Золушка и Дракон - Елена Михалкова

В середине повествования Макар перестал рисовать. Он нахмурился, выбил барабанную дробь по подоконнику. Выложив все, что помнил, Бабкин выдохся и некоторое время сидел молча, ожидая реакции Илюшина.

– Серега, – помедлив, спросил Макар, – скажи мне, а как она выглядит? Жена художника?

Бабкин замялся.

– Ну… невысокая, глаза голубые, волосы такие… светлые, пышные. Маленькая очень…

– Я понял, понял, что маленькая. Фигура у нее какая?

– Худенькая она, вроде…

– «Худенькая вроде», – сердито передразнил Илюшин. – И это описание я слышу от бывшего оперативника! Невысокого роста и худая – а лет ей сколько? Не паспортный возраст, а на вид!

Сергей задумался.

– Зададим вопрос иначе, раз этот поставил тебя в тупик, – снизошел Макар. – Лицо юное? Детское?

– Да, можно и так сказать, – подтвердил Бабкин, все еще не понимая, к чему ведет Илюшин.

И вдруг прозрел.

– Ты что, думаешь… – начал он, поднимаясь, словно вырастая над Макаром, – думаешь, он может…

– Я ничего пока не думаю. Но то, что твой шизофреник выбрал жену, похожую на девочку-подростка, – это несомненно. Да сядь ты, в конце концов! Если он за все годы брака ее не убил, то с чего ему делать это сейчас?

– Ты знаешь с чего, – Сергей все-таки сел. – История повторяется. Там было два похищения, а на третий раз убийство, теперь может быть три похищения, на четвертый раз убийство!

– То убийство, я уверен, не было преднамеренным! – возразил Илюшин. – Случайность, сбой в плане! Мы с тобой только вчера это обсуждали!

– А если мы ошиблись? – прищурился Бабкин. – Если учитель не просто убил девчонку, пытавшуюся сбежать от него, а специально привел ее в лес и забил до смерти? Ведь он не просто так переключился с кукол на живых людей! Что, если ему для получения удовольствия требовалось идти по нарастающей? Ты знаешь, что с серийными маньяками так и бывает.

Медсестра осуждающе посмотрела на двух мужчин.

– У нас шуметь не надо! – строго сказал она. – У нас тут не бар!

– Мы больше не будем, – пообещал Илюшин и продолжил уже тише: – У тебя есть телефон девушки? Позвони и предупреди, раз так опасаешься за ее судьбу. Только сделай это аккуратно, чтобы не навести ни ее, ни Чайку на подозрения.

– Да нет у меня ее телефона! Я ей свой номер оставил, а у нее взять не догадался.

Макар разочарованно прищелкнул пальцами.

– Подожди, у тебя же должен быть номер Черниковой, – сообразил он. – Попроси ее, чтобы жена Чайки тебе перезвонила.

Сергей схватился за телефон.

– А еще лучше – не говори ей ничего, – добавил Илюшин. – Какими словами ты будешь предупреждать жену Чайки, чтобы она держалась от супруга подальше? «Уважаемая Лиля, ваш муж псих, не подходите к нему близко?» Лучше уговори ее уйти из дома, а через пару часов я сам приеду в пансионат и встречусь с ней.

Но Бабкин, не слушая, уже звонил Евгении Черниковой.

Их разговор успокоил его: выяснилось, что день «Рассвета» в самом разгаре и в нем участвуют практически все, включая Лилию Чайку.

– Я ее видела с час назад, – крикнула Евгения в ухо Бабкину. На заднем плане играла бодрая музыка и чей-то старческий голос азартно кричал: «Павлуша, давай!» – Не дотрагивайся до шаров! Это я не вам! Она на спортплощадке играла! Это я вам! Да обгоняй его, обгоняй! Это я не вам! Господи, да что ж за растяпа… Простите, это я снова не вам!

Закончив беседу, Бабкин почувствовал себя куда спокойнее.

– Я же говорил, что ты зря дергался, – рассудительно сказал Макар. – Тебе вредна эта беготня по потолку с налитыми кровью глазами. Сиди спокойно, все с девушкой в порядке!

Он встал, потянулся, внимательно посмотрел на Бабкина. Тот выглядел усталым, но вполне здоровым.

– Съезжу-ка я к следователю, – известил Макар. – К Мерзляеву. Нечего время тянуть. Поговорю с ним сам, пускай берутся за Чайку, пока он и впрямь кого-нибудь не угробил. Все, созвонимся.

Бабкин смотрел через окно, как он идет через больничный двор, подкидывая в ладони ключи от машины – мальчишка мальчишкой, больше двадцати пяти не дашь. Бабкин усмехнулся: «А ведь Мурзоеву не позавидуешь… Разделает его Макар как бог черепаху».

– Девушка, когда Владислав Степанович придет? – обратился он к медсестре. – Полтора часа жду.

– Он занят, – непререкаемым тоном ответили ему. – Ждите.

Лиля падала. Падала в темную нору, обернувшуюся разинутой рыбьей пастью, летела сквозь ледяную черноту воды. Свет уносился все дальше от нее, сужался в точку, и протягивать руки к нему было бесполезно – мрак завладел всем вокруг.

Она сделала что-то не то… что-то неправильное… Всего один стакан напитка со странным вкусом… Или это был шоколад… Наверное, все-таки сок: она устала и очень хотела пить. И побежала домой… Или нет?

Господи, этот мрак стирал ей память! Что с ней сделали? Куда она летит?

Перед глазами Лили вспыхивали видения: черные маски, беззвучный оскал хищной морды, выпученные глаза, с ужасом взирающие на нее с земляных стен. Или из воды… Лиля забилась, попыталась закричать, но с губ не сорвалось ни звука.

На секунду мир вокруг перевернулся, тело ее подбросило, словно от взрывной волны, но боли она не почувствовала. Маски и оскал исчезли, но все вокруг колыхалось, искажалось, словно она смотрела через толстое стекло. Где она? В стеклянной клетке? На дне? Провалилась в реку, что на полотнах ее мужа, и теперь останется вечной пленницей – смотреть с его картин, разинув рот в беззвучном вопле?

Мысли переплетались, путались. «А ведь он и дядю так же… Заточил, спрятал, и никто не узнает. Даже я… столько раз смотрела… и не догадывалась. Никто не догадывается… Вода, под водой смерть».

Смерть.

Взгляд Лили сфокусировался на чем-то блестящем, лежащем неподалеку от нее. Что это, гарпун? Рыбака, его владельца, море слизнуло вместе с лодкой, пережевало и выплюнуло останки на сушу, а вещицу заботливо утащило, припрятало на дне, куда опустилась и Лиля.

Водоросли, утонувший стул, обросший ракушками диван… Из подводных пещер выплывают рыбы, лениво шевелят хвостами, без удивления разглядывая лежащий на дне труп. «Почему труп? Я еще жива… Подите прочь, убирайтесь отсюда, не смейте! Не смотрите на меня так! Огоньки… Откуда здесь огоньки? Или это окна корабля? Утонувший корабль с тысячей мертвецов на борту…»

Лиля закрыла глаза, снова потеряв сознание.

…В лезвии ножа, принятом ею за гарпун, отражалась комната с десятками зажженных свечей на полу. В центре круга, образованного ими, лежала раздетая девушка. Человек, бросивший ее на пол, присел рядом, убедился, что она жива, и принялся быстро готовиться к тому, что должно произойти.

Нож. Свечи. Корзина с подгнившими яблоками. Цепочка, снятая с Веры. На память от Матильды ему остался дешевенький браслет… Человек выложил свои трофеи вокруг бесчувственного тела, оглядел получившийся натюрморт и остался доволен. Мертвая природа, и правда. Пока еще не совсем, но скоро будет.

Человек с усилием сдвинул тяжелый шкаф и старательно уничтожил следы своих действий. Грязь, крысиный помет – все пошло в дело. Оставались только лестница и магнитофон. Легкую лестницу он прислонил к люку, выбрался наверх и оставил его открытым. Прислушался к звукам, доносящимся сверху, и удовлетворенно улыбнулся.

Да, слышно будет хорошо!

Человек снова спустился вниз, проверил, устойчива ли лестница, и еще раз убедился, что все стоит на своих местах. Шагнул мимо тела – и вдруг остановился.

Лиля смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он знал, что она сейчас не в силах ни дернуться, ни закричать, но ему не понравилось, с какой легкостью она вышла из забытья. Или она во власти бреда и видит перед собой одно из порождений своей фантазии?

Как бы то ни было, следовало заканчивать с этим поскорее. Огромные голубые глаза неотступно следили за ним, и ее взгляд мешал сосредоточиться.

– Закрой глазки, – ласково сказал человек.

Лиля продолжала смотреть. Губы ее слабо шевельнулись.

– Кричишь… – понимающе улыбнулся человек. – Ничего, потерпи. Еще немного, радость моя, и все закончится.

Илюшин появился в больнице спустя всего полчаса.

– Это заняло меньше времени, чем я думал, – сказал он, но от рассказа ловко уклонился, сказав лишь, что все в порядке и Мурзоев проявил понимание.

Сергей вспомнил ленивую тушу следователя и подумал, что Илюшину удалось чем-то сильно прижать Мурзоева, чтобы тот «проявил понимание».

Слепота больше не нападала на него, но он устал ждать врача и устал от облезлой больницы и недружелюбной медсестры. К тому же ему опять хотелось есть: они с Макаром даже не успели позавтракать.

– Слушай, пойдем в кафе, – предложил он. – А то просидим здесь еще пять часов как дураки…

Илюшин согласился, и они прошли мимо медсестры, неодобрительно поглядевшей на них.

– А Владислав Степанович на операции! – крикнула она вслед сыщикам.