Жрица голубого огня - Кирилл Кащеев

– Спасаться надо, люди! – жутко выдохнул Белый, на вытянутых руках вскидывая безвольное тельце Нэлэнчик к потолку. – Не то всей слободой пропадем!

В повисшей оглушительной тишине слышались сдавленные, боязливые рыдания женщин. Держа спящую девочку на поднятых руках и задрав голову к потолку, будто глядя сквозь закопченные бревна в звездное небо, шаман величественным шагом двинулся к двери. Слобожане метнулись в разные стороны, освобождая проход…

– А вы знаете, как остановить нижнюю албасы? – с любопытством спросил мальчишеский голос.

Занесший было ногу шаман замер на мгновение, словно надеясь, что застрявший в проеме тощий тринадцатидневный мальчишка сам опомнится и уберется с его пути. Но мальчишка только с интересом разглядывал его блестящими от любопытства глазами. Понимая, что выглядит глупо с задранным подбородком и воздетыми вверх руками, шаман нехотя опустил взгляд на мальчишку.

– А ты кто такой, что спрашиваешь?

– Я… – обстоятельно начал было тот, но тут вмешался второй паренек в дорогой кожаной куртке с блестящими бляшками из настоящей стали:

– Из тундры он! Ученик тамошнего шамана! Сюда того… опыта приехал набираться! Учиться!

Глядящая сквозь колеблющиеся воды Реки Аякчан увидела, как Донгар на мгновение отвел глаза от спящей на руках у шамана Нэлэнчик, чтобы бросить на Хакмара недовольный взгляд – похоже, этому малодневному Великому Черному так же приятно выдавать себя за ученика шамана, как Хакмару прикидываться подмастерьем кузнеца! А вот Аякчан никогда не стыдилась быть ученицей Храма! Ну-у… по крайней мере до того, как ей объяснили, что она этот Храм и основала!

– Ты девочку усыпил? – голос белого шамана звучал до странности глухо – может, воды Великой реки так искажали звук. – Вовремя, вовремя… Помог… Легче будет… Всем. А сейчас… шел бы ты лучше отсюда, а, парень? – вдруг просительно сказал шаман. – Ну знаю я, как остановить албасы… только мал ты еще такому учиться!

Аякчан вдруг поняла – врет Белый! Нет, не врет… И снова не так! Ни в одном слове вранья не было, но где-то в глубине, в дыхании, в тени, в голове, под сердцем этого Белого таилась ложь чернее самой черной Ночи.

А страшный черный шаман, недоделанное исчадие Нижнего мира Донгар Кайгал расплылся в счастливой, совершенно детской улыбке и радостно толкнул Хакмара локтем:

– Слыхал? Мы-то перепугались, а городской шаман – р-раз! Ночь пришла, камлать не может, а средство против албасы все едино знает! Господин Белый, уж не гоните! – И Донгар закланялся, как деревянная кукла.

Городского шамана искренний восторг тундрового мальчишки вовсе не порадовал.

– Смотри, как бы ты нынче о шаманстве не узнал больше, чем хотел! – рыкнул он и уже без всякой торжественности ринулся к дверям со спящей девочкой под мышкой.

«Донгар, он врет, врет, он что-то недоброе задумал, ну как же ты не видишь, ну ты же черный шаман, должен зло на полет стрелы чуять!» – похоже, даже не осознавая, что белый шаман с девочкой на руках там, в Средней земле, а она здесь, в междумирье, Аякчан ринулась за ним следом – прямо по поверхности Великой реки. Темные воды пружинили под ногами, как лесной мох, но она не обращала на это внимания. Она бежала, стараясь не потерять процессию из виду.

Быстрым размашистым шагом шаман шел вдоль погруженной во мрак улицы. Люди, как черные тени Нижнего мира, в полной тишине выскальзывали из домов, присоединяясь к безмолвной процессии – мужчины, женщины, старики… И ни одного ребенка, кроме спящей на руках шамана Нэлэнчик. В темных водах реки Аякчан удавалось разглядеть то напряженное, будто выхваченный из ножен клинок, лицо Хакмара – похоже, тот тоже не доверял здоровяку-Белому, – то улыбающегося Донгара, аж светящегося от облегчения. Аякчан вдруг отчетливо поняла, как боялся мальчишка-шаман сам, без поддержки, встречаться с нижней албасы, уже утянувшей не одну душу, и как теперь он рад, что есть другое средство, другой способ, не надо быть героем, кто-то другой, большой и сильный, спасет девочку вместо него…

«Но он же врет, этот Белый врет, как же ты не видишь, Великий Черный, ну что ж ты за телок такой доверчивый!» – хотела закричать Аякчан.

Впереди мелькнула невысокая ограда белого дерева… Аякчан поняла – это же то, что Донгар называл «специальным местом»!

– А зачем это мы на кладбище идем, господин белый шаман? – крайне неприятным голосом вдруг спросил Хакмар, оглядывая беспорядочное нагромождение деревянных помостов, на которых громоздились вытесанные из цельных стволов дерева ящики с покойниками, кое-где перемежающиеся с грубо обтесанными ледяными надгробиями.

Не оглядываясь на мальчишку, шаман молча двинулся вперед.

– Должно быть, земля нужна, землей нижнюю останавливать будет, – продолжая восторженно скалиться, пробормотал Донгар.

– Не больно-то земля ее в прошлый раз остановила, – не сводя с широкой спины шамана полных подозрения глаз, буркнул Хакмар.

– А может, духов предков о помощи попросит, – в голосе Донгара наконец зазвучало сомнение. – Только как, однако, попросит – не камлая-то?

Шаман вдруг замер, будто споткнувшись.

В междумирье на Великой реке запыхавшаяся Аякчан остановилась, прижимая руку к готовому выпрыгнуть из груди сердцу, и прищурилась, пытаясь разглядеть в колеблющейся воде то, что заставило шамана замереть.

Белый стоял на самом краю выкопанной ямы. Рядом грудой валялись испачканные землей деревянные лопаты. Аякчан вдруг почувствовала, как во рту у нее стало сухо, будто она тысячу Дней не пила! Яма была маленькой! Как раз для… как раз для…

Шаман размахнулся – и швырнул Нэлэнчик в яму! Резко развернулся… и громадным кулачищем влепил в челюсть стоящему позади него Буте. Глаза кузнеца закатились, коротко хрюкнув, отец Нэлэнчик осел на землю. Шаман сгреб в охапку с воплем ринувшуюся к дочери Ингаму и отбросил ее в сомкнувшуюся над ней толпу.

– Закапывайте, люди, закапывайте! – рявкнул он. – Закапывайте, не то всей слободой пропадем!

Первые комья земли упали на грудь спящей девочки.

– Вы что делаете, люди! – истошно завопил Донгар, пытаясь вырвать лопату у здоровенного мужика. – Она ж ребенок!

Сильный толчок в грудь отшвырнул мальчишку под ноги Белому.

– Не лезь, парень, – мрачно буркнул мужик, продолжая споро орудовать лопатой. – Она-то ребенок, да у нас-то свои дети есть, коли ее в живых оставить – и ей конец, и нашим пропадать!

– Ты хотел знать средство против нижней албасы? – глядя сверху вниз на распростертого у его ног мальчишку, тихо сказал взрослый шаман. – Нет от нее другого спасения, кроме как помеченного ею человека живьем в землю закопать – тогда ни родичей его, ни селения ей не найти! Учись, парень! Вот что значит быть белым шаманом – селение любой ценой спасать, ясно?!

Взрослый шаман еще бормотал что-то нравоучительным тоном, но голос его вдруг начал подрагивать и срываться. С мальчишкой происходили странные изменения. Очертания его тела жутко, неузнаваемо изломались, будто лежащее на земле существо было вовсе и не человеком! Будто некая чудовищная тварь, тощий паренек подобрал под себя многосуставчатые руки и ноги – и коротким упругим толчком взвился с земли. Перед оцепеневшим от мгновенного, одуряющего ужаса белым шаманом появилось блеклое и ноздреватое, как творог из оленьего молока, лицо. Бурлящие алым огненные провалы, открывшиеся на месте глаз мальчишки, вперились в него.

– Но я-то не Белый! – выдохнул жуткий, как рев поднимащегося чэк-ная, голос. – Я – Черный!

И пылающие, как жадное Пламя, пальцы сомкнулись у Белого на горле.

– Да ваши дети б от стыда сгорели, узнай они, какие у них родители! – разнесся яростный голос Хакмара, и в самозваных могильщиков врезался вихрь сверкающей стали.

Здоровяк кузнец небрежно отмахнулся от налетевшего на него парня – этот еще лезет, маловат пока взрослых мастеров учить! Перед глазами блеснула сталь – и кузнец замер, изумленно уставившись на перерезанный, будто камышинка ножом, толстый черенок лопаты. Дерево почернело, словно побывало в Огне, и над ним клубился слабый дымок. Оголовье меча с хрустом въехало кузнецу по зубам. Тонкая, затянутая в черное мальчишеская фигура промелькнула над ним, в прыжке с силой оттолкнувшись от упавшего на колени мужика. Вооруженный мечом парень приземлился прямо на чью-то голову. Вскочил, взмахом клинка отбивая удар длинного ножа – лязгнула сталь, сверкнули искры, и нож переломился у рукояти.

– Да что вы за кузнецы – сердечник в ноже ни к какому кулю! – рявкнул Хакмар, и заточенное острие его меча полоснуло нападавшего по руке. Рукав толстой меховой парки распался надвое, будто был сшит из тончайшего Огненного шелка, и незадачливый боец шарахнулся в сторону, скуля и зажимая располосованную ладонь.