Зайти с короля - Майкл Доббс

Урхарт покачал головой.

— Но вы не можете отложить выборы.

— Да. Но я не могу согласиться и с тем, что вы уничтожаете моих друзей и разрушаете мою семью. А сейчас вы пытаетесь уничтожить меня и со мной монархию. Знаете, Шарлотта, возможно, недалекая женщина, но в душе она добрый человек. Она не заслужила того, чему вы ее подвергли. Не заслужил этого и Майкрофт. — Он помолчал секунду или две. — Вижу, что вы даже не считаете нужным опровергать это.

— У меня нет комментариев. Вы ничего не можете доказать.

— А мне и не нужно доказывать. Себе, во всяком случае. Видите ли, Урхарт, вы использовали тех, кого я люблю, в качестве половой тряпки, о которую вытираете ноги на вашем пути по сточным канавам. А теперь вам захотелось втоптать в грязь и меня. Я этого не допущу.

— Вы ничего не сможете сделать. После этих выборов монархия не будет играть никакой политической роли.

— В этом, премьер-министр, у нас нет разногласий. Мне стоило немалых усилий признать очевидность того факта, что идеалы, которые я пытался защитить, те стремления, которые я хотел сделать достоянием всех, все то, чем я занимался последние месяцы, — все это политика. Печально, но так. Если я высказываюсь публично, пусть даже о погоде, это политика. Нет разграничительной линии.

— Наконец мы начали умнеть.

— Я — да. Не уверен, что это относится и к вам. У меня долг, почти Божественный долг, делать все, что я могу, чтобы защитить монархию. Я одинаково предан и себе, и тем вещам, в которые верю. Однако совести неуютно под современной короной. Вы позаботились об этом.

— Об этом позаботится народ.

— Возможно. Но не 14 марта.

Урхарт непроизвольным жестом вытер ладонью рот.

— Вы испытываете мое терпение. Это произойдет 14 марта.

— Этого не случится, потому что вам придется отложить роспуск парламента ввиду неожиданных обстоятельств.

— Каких обстоятельств?

— Моего заявления об отречении.

— Еще одна из ваших дурацких шуток?

— Я не пользуюсь репутацией шутника.

— Вы отрекаетесь от престола? — Урхарт впервые почувствовал, что почва уходит у него из-под ног. Его челюсть слегка задрожала.

— Чтобы защитить монархию и мою совесть. Чтобы сразиться с вами и вам подобными всеми доступными средствами. Это единственный выход.

В его словах безошибочно просматривалась серьезность, которая всегда была слабым местом этого человека, и полная неспособность скрыть свою честность. В глазах Урхарта блеснул огонек: он пытался представить политический расклад и ущерб, который отсрочка нанесет его планам. Он все равно возьмет верх, ведь так? Парламент народа против монархии. Ему придется на неделю сдвинуться по календарю, даже если выборы придутся на Страстной четверг — подходящий день, чтобы задать королю вздрючку. Если только… Боже, ему вовсе не хотелось занять место Маккиллина в качестве лидера оппозиции. Нет, это было бы не смешно.

— Какую роль вы собираетесь сыграть в избирательной кампании? — В его голосе теперь звучала неуверенность.

Самую скромную. Я буду говорить о вещах, которые меня волнуют: о бедности, об отсутствии перспектив для молодых. О проблемах городов и бедственном положении с окружающей средой. Я попрошу Дэвида Майкрофта помогать мне. У него талант к рекламе, вы не находите?

Настроение короля переменилось, постоянное напряжение, казалось, покинуло его лицо. Он стал мягче, словно его никогда не мучили ночные кошмары и чувство вины. Казалось, он почти любуется собой.

— Но все, что я буду делать, будет делаться с крайней щепетильностью. Я не собираюсь вступать ни в личную конфронтацию, ни в дебаты с вами. Хотя подозреваю, что другие будут менее брезгливы.

Он подошел к кнопке, спрятанной за одной из оконных штор, и нажал ее. Почти немедленно дверь отворилась и в комнату вошел… Бенджамин Лэндлесс.

— Ты!

— Я. — Он кивнул. — Давненько не виделись, Френсис. Словно век назад, и совсем в другом мире.

— Занятная парочка — король и деревенщина вроде тебя.

— Нужда не тетка.

— Полагаю, ты возьмешь на себя печатание и распространение королевских писаний.

— Возможно, Френсис. Но ими я не ограничусь.

Тут Урхарт заметил, что Лэндлесс держит что-то в руке. Пачку листов бумаги?

— Фотографии, Френсис. Ты ведь слышал о фотографиях, правда?

Лэндлесс протянул их Урхарту, который взял их, словно отравленный кубок. Он разглядывал их в полном молчании, не имея сил пошевелить языком, даже если у него и нашлись бы слова.

— Похоже, что такого рода вещи начинают входить в моду, вы не считаете, сир? — спросил Лэндлесс.

— К сожалению, — отозвался король.

— Ты, конечно, узнал свою жену, Френсис. Другой, который внизу, — прости, сверху на том снимке, который ты держишь, — итальянец. Ты, возможно, знаком с ним. Поет или что-то в этом духе. И как следует не задергивает занавесок.

Руки Урхарта тряслись так, что снимкам грозила реальная опасность вывалиться из них. С гневным криком он смял их и швырнул на пол.

— Я отрекусь от нее! Люди поймут и будут на моей стороне. Это не имеет отношения к политике!

Король не удержался и презрительно фыркнул.

— Искренне хотел бы верить, что ты прав, Фрэнки, — продолжил Лэндлесс, — но меня гложут сомнения. Людей, скорее всего, потянет блевать, когда они узнают о собственных твоих шалостях на стороне.

— Что ты имеешь в виду? — В глазах Урхарта появилось загнанное выражение.

— Я имею в виду некую молодую и очень привлекательную даму, которую не только, часто видели на Даунинг-стрит с тех пор, как ты перебрался туда, но и которая недавно сорвала огромный куш на спекуляциях с валютой. Люди могут подумать, что она знала нечто, не подлежащее разглашению, или кого-то, кто такими сведениями располагает. Или ты и от нее отречешься тоже?

Щеки Урхарта внезапно опали, и слова с трудом слетали с дрожащих губ.

— Откуда ты?.. Как ты мог узнать?..

Огромная медвежья лапа легла на плечи Урхарта, и Лэндлесс понизил голос до заговорщического шепота. Словно поняв намек, король отошел к окну и повернулся к ним спиной, углубившись в созерцание своего сада.

— По старой дружбе открою тебе маленький секрет. Видишь ли, старина, она была не только твоим партнером, но и моим. Должен поблагодарить тебя: я хорошо заработал на валютных передрягах, вовремя избавившись от фунтов.

— В этом не было нужды. — Выпучив глаза, он хватал воздух ртом. — Ты мог бы сделать это и с моей помощью…

Лэндлесс смерил собеседника взглядом с головы до ног.

— Не-а. Боюсь, что ты не в моем вкусе, Френсис.

— Но почему, Бен? Почему ты все это сделал со мной?

— Сколько причин тебя устроило бы? — Он поднял ладонь и принялся загибать коротенькие толстые пальцы. — Потому что ты явно получал удовольствие, смешивая меня с дерьмом. Потому что премьеры приходят и уходят — вот и ты скоро уйдешь, — а королевская семья остается.

Он кивнул своей огромной головой в сторону спины короля.

— И больше всего, наверное, потому, что он пригласил меня вот такого, какой я есть, страшного серого Бенджамина из Бетнал Грин, и не смотрел на меня сверху вниз. А для тебя и твоей высокородной и знатной жены я рылом не вышел.

Он повернул свою кисть согнутыми пальцами вверх, так что она стала напоминать когтистую лапу.

— Вот поэтому я держу тебя за яйца и буду держать так крепко, как только смогу.

— Но почему, почему? — не унимался Урхарт.

Лэндлесс сжал свой кулак.

— Потому что они здесь, Френсис. Потому что они здесь. — Он хихикнул. — Кстати, о птичках. У меня хорошие новости о Салли.

Урхарт смог только вопросительно поднять свои скорбные глаза.

— Она ждет ребенка.

— Не от меня! — выдавил из себя Урхарт.

— Да уж, конечно, не от тебя. — Тон Лэндлесса, прежде снисходительный, стал презрительным. — Похоже, что ты не мужик ни в каком смысле.

Так он знает и об этом тоже! Урхарт отвернулся от противника, пытаясь скрыть свое унижение, но хватка Лэндлесса была мертвой.

— Она обвела тебя вокруг пальца, Фрэнки. И в политике, и в постели — везде. Тебе не следовало использовать ее. Такие мозги и такое тело — и ты отбросил это прочь.

Урхарт мотал головой, как собака, которая пытается избавиться от ошейника.

— У нее новая работа, новые клиенты, новое состояние. И новый мужик. Для нее началась другая жизнь, Фрэнки. И потом ребенок… ты знаешь, как женщины относятся к таким вещам. Ах да, ты не знаешь, так поверь мне на слово. Она редкая и очень счастливая женщина.

— Кого? Кого она… — Похоже, он не мог выговорить это слово.

— Кого она предпочла тебе? — Лэндлесс хмыкнул. — А ты идиот. Ты до сих пор не видишь?

Все тело Урхарта сжалось, плечи его опустились, а рот открылся. Он не мог, он был не в состоянии принять это.