В шаге - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анатолий сказал сварливо:
– Время было другое!.. Считалось допустимым, когда можно убить меньшее число людей, чтобы спасти большее.
Данила сделал отметающий жест, едва не смахнув на пол тарелку с супом.
– Время ни при чём, – сказал он с напором. – Основы нравственности чётко прописаны в Библии, на которую так любите ссылаться, а это случилось пораньше, чем родился доктор Менгеле или настроили Освенцимы!.. Народ нравственнее ни в условиях свободы, свободы от всего, а в узком коридоре запретов!
Фауст подмигнул мне, я улыбнулся. Психически здоровому человеку наблюдать за их схваткой интереснее, чем слушать допотопную «Травиату» или зачем-то смотреть «Лебединое озеро».
Анатолий сказал плаксивым голосом:
– Это вы, батенька, загнули… При чём тут Освенцимы? Меняется время, меняется и нравственность. Ладно-ладно, не сама основа, а так сказать, подзаконные акты. Применение, обоснование, рихтовка под сегодняшние условия. А так всё плавненько!
– Плавненько уже приплыли, – заявил Бер. – Только массовые расстрелы спасут гуманизм и нравственность!.. Упор сделаем на жёсткость законов, только они удержат население в рамках нравственности с помощью кнута и пистолета!
Страйдер от нашего стола добавил деловитым тоном:
– И тогда нравственным «от природы» не будет обидно, что безнравственные хапают больше! Да ещё и ржут над нравственными. Мол, тупые, зашоренные…
Анатолий, подбодрённый Страйдером, который раньше не был замечен в его поддержке, сказал пылко:
– Власть должна поощрять нравственных и наказывать безнравственных! Вот как в Китае замутили с этим рейтингом порядочности! Пальчики оближешь!.. А с нашим нейролинком сразу станет видно, кто где… напачкал.
Анатолий повернулся ко мне, встревоженный и опечаленный, сказал трагичным голосом:
– Шеф, помните правила этикета, которые нам вдалбливали с детства? Если кто-то за столом опрокинул бокал с вином, нужно сделать вид, что не заметили, а не орать радостно, показывая пальцем… Также и с массой стыдных моментов, которые очень не хотели бы экспонировать. Притворимся, что не замечаем!
Я сказал горько:
– Ну да, но все же увидят.
– Опрокинутый стакан тоже видят, – отпарировал он. – Но как бы и не видят. Если хотим качественный скачок своего интеллекта и всей цивилизации… придётся принять новую реальность полной открытости. Издержки есть, но плюсов неизмеримо больше.
– Да кто спорит насчёт плюсов, – ответил я, – но если ложка дёгтя портит бочку мёда, то что, если дёгтя полбочки?
Он развёл руками.
– Любое открытие приносит много щастя, но в нём и капля горечи. В этом столетии впервые за всю мировую историю накормили население всех так называемых развитых стран, где страдали от засух, саранчи, морозов, наводнений… И что же? В эру благоденствия и сытости пошла эпидемия ожирения и гиподинамии… Так и с нашим нейролинком. Он даст миру много, но кому-то прищемит пальцы. А то и не пальцы.
Страйдер сказал встревоженно:
– А что дальше? Обязательно разработают проги, что будут блокировать доступ. Не только наш Джин над этой задачей пашет в поте лица, но и другие разработчики. Думаю, таких сперва будут просто не допускать на высокие должности, а потом и вообще куда-то отселят, дабы не смотрелись соблазном.
– Будут обращения в суд, – сказал я.
– Но юристы докажут, – парировал он, – что «закрытые» живут свободно и вольно, ни в чём не ущемлены, никто за ними не следит. Если желают войти в правительственные структуры, препятствий не будет, но должны принять их дресс-код, то есть открытость нейролинка. Вообще открытым будут доверять больше во всём, потому что если человек закрыт, то кто знает, что недоброе замышляет?
Я пробормотал:
– Вы это Анатолию скажите.
Он сказал сумрачно:
– Как с ним спорить? Если его пистолет дал осечку, тут же собьёт с ног рукояткой.
Я прожевал кусок бифштекса, ответил сдавленно:
– Его энергии хватит, чтобы заменить одну из атомных станций.
Из-за соседнего столика сказал Уткин:
– Термоядерных. Она нескончаема, только вся в выхлоп…
– Не вся, – уточнил Фауст корректно, – он тащит на себе половину работы отдела, ну а так, конечно, если бы всю его энергию да в мирных целях…
Помолчали, так как принесли второе, а когда расправлялись с ним, я услышал, как от стола с Анатолием донёсся его энергичный голос:
– Вы все дураки!.. Ретроказуальность!.. Глобальный Интеллект не сможет развиваться без этических принципов!.. Потому для него всемирное воскрешение предков является единственно верным решением, является мерилом того, перестроим вселенную или же останемся троглодитами…
– Мы уже троглодиты, – сказал со вздохом Страйдер.
– Ну хоть не кистепёрые рыбы, – утешил Фауст. – Анатолий есть Анатолий. Слишком умён и высокомерен, чтоб кого-то слушать.
И всё же даже прекрасный обед, общение с коллегами и вообще приятная атмосфера обеденного перерыва не сгладили неприятного впечатления от визита Константинопольского.
Только вернулся и сел за экран компа, как перед глазами всплыло его приятно улыбающееся лицо с прищуренными глазами. Да, доктор наук, поставленный Академией наук во главе Совета по этике. Тридцать два года, молод, хорошая спортивная фигура, остроумен, всегда тщательно одет, везде старательно заводит и укрепляет связи.
Я на год старше, но всё ещё кандидат, хотя публикаций хватит на три докторских, однако всё некогда, слишком много не имеющих ничего общего с наукой условий, надо же написать, представить и защитить, потому так и остаюсь мэнээсом, в то время как в моём коллективе уже двое защитили докторские.
Так что по формальным признакам проигрываю по всем статьям. Но сейчас наконец-то живём в мире, презревшем формальности. Раньше кандидата не поставили бы руководить докторами, а сейчас смотрят на то, кто что умеет, а не какого цвета у него диплом.
Ежевика всё же сходила с Константинопольским и в Большой, и в Малый, а потом в концертный зал на гастроли какой-то знаменитости с куриными мозгами, зато громким голосом.
Я постарался не выказывать недовольства и некого смутного разочарования, всё-таки каждый из нас личность, своё пространство оберегаем, так что я сам приготовил поздний ужин, поставил на стол её и свою тарелку.
– Или ты там поужинала?
Она помотала головой, короткая стрижка чуть встряхнулась и послушно вернулась на место.
– Нет, только пирожок в буфете. Спасибо, ты очень заботливый!
– Да? – спросил я с сомнением.
Она торопливо ела, как изголодавшийся котёнок, но всё равно тараторила и тараторила, переполненная впечатлениями.
Я смотрел с сочувствием, но помалкивал. Сейчас что-то говорить бесполезно, всё отметёт, как враждебные и гнусные выпады, хотя вообще-то ничего не имею против искусства, просто понимаю: любое искусство всего лишь позолота и вышивка на нужном для работы комбинезоне.
Но такое не скажешь ни самому человеку искусства,