В шаге - Юрий Никитин

который вообще-то это и так знает, ни тем более фанатам этого странноватого увлечения человеков. Но как-то сумели внушить себе, что руины древнего святилища варваров должны вызывать умиление, священный трепет и охраняться государством и что наложенные на холст краски в известном порядке могут стоить десятки миллионов долларов, но самый большой и непонятный вывих в их мышлении, что чем вещь стариннее, тем ценнее.

Полная противоположность человеку мыслящему, для которого всё новое почти всегда лучше и потому ценнее старого. Но быть мыслящим трудно, даже очень трудно, потому немало таких, что не выдерживают, скатываются кто в депрессуху, кто уходит в буддизмы, идёт на природу в дикие места, чтобы что-то там понять и почувствовать, хотя там свихнуться можно ещё больше.

Ежевика счастлива тем, что ей приоткрылся как бы совершенно новый мир. Константинопольский уверяет, что так человек обогащается, находит новые грани жизни, но так же точно можно обогащаться, взяв бутылку вина или даже пакетик наркоты.

Более того, можно и там стать знатоком и эстетом, начиная запоминать различные марки вин, спорить о вкусовых оттенках, говорить о букетах запахов… но много это даст человеку, чтобы, к примеру, избавиться от болезней, страданий и жить неограниченно долго?

Она взглянула на часы.

– Ой, уже два ночи!.. И куда время так бежит, когда не надо? Скорее спать, спать…

Я промолчал, уже понимаю, что именно спать, вязаться не будем, да что-то и не хочется. Странно, но даже древнейшие и самые могучие инстинкты отступают в тень, когда в мозгу происходит что-то такое, как вот сейчас.

Часть III

Глава 1

Частенько бывает, когда погавкались и тут же оба отошли, но никто не решается сделать первый шаг, чтобы не быть осмеянным. Нейролинк не даст такое утаить, с ним броситься друг другу в объятия будет намного проще и легче. Ну, если думать о людях хорошо.

Правда, разгавкаться до драки, ненависти и презрения ещё легче. Однако же человек как-то поднимался из этого тёмного царства дремучих инстинктов?

Мы с Фаустом и Влатисом в моём кабинете перетирали разные варианты как и что, когда брошенный искоса взгляд на боковой экран показал мигающий огонёк, предостерегая, что на крыльце по ступенькам поднимается чужой, не из нашего коллектива.

Фауст раздражённо засопел, я проследил за его взглядом, на экране выше ко входной двери идёт Константинопольский. Вот уж слово «чужой» к нему применимо больше всего. Чужой и враждебный, но наше общество демократично, допускаем в известных пределах эту враждебность, чтобы сами не занеслись, все мы человеки, нужны противовесы.

– Как к себе на работу, – сказал Фауст зло. – Что ему, мёдом намазано?

– Госдеп знает, – ответил Влатис, – кому доплачивать. Значит, вредит!..

– Ещё как, – согласился Фауст. – Может, даже больше, чем думаем?

– Давайте поймаем в тёмном углу, – предложил Влатис, – и всыплем?.. Чтоб по нашим бабам не ходил?

Фауст бросил на него предостерегающий взгляд, Влатис осёкся, покосился в мою сторону. Я стиснул челюсти, у нас коллектив небольшой и спаянный, наши с Ежевикой отношения не секрет, сейчас вообще эра отказа от секретов, но знают и то, что Константинопольский уже дважды водил её в театр и на вернисажи.

– Он явно по делу, – сказал я, – только дела у него недобрые. Все по местам! Изображать бездельников уже умеете.

В кабинете я пробыл в одиночестве минут двадцать, это значит, Константинопольский бродил по коридорам, всюду совал нос и старался вызнать, на каком этапе наши разработки.

Наконец Кшися заглянула в кабинет и сказала страшным голосом:

– Артём Артёмович, к вам глава комитета по этике!

– Совета, – уточнил я.

– Совета, – послушно повторила она. – Впустить или удавить на месте?

– Трупы уже негде прятать, – ответил я. – Пусть пока ходит неудавленным. Впусти, но не бей в спину.

– Удержусь, – пообещала она. – Хотя мифриловый кинжал уже запасла!

Константинопольский шагнул в кабинет уверенно и вальяжно, словно возвращается после прогулки в свои апартаменты, шляпа уже в руке, учтиво снял в присутствии Кшиси, это её должно растрогать и расположить к нему, но Кшися пока что держится.

– Артём Артёмович, – сказал он бархатным голосом, – я не сильно отвлёк вас, постоянно занятого работой?.. Вы хоть видите, какой за окном прекрасный мир, а на подоконнике птички что-то клюют?

– Это синички, – сообщил я. – Ещё два чижика иногда прилетают. Синички – это из класса воробьиных, кто бы подумал, а чижи из вьюрковых, если это вам что-то говорит. Кшися им зёрна сыплет, вот и повадились. А вот вам, как погляжу, совсем делать нечего?

Он приблизился к столу, на лице улыбка, но взгляд острый и колючий, сел в кресло, не дожидаясь приглашения, какое приглашение, если мы уже виделись несколько раз, уже френды, хотя френды ещё не друзья, как многие путают, но некоторым выгодно считать френдов и друзей синонимами, хотя вообще-то френды даже не приятели.

– Я слышал, – сообщил он, – готовите переворот в общении между людьми?

Я поморщился:

– Поменьше журналистов слушайте. Откуда такие сведения?

Он улыбнулся шире:

– Люди говорят. У вас много сотрудников, кто-то да побахвалится перед женой или подружкой. Но, если спросить в лоб, отопрутся, конечно.

– Сенсаций не будет, – ответил я.

Он сказал понимающе:

– Пока не наступит час икс?

– Не знаю, – отрубил я, – на что намекиваете. У нас плановая работа, хотя в науке чаще всего результат бывает отрицательным. Но отрицательный – тоже результат.

Он кивнул.

– Да, конечно, но ваша наука тесно связана с производством. Прикладная, можно так сказать?.. Лаборатории по производству чипов для нейролинка у вас здесь же?

– У нас только сборка, – уточнил я сухо. – Если полагаете, что чип такой сложности можно изготовить в наших условиях в подвале на коленке…

Он отмахнулся шикарным жестом.

– Да ладно, это не важно. Завтра выходной день, даже ваши сотрудники уже прикидывают, как его проведут, куда сходят и съездят, какие спектакли посмотрят… Вы какой посещали в последний раз?

Улыбочка его стала ехидной, я ответил сдержанно, глядя ему в глаза:

– «Лебединое озеро», когда нас в пятом классе повели всей группой в театр. На сцене была какая-то хрень, вроде бы танцы, но не танцы… Но пришлось потерпеть, деться некуда, с нами были учителя и военрук.

Он покачал головой, в голосе прозвучала укоризна:

– «Лебединое озеро» хрень?..

– А что? – ответил я подчёркнуто вежливо. – Неужели за эти сто пятьдесят лет не могли сделать что-то лучше?.. Вместо карет создали автомобили, даже бескучерные, а в искусстве – застой?

Он ухмыльнулся.

– Всё-таки знаете, когда создавался этот шедевр? А зачем ёрничаете?

– Шедевр был