Москва-матушка - Аркадий Крупняков

—      Это хорошо. Пусть ссорятся латинпы... Теперь скажи о главном.

—      Мои друзья, живущие в Кафе, сообщили мне, что братья твои Нурдавлет и Хайдар дважды были во дворце консула. Пи­сец консула, жадность коего не имеет границ, за большую цену со­общил мне о беседах Хайдара и Нурдавлета с консулом, а также с главным синдиком Кафы. Мне неведома мысль твоих братьев, но Хайдар просил консула о помощи в случае, если теперешний хан расстанется с этим суетным миром и если один из братьев вступит на престол.

—      Что же им ответил Большой кафинеи?

—      Консул сказал, что Менгли-Гирей молод, а Нурдавлет и Хайдар гораздо старше его... Потом он добавил: «Старики уходят из жизни обычно раньше молодых». После этих слов консул удалил письца, из палаты, и мне неведомо, чем кончился разговор. Но мне известно другое, о светлейший, мудрый хан: вечером, вскоре после ухода братьев, в личную кассу консула поступил мешок золота.

—      Как велик мешок? — нервно спросил Менгли.

—      Там было ровно три тысячи монет.

—      Сейчас ты поедешь в Кафу и будешь ждать моего человека. Он привезет тебе десять тысяч золотых и письмо. Письмо гы пере­дашь жене Большого кафинца, и если она спросит еще и второе письмо, отдашь ей деньги. Взамен получи ответную бумагу и пере­дай человеку, принесшему золото.

—      Слушаю и повинуюсь,— ответил Ионаша.

—      У тебя еще есть новости?

—      Высокостепенный хан! Позволь донести до твоих ушей мой совет.

—      Говори.

—      В горах появилась шайка разбойников. Атаман их носит имя Сокол. Говорят, раб, убежавший из неволи. Шайка растет день ото дня. Я помню твой гнев, когда ты узнал о разбойнике Дели-Балге, и потому решился поведать тебе об этом. Слухи о шайке Дели- Балты внушают в сердце каждого путника только страх, тогда как имя Сокола все рабы и невольники произносят с надеждой в душе. Он во сто крат опаснее Дели-Балты, и потому шайку надо разо­гнать. Прости меня, могучий и великодушный, за дерзость, за то, что я осмелился подать тебе совет.

—      Бей Ширин жаловался мне, будто какие-то лесные люди от­няли у него ясырь и сожгли дворец. Может, это Сокола дело?

Менгли-Гирей встал с подушек и долго ходил по комнате. Затем он подошел к Ионаше и повелительно сказал:

—      Твой совет не зрелый. Слушай слово мое: совершив все в Кафе, ты пойдешь к Соколу и станешь жить с ним в горах. Узнай, что там за люди, посмотри хорошо в душу атамана, нельзя ли сде­лать из него друга. Это будет зависеть от тебя. Ты понял меня?

—      Аллах велик в небе, хан на земле. Законно и свято каждое слово его,— смиренно ответил Ионаша и покинул комнату хана.

И снова ужом прополз в кабинет седой слуга.

—      Халиль-бей появился во дворце. Он молит о свидании с ве­ликим ханом. Когда впустить его?

—      Скажи ожидающим приема, что хан утомился, и пусть они идут по своим делам. Ширина проси ко мне.

—      И еще Джаны-Бек просит позволения предстать перед очами могучего.

—      Зови обоих.

Халиль и Джаны вошли вместе и встали перед ханом рядом. Приложив руку к сердцу и голове, они вознесли славословие ал­лаху и хану. Менгли указал им место: одному направо, другому палево.   _             .

Потом сурово посмотрел на Джаны и спросил:

—      Где голова презренного айдамаха Дели-Балгы, осмеливше­юся грабить на дорогах в моем ханстве?

—     Тень милости божьей на земле, о великий и справедливый, выслушай своего слугу. Дели-Балта не пойман только потому, что кто-то помогает ему. Я больше месяца охотился за этим шакалом.

—     Воля хана будет выполнена — я пошлю голову Дели в Сол­дат в самое ближайшее время,— произнес Халиль-бей.— Хватит говорить о нем. Я прибыл перед святые очи хана, чтобы ответить на другой вопрос. Устами хана Джаны-Бек спросил меня — не за­стоялись ли мои кони, не разучились ли мои воины сидеть в седле? Я отвечаю доблестному владыке моему — я хоть завтра готов выс­тупить, пусть только великий скажет, куда.

—     Мне донесли недавно, что старый Ахмат, хан Золотой Орды, собрался в набег на русские земли. Поведали мне также о замыс­лах иных, которые вынашивает этот презренный. Ахмат заключил союз с Казимиром и после набега на владения Ак-бея1 хочет уда­рить нам в спину. Тому не бывать. Мы не станем ждать этого. Как только воины Ахмата уйдут к Москве, мы разнесем его столицу на кончиках наших копий. Будьте готовы. Первыми пойдут твои вои­ны, Халиль-бей, и только тебе перепадет лучшая добыча.

Халиль почтительно склонил голову в знак согласия.

—     Позволь, великий хан, обратиться к тебе за помощью.

—     Говори.

—     Ты знаешь сына моего, Алима?

—     Знаю. Хороший джигит.

—     Молод и глуп еще. Увидел недавно на базре дочь русского купца из Сурожа и вздумал похитить ее. Его взяли в плен и заклю­чили в крепость. Как быть теперь, посоветуй.

—     Ты не просил милости у консула ди Негро?

—     Бесполезно, великий хан. Алим не назвал себя, и мне нет смысла обращаться к консулу.

—     Если выкупить его?

—     С ним его друзья, и он не выйдет один. Выкупить всех нель­зя—дело уже оглашено, и сына ждет суд. Только твое слово мо­жет помочь мне в моем горе.

—     Приготовь мешок золота, и я дам тебе добрый совет...

—     Будь счастлив, мудрый и великодушный,— в один голос про­изнесли Халиль и Джаны и, кланяясь, вышли от хана.

У старого фонтана они разошлись.

Ширин-бей пошел в свой дом, построенный при ханской столи­це, а Джаны свернул в проход под большой мечетью. Здесь он пе­реждал немного, а потом снова вернулся во дворец.

* Ак-бей (тат.) — белый князь. Имеется ввиду Иван III.

Глава двадцать первая

У ХОЗИ КОКОСА

...Иван III искал дружбы у хана посредством... Хози Кокоса, жившего в Кафе... Отправляя в Крым Бекле­мишева, князь повелел ему заехать в Кафу...

Н. М. Карамзин.

небо над Кафой затянуло густыми обла­ками.

По городу мерными шагами ходили стражни­ки, стучали в окна домов и предупреждали жи­телей, чтобы через час гасили огни. Так повелел Устав, и те, кто его нарушал, сурово наказыва­лись. Через час после тушения огней запреща­лось также выходить из домов, и хождение по городу прекращалось. Поэтому Деметрио ди Гу- аско очень спешит.

До запретного часа ему нужно разыскать со­лидную сумму денег, и надо торопиться.

Кончета помогла молодому ди Гуаско встре­титься с консулом Кафы. Антониото ди Кабела принял Деметрио ласково, сразу же прочитал жалобу на консула Солдайи и обещал семье Ан­тонио ди Гуаско всяческую поддержку.

— Я бы хотел, мой дорогой, чтобы ты встре­тился с главным синдиком города,— сказал в конце беседы консул.— Неплохо, если и он узна­ет о самовольстве Христофоро ди Негро. Я ска­жу синьору синдику, чтобы он принял тебя завтра утром.

Деметрио был не настолько глуп, чтобы не понять цели встречи с синдиком. Ему тоже нужно дать по крайней мере не меньше по­ловины того, что дано консулу. Если Деметрио не сделает этого,— отец назовет его олухом и идиотом. Но где взять хотя бы тысячу сонмов?

Это еще не все. Сегодня в доме Кончегы собираются самые знатные и самые богатые генуэзцы на веселую вечеринку. Пригла­шены первые красавицы города, нанят оркестр, будет там и сам ди Кабела. Явиться без денег в такое общество —это значит уро­нить себя в глазах городской знати, бросить тень на светлую фами­лию ди Гуаско. Молодой человек весь вечер носился по городу, по­сещая друзей, но тщетно. Оставался единственный выход — идти к ростовщику. Запретный час приближался, и Деметрио почти бе­гом направился на улицу Семи Святых к известному всей Кафе и за ее пределами ростовщику и меняле Хозе Кокосу.

Только у Хози Кокоса и нигде больше можно взять под залог необходимую сумму, никто, кроме Хози Кокоса, не сможет обме­нять дукаты на рубли или пиастры, на звонкую кафинскую монету, без которой ни жить, ни вести торговлю в черноморских колониях нельзя...

Деметрио прошел по узкой, мощенной плитами улице, которая огибала храм св. Агнессы, и очутился в переулке. В нескольких ша­гах он увидел высокий забор из каленого кирпича. Перед калиткой с толстыми дубовыми дверями висел кусок чугунного баллистера, рядом с ним буковая колотушка. Деметрио постучал по баллисте­ру, и вскоре открылось окошечко, проделанное в калитке. Слуга, увидев, что посетитель один, осторожно отворил калитку и провел Деметрио в дом.

Деметрио приоткрыл дверь в комнату. Хозя Кокос сидел за сто­лом. На голову ростовщика была плотно натянута черная потер­тая ермолка, из-под которой свешивались длинные пейсы. Бороден­ка Хози, слегка растрепанная, росла только на подбородке, остав­ляя открытой всю нижнюю губу. Хозя сидел не шевелясь, и ни один мускул на его лице не двигался. Так же неподвижны были и глаза, безучастно смотревшие на стоявшую перед ним пожилую женщину, богато одетую и всю в слезах. В ней Деметрио узнал Джулию — супругу могущественного консула Кафы. Жена Антониото ди Ка- белы, ломая руки, умоляла ростовщика о чем-то. Это было настоль­ко любопытно, что Демо, забыв всякую осторожность, снова при­крыл дверь и прильнул к щели. Теперь он не видел и явственно слышал голос Джулии.