящий любого из бродяг искусством владения мечом, действовал прямолинейно и без разнообразия, словно рубил дрова.

Он бы, Камрат, действовал совсем иначе…

Глава 18

Его размышления прервали сразу два одновременно произошедшие события: решительные шаги людей, до того как бы безучастно смотревших на происходящее в гуще боя, и натуженный храп выродка, решившего не рисковать в общей схватке – не Свим с торном, так свои зашибут, – а напасть на беззащитное, по его мнению, человеческое дитя.

Мышекрыс, а это был хопперсукс, с отвратительной ухмылкой превосходства на личине остановился в шаге от мальчика. На Камрата пахнуло потной шерстью и прогорклым запахом костра. Крупные бусины агатовых глаз внимательно осмотрели мальчика. Камрат встретился с взглядом мышекгыса и содрогнулся от ненависти, излучаемой им. В его глазах не было ничего разумного, лишь дикая ненависть и безумство жажды крови.

Хопперсукс в одной руке держал кинжал с длинным лезвием, в другой вертушку с цветными полосами – урлютку, – предназначенной для отвлечения внимания неприятеля от основного оружия, которым будет нанесён решающий удар.

Мальчик прищурился, как его учила бабка Калея, и быстро отвёл взгляд от урлютки, сосредоточив, этому тоже учила его бабка, всё своё внимание на лапине выродка с кинжалом.

Вот: мышекрыс в сером плаще, подпоясанном синей лентой с золотистой прожилкой, делает последний шаг по направлению в жертве, урлютка описывает занимательную кривую, а кинжал неумолимо нацелен в горло мальчишке, обалдевшему от происходящего между ним и убийцей.

Дальше: лапина с кинжалом подалась вперёд и…

Так или примерно так, наверное, представлялось выродку вся эта сцена, где он властвовал и карал, был непобедим и проворен, как сама неминуемая смерть.

Но всё произошло совершенно другим образом.

Мгновением позже мальчик вдруг исчез из поля зрения мышекрыса, а лапина с кинжалом вдруг попала в захват и хрустнула костью, переломленная словно тростинка.

Ещё краткий миг – и недавний хищник лишился чувств от страшного удара пяткой в шею.

Камрат ловко поймал выпавший из сломанной им лапины выродка кинжал, почувствовал его приятную тяжесть и удобство: он пришёлся ему